Войсковой священник отец Киприан-Пересвет

[показать]Священник прошел все российские "горячие точки".

Священник - сугубо мужская профессия. Отец Киприан - священник необычный: он прошел две чеченские войны. Был на передовой, ему приходилось сидеть с солдатами в залитых ледяной водой окопах, а потом отсыпаться в мокрой одежде на завшивленном солдатском постельном белье. Он выносил раненых с поля боя, не забывая о своих прямых обязанностях: исповедовал, крестил, отпевал и даже венчал. Освобождая ребят, он несколько раз был в плену, шесть раз его водили на расстрел. Чеченцы его называют братом, русские солдаты - батей.

Биография Киприана вписывается в коротенькую формулу, задекларированную им самим: сначала был воином, потом калекой, затем стал священником, потом - военным священником.

 

 

 

Жизнь мирская

Все вопросы о том, чем занимался отец Киприан до того, как стал священником, он резко пресекает: "Вы говорите о покойнике. Нет того человека, умер. При монашеском постриге мне дали другое имя, так родился Киприан... Но не думайте, я прекрасно все помню. Я помню тех людей, которым благодарен. И люди, принесшие мне добро, и люди, принесшие мне зло, каждый сыграл свою роль, сформировал во мне человека".

Однако кое-что все-таки можно узнать из беседы с монахом: он родился в Хабаровске, в ГУЛАГе, чудом выжил. "Лагерные дети были практически смертниками. Слава Богу, добрые люди нас сохранили и дали свою фамилию: они подделали документы и перевели нас из ранга детей врагов народа в категорию "брошенки". Нас перевезли из дома младенца на Дальнем Востоке в астраханский детский дом. Рядом со зданием была груша. Вот вкус и аромат груш у меня ассоциируется с детством...".

О дальнейшей жизни отца Киприана известно еще меньше. Говорят, он занимался коннымспортом, прошел Афганистан, получил инвалидность и поощрение в виде маленькой квартирки в Москве.

[показать]Второе рождение

Итак, отец Киприан "родился" в 1991 году, когда развалился Советский Союз. Монах утверждает, что именно это событие подвигло его к решению уйти из мира. В Суздале он принял монашеский постриг. В 1994 году был рукоположен в священники. В 1995 году стал игуменом. Когда началась первая чеченская, отец Киприан отправился на передовую. Но никогда не надевал ни каски, ни бронежилета. Когда он собирался в Чечню, думал, что будет там сто первым. Приехал - а там никого. Он оказался фактически первым настоящим войсковым священником после 1917 года. Неудивительно, что этот смелый человек, которого знают все прошедшие Чечню солдаты, стал легендой. У отца Киприана есть награды, часть которых из прошлой, а часть - из настоящей жизни.

Окопная церковь - "эксклюзивная идея" отца Киприана. Это специально модифицированный армейский разгрузочный жилет, где помещаются и малый водосвятный крест, и флакон со святой водой с самого Иордана, кадило, кропило, крестики, свечки, ладан и крестильный сундучок - в общем, все, что необходимо для того, чтобы совершать службы и обряды в окопах и даже на поле боя. Монах никогда не расстается с иконой Божьей Матери, которую ныне покойный разведчик Борода из софринской бригады вынес из горящего дома в Грозном и отдал священнику.

Когда отец Киприан рядом, солдаты чувствуют себя увереннее. На войне цепляются и за соломинку а тут такая двухметровая глыба! Есть даже поверье: если монах на операции, все пройдет успешно и не будет ни мертвых, ни раненых. У него даже есть свой позывной - "Боек-15". Чтобы ребята знали: Киприан с ними.

Фольга

Самые тяжелые воспоминания связаны у отца Киприана с днями, когда российские войска взяли Грозный. "Когда в Грозный вошла наша группировка, сумасшедшие люди ходили по городу. Это было страшное зрелище. Воздух, насыщенный пылью и гарью, был бурого цвета. Постоянно слышались взрывы, ведь улицы были нашпигованы взрывчаткой. С каждого этажа, из каждого подвала раздавались стоны раненых и умирающих. Помню мужчину, который взад-вперед возил тележку на колесиках, а в тележке - пачка газет, тапка, обгоревшая дощечка, какая-то тряпка.

Я ходил по городу с полковником Гариком Папекяном. Он оказывал нуждающимся помощь, я отпевал людей. Мертвых мирных жителей закапывали в каждом дворе".

Отец Киприан похоронил множество безымянных раздавленных и разорванных на части российских солдат, а некоторые останки вывез из Чечни, чтобы никто не осквернил могилы. Он сам разыскивал матерей, чтобы те могли забрать тела своих детей.

"Помню, после жесточайших боев и перед приездом высокого начальства приказали очистить город от сгоревшей техники. И все кинулись выполнять приказ и стаскивали в кучу "убитые" машины. А там, внутри, - сгоревшие экипажи, и всем на это наплевать. Я залезал в машины с целлофановым мешком и собирал
все, что оставалось: фаланги пальцев, куски лопатки, расстригал обгоревшие сапоги и доставал кости. И, главное, находил личные жетоны, чтобы все можно было прислать матери. Самое жуткое, что матери были довольны! В обычной жизни свои законы. На войне все меняется. ..

Часто встречались и раздавленные люди, которых буквально лопатой приходилось соскребать с земли. Это страшно. Или когда люди наступают на мины, не на растяжки, а на обычные противотанковые... И все это на деревьях, на кустах... Немерено таких. И я шел, шел, собирал все это...

И вот так случалось: на Северный прилетали борт или вертушка из Моздока. Выходили молодые ребята, одетые с иголочки, веселые, необстрелянные. А назад фольга идет, фольга...машинами, бортами фольга, "двухсотки" идут.

Ведь сразу на первую чеченскую контрактников, прошедших Афганистан, неохотно пускали. Там и многие командиры, и солдаты были "паркетные", без опыта. Когда я пришел на первую войну, вы думаете, там священник был нужен? Потом - да. Но в первую очередь нужен был боевой товарищ, который научил бы их оставаться живыми... Вторая "Чечня" другая, менее кровавая, профессиональная".

[показать]Рамадан

Неоднократно проходили сведения, что отец Киприан погиб. На войне много ситуаций, когда по логике выжить невозможно, но происходит чудо. Однажды на Рамадан батя заночевал в автобатальоне спасателей. Утром подъехали более ста вооруженных бандитов. Спасатели предлагали отцу Киприану уйти за гаражи, то есть фактически жизнь. Но монах остался, он вышел вперед. Православный священник поздравлял мусульман с праздником. Он говорил о кровавой и страшной истории двух мужественных народов и о том, что их столкнули. Он умолял: колонну нельзя трогать, там дети, спасатели, у которых нет даже оружия, так как они приехали оказывать гуманитарную помощь. Еще он желал чеченцам мира и добра. И мужчины, вооруженные до зубов, ушли, никого не убив и не взяв в плен. Буквально через полчаса появились старики и дети из соседнего поселка и принесли спасателям угощение: в Чечне принято в последний день Рамадана угощать гостей.

Мирное время

В перерывах между первой и второй "Чечней", в мирное время, отец Киприан не бросал ребят, прошедших войну. Он и сейчас продолжает навещать покалеченных войной ребят. "Это ребятам необходимо, ведь они вернулись из другого мира, из другого измерения. Даже физически здоровые на вид парни ранены войной. Война никогда не кончится в наших сердцах. Все, кто там побывал, - братья. И это не пустые слова".

У монаха есть еще одно обязательство: он постоянно дополняет книгу "Чечня, или Записки русского монаха",
написанную о войне, которую называет не иначе, как мафиозной разборкой на кремлевском уровне.

***

ОТЧЕ

На фронтах Чеченской войны хорошо знают войскового священника отца Киприана. Его приход — вся Чечня. Его паства — вся русская армия.
НА ВОЙНЕ ЗА СМЕРТЬ И ЖЕСТОКОСТЬ расплачиваются праведностью цели, преданностью делу и самоотверженной добротой к самому близкому человеку — соратнику, однополчанину. Без этой доброты к своему человеку — никуда. И на войне её больше, чем здесь, там она искренней, потому что всё предельно ясно: и смерть, и враг таятся за следующим укрытием.

[показать]Здесь, в мирных русских городах, трудно достичь той же любовной доброты к нашим воюющим солдатам. Сквозь телеэкраны ужасы и грязь войны мигом доходят сюда, а доброта теряется, чахнет и долетает до Москвы уже мутированной, извращённой. На РТР больше любят чеченских беженцев, чем наших солдат. На НТВ больше жалеют «свободолюбивых» мерзавцев, чем русских освободителей. И уже демжурналист смакует подробности «преступлений военных». И уже активистка из «солдатских матерей» надрывается в микрофон о «слабых солдатиках», желает запрятать их под свой подол, а под конец вдруг переходит на прославление врагов, жалит ядом русскую армию. Это не доброта, а трусость и предательство.

Если ты добрый — будь не в телестудии, а на передовой. Если хочешь оберечь солдат — встань с ними бок о бок в окопе. Если борешься с мерзостью войны — оставайся всегда со своими, никогда не предавай нашу победу или наше поражение. Стань святым на войне. Стань таким, как отец Киприан.

У отца Киприана за плечами — пятьдесят с лишком лет, но о прежней жизни — ни слова, только лишь: «Того человека нет. И мне за него не стыдно». В 1991 в Суздале Киприан принял монашеский постриг. Енисейское казачье войско на своём круге во время возрождения казачества России избрало его своим войсковым священником. В 1994 г. рукоположен во священники. В первые дни войны в Чечне оказался на передовой, но оружие в руки так и не взял и не носил бронежилета. Участвовал во многих операциях, но не как солдат, а без оружия. Киприан был первым и единственным на той войне войсковым священником. Стал легендой, шёл нарасхват, как талисман. Если в какой-то части он задерживался дольше обычного, то командиры других частей нервничали и требовали отдать отца Киприана товарищам. Всего на фронте в ту войну провёл два года. Побывал в плену у Хаттаба. Получил два ранения и контузию, а уже на новой чеченской ещё раз был ранен. В 1995 г. в Чечне у него появилось ещё одно имя — Пересвет. Имеет 14 правительственных наград. Единственный, кто награждён крестом на георгиевской ленте. Дудаев объявил его врагом чеченцев, заявив, что он будет обращать их в православие, но чеченцы называли его своим братом. А для российских солдат он был настоящим отцом. Батей.

[показать]ЕСТЬ ЛЮДИ, которым веришь безоглядно оттого только, что они внутренне чисты. Их дух прям и высок, и великая правда сквозит в каждом их слове. Таков отец Киприан. Он оратор не из умения говорить, а от силы убеждения. Кто слушал его речи, знает: безучастным остаться невозможно.

Был случай в середине девяностых, когда элитная лётная часть была на грани голодного бунта. Славные лётчики — не палачи, а воины, — они всегда ходили с гордо поднятой головой, потому что в первую Чечню никогда, ни разу не бомбили гражданские цели. Теперь профессиональныхофицеров, русских асов довели до предела, все написали рапорта об уходе, забаррикадировались, не пускали никого, даже родных командиров. Это означало: как минимум выбросят на улицу, бомжами, без профессии, пособий и льгот.

Командующий фронтовой авиацией генерал-полковник Антошкин, бескровный командир, не потерявший ни одного подчинённого за весь Афган, Чернобыль, Чечню, позвал отца Киприана: полетели, может, тебя послушают.

Пропустили. Выступал перед разъярёнными людьми, экспромтом. Говорил о великом русском воинстве, об офицерской чести, о священном праве военного решать судьбу своей страны. Клеймил тех, кто звал их, голодных и безоружных, на баррикады, под расстрел полицейских карателей. Просил терпения, ибо освобождение близко, предательскую власть скоро скинут. Вещал о будущем, о возвращённой армии славе, о победах русского оружия.

Послушали. Все взяли назад свои рапорта, и часть существовала, люди остались целы. И всё же её потом, «на законных основаниях», сократили под корень.

Дома у отца Киприана спокойно, мирно. Обстановка совсем простая: деревянные скамьи, настоящий гроб вместо кровати, кивот в углу — комнату свою Киприан называет кельей. Он показывает разгрузник для запасного боекомплекта — такие надевают под бронежилет, и в бой. Бог подсказал сделать из разгрузника настоящую окопную церковь. Всё необходимое носил с собой: мог и отпеть, и причастить, даже венчал два раза. Вот дорогой малый водосвятный крест. Вот флакончик святой воды из самого Иордана. Кадило, кропило — всё находится здесь.

И иконы. Две из них прошли всю Чечню. Одна икона была сделана специально для Киприана иконописцем Осетром из Суздали — икона ангела-хранителя. А вторую 14 января 1995 года спасла из огня, в Грозном, Софринская бригада. Так и стала икона — Софринская Божья Матерь. Разведчик по имени «Борода» передал её Киприану. «Бороды» нет уже, в 96-м погиб. Когда после войны встречались софринцы, Киприан рассказывал им про эту икону и про «Бороду», и в зале встала женщина, думали, мать его. Киприан поклонился, заговорил о всех матерях, а женщина сказала: «Я жена «Бороды»». Весь зал встал, плакали все.

[показать]Когда в 99-м отец Киприан снова в Чечню уехал, сразу взял икону с собой. И долго не мог поймать Софринскую бригаду. На марше иногда пересекались. И вот нашёл, наконец, приняли его — как домой вернулся. Благословил ребят иконой, вовремя, потому что часть бригады пошла на Грозный. Знал: Божья Матерь спасёт их. И его самого спасла, потому что после последнего ранения очень мог и не выжить: хорошо, офицеры быстро доставили, на себе перевезли.

О последнем ранении Киприан рассказывает неохотно. Был на «передке», где, в каком полку — не говорит: «Не желаю комполка подставлять. Он-то ни в чём не виноват, вообще на войне никто ни в чём не виноват, война без потерь не бывает.» Ещё боя не было. Вдруг на нашу позицию огонёк пошёл, ПТУР. Киприан тут же ребятам: «В укрытие!» — а они стоят, не понимают. Он давай их буквально сбрасывать в окоп, кто-то сам попрыгал. Всех закинул, сам уже на прыжок пошёл, и в этот момент… Говорят, в БМП его как впечатало. «Так, не ранение, контузия только. Шесть рёбер сломанных, ноги немножко, зубы вышибло.»

Спас ребят. «Да в первый раз, что ли? Я для этого там и нахожусь. Первое — это талисман: ребята видят, что батя рядом — значит, всё в порядке. Спокойно едут на задания, в колонне. Посмотрели на меня — успокоились, не отвлекаясь, выполняют свою воинскую задачу. Я с ними на задание хожу. Начали колонну обстреливать — потери «ноль» всегда. Рядом со мной нет потерь, даже трёхсотых. Но это разве ж я делаю? Это Господь, по вере даёт Господь. Господь творит чудеса небесные через нас. Вот ребята веруют — и уже Господь посреди них, это вера их и спасает. Я тогда не должен был выжить. Это ребята смотрели на меня, переживали, они поделились со мной своей жизненной силой, и поэтому я сейчас жив — из-за большой ответственности перед ними.»

[показать]ОТЕЦ КИПРИАН И СЕЙЧАС вспоминает ту войну беспокойно, всё заново проживает. О своём непосильном труде рассказывает безо всякой бравады. Улыбается только, когда о солдатиках русских говорит и офицерах: «Практически все солдаты принимали меня. Среди тысячи лишь два–три не хотели открывать своё сердце, чуждались. Но Господь с ними. И вот, для кого я был православным батюшкой, для кого боевым товарищем, а для кого — весточкой из дома, где их любят и ждут. Не батюшка, а батя. Который заслонит их собой и скажет смерти: «Отойди. Я не дам их. Ты сегодня здесь ничего не получишь.» И Господь даёт такую силу, и сам всё делает.

На войне Господь ближе, он среди нас. Там, на войне, такое происходит, что всё, что сказано в Евангелии, всё там и повторяется. Что такое война? Там каждый на ладони. Если ты трус, ты никогда не сыграешь в героя. Если ты мерзавец, не станешь добреньким. Там всё оголено. И я тоже — на глазах у всех. Не в зелёнке, а как священник.

Это очень сложно. Ведь я трус, как и все, я сделан из такого же мяса. Можно годами зарабатывать авторитет и лишиться его из-за одного неверного поступка. Были ли таковые? Да. Главная оплошность моя — старость. Много ран во мне, ещё с той жизни. И с первой Чечни тоже. А я лез туда, где очень трудно. И стать там обузой я не имел права. Приходилось быть героем.

Солдаты сделали из меня легенду. Я просыпаюсь простым человеком, и вдруг оказывается: есть такой легендарный Киприан, которому говорят: «Доброе утро, батя.» Или говорят: «О, батя прилетел!» — и не боятся больше ничего. И я должен срочно догнать того Киприана, чтобы оправдать их мужество, чтобы быть с солдатиками моими.

Три часа в сутки сон, по пятнадцать минут вразнобой. Потому что ночь — время исповеданий. От рядового до генерала приходят к тебе: исповедуй, батя! Война, смерть, постоянно присутствует опасность. Откуда силы у уставшего человека? Силу даёт Господь.»

На первой Чечне у отца Киприана был свой собственный позывной — «Як-15». Чтобы знали: он здесь, рядом. Всюду были знакомые — солдаты, офицеры, генералы, целые части. «Ведь что такое Чечня? Это же вся Россия здесь. Вся армия у меня — однополчане. Там, в Чечне, лучшие из лучших. Те, кто не стал увиливать от армии, кто нашёл в себе смелость от сытого стола уйти на войну.» Киприана приняли все: армия, все рода войск, ВВ, МЧС, погранцы. Части со всей страны: с Дальнего Востока, из Сибири, с Урала, из Европейской части — все прошли через него. Было такое очищение: рядом смерть, но ещё ближе — отец Киприан.

[показать]«Моя Родина — СССР, я — советский человек. Духовник Советской Армии. Советский Союз существовал и будет существовать: в каких границах, с каким названием — другой разговор. Я путешествую по всему Советскому Союзу, от части к части, не признавая границ.» Благодаря военной авиации, спасибо командованию, Киприан летает по России. Не бросает ребят до сих пор: не только целых и здоровых, но и калек, семьи их навещает. Кто не видит ничего, а лишь руку может пощупать — всё равно узнает: «Да это отец Киприан!»

И никогда отец Киприан не бросает мёртвых. Ещё в первой Чечне в одиночку, в немыслимыхусловиях отпевал павших — всего отпел пятьдесят тысяч наших солдат и офицеров! Своими руками похоронил их множество. Вывозил прах многих подальше из Чечни, чтобы враг не осквернил могилы. Места многих погребений не раскрывает до сих пор, храня точные топографические привязки, — такова защита от бизнеса на костях.

И здесь, в Москве, в своей келье Киприан ежеминутно вспоминает их, солдатушек павших: «Здесь в келье обитают души тех, кто ушёл в вечность. Тех, кого уже забывают, но никогда не забуду я. Поэтому моя служба очень длинная, длиннее многих служб, потому что я читаю несколько тысяч имён, вспоминая о каждом. По нескольку часов, два раза в день. Это же всё мои солдаты, мои друзья.»

В первую Чечню отец Киприан попал в плен к Хаттабу. Помнит его: упырь, мерзость, людоед. Неуравновешенный психически, просто больной человек. Неопрятный. С огромной ненавистью к православию, к России. Никакой он не верующий, не «воин Аллаха». Садист. Отцу Анатолию лично 38 ранений нанёс. Выводил на расстрел и Киприана: «Крикни «Аллах акбар!» — отпущу». Это кроме остальных издевательств и глумлений. «Бог меня спас, не нарушил я клятву перед Богом, и не дал Он меня убить.

Есть ли у врагов сила? Призрачная есть. Да, они уже стали профессионалами. И пока они думают, что за ними победа, — сильны. Но как только осознают, что победы не будет — бросают оружие. Они же сотнями уже в плен сдаются!

[показать]Российская армия сейчас выполняет миссию освобождения чеченского народа от международного бандитизма. Часто встречаюсь там с мирными чеченцами. Простые люди говорят мне всю правду. Многие с ненавистью начинают разговаривать, но уже через пятнадцать минут они другие: «Помогай вам Аллах! Возвращайтесь скорее, чтобы мир и у вас, и у нас был!» У меня много чеченцев друзей. Многие из них называют меня братом. Они — воины, и могут быть очень серьёзными противниками, но если чеченец друг — он никогда не предаст. С муллами встречался — «братья!». Но вот те муллы, что в бандитских отрядах были, — одна рука на Коране, другая на пулемёте, сам чуть ли не из Африки — ни Кавказа, ни обычаев не знает… Ну что это за мулла! Одни вопли «Аллах Акбар!» Настоящие мусульмане сначала могут пойти с ними, но потом очень быстро прозревают и отходят. Пропаганда замучила их, основанная на фанатизме и лжи. Что в первую, что во вторую Чеченскую.»

И ВОТ НОВАЯ ЧЕЧНЯ. 1999 год. Отец Киприан точно знает — война стала другой. «Россия помудрела, подготовилась, замечательные офицеры сохранили себя, сменился генералитет. Пришли наши ребята — в руководство Генштаба, в министерства. Пришли патриоты. Очень много на фронте видел я настоящих офицеров: командующие округами, дивизиями, полками — и вплоть до взводов. На командных пунктах генералы все одинаково хороши, больше впечатлений о них — от подчинённых, и наблюдений: ага, людей берегут, все солдаты сыты, в бронежилетах, в тепле, в чистоте — значит, хороший командир.»

А какая война страшнее? «Да обе страшные. Потому что ребята умирают. Рядом с тобой находится — тёпленький, живой, и может в любую секунду умереть, и не станет его, и мать заголосит. Ни о чём так не мечтаю, как о мире. Скорей бы уж победа. Устал терять солдатушек наших.» Вот что такое настоящая мечта о мире — не от позорного договора, а после нашей победы.

Чувства взять в руки автомат у отца Киприана не было никогда. «У меня своё оружие есть, оно ещё сильнее, чем автомат, зачем мне автомат. Я защищал ребят, как талисман. Я просто слуга Богу и народу, и делаю то, что по воле Божией, и только тогда, когда можно и нужно делать.

У меня другая задача: если кто-то что-то не так делает — подсказать. Слушается, авторитет у меня есть. Как-то Казанцев говорит: сейчас быстренько съездим на автомобиле туда-то. От охраны отнекивается. Тогда я подхожу и говорю: «Товарищ генерал, ваша жизнь принадлежит не вам, а Отечеству». Казанцев раздумал, взял боевое охранение, уехал.

Мои товарищи — генералы, заместители командующего группировки: по вооружению Недорезов и по тылу Московченко — посылали меня туда, где тяжелее. «Батя, поддержи наших, там худо!» Ехал на самый передок. А там мальчишки наши. Горы необъятные и чужие, кругом враг — и русские мальчишки на переднем крае стоят, не боятся. И Кавказ — им принадлежит.»



Были ли чудеса? «Был плен, и я жив. Везде, где бы я ни был, — солдатики в живых оставались. Ещё в 95-м ходили мы по Грозному вдвоём с полковником Папекяном, объясняли мирным жителям, где пункт оказания помощи, где захоронения, где воду можно взять, где хлебушек, где переночевать. И снайпер стрелял — в него и в меня. Пробил мне клобук, в сантиметре от головы. Чудо? Героизм? Это не героизм. Есть такая вещь — вера в Бога. Волос с головы не упадёт… В Урус-Мартане в 95-м попали в три засады, одна из них артиллерийская. Живы. Чудо? Или вот история с МЧС…»

Автобатальон МЧС стоял в ауле, на родине Дудаева, совершенно не прикрытый. И в последний день Рамадана боевики-смертники захотели подарок президенту своему сделать — уничтожить эмчээсовцев. Отец Киприан в то время с автобатальоном был. В карауле всего четыре ствола, необстрелянные ребята. Подъехали тридцать две машины, около 150 человек. Вышли оттуда боевики. Они готовы были уничтожить этих ребят, всех до единого вырезать, для того и приехали. «Я один папка у детей был в те минуты. Умолял Господа не допустить…» — вспоминает Киприан.

Вышел к бандитам. «Ну иды-иды, мы тэбя порежэм!» Вместо слёз и мольбы отец Киприан поздравил их с Рамаданом. Заговорил с ними о мире, о кровавой истории двух народов, о мафиозной разборке Кремля. Говорил об эмчээсовцах: «Там дети, они спасатели, они гуманитарную помощь оказывают!» А потом — снова о самих чеченцах: «Дай Бог, чтобы у вас цвели сады, чтобы дети резвились и их щебет не умолкал.» Киприан искренне желал им мира. И случилось чудо. Эти мощные, вооружённые мужчины, смертники-головорезы стояли недвижно и плакали. А потом они разъехались, а через полтора часа пришли старики и дети из соседнего посёлка и принесли эмчээсовцам угощения, как это принято в последний день Рамадана. Всё сделал Господь, Киприан тут ни при чём.

С КАКОЙ ЛЮБОВЬЮ говорит отец Киприан о Шаманове! «Я за таких командиров, как Шаманов. Он — легенда чеченской войны, истинный патриот России, за ним огромное будущее. Отец солдатам, они для него всё. Когда разведка попала в засаду, у него прихватило сердце. Это человек, с которым я вместе пойду вперёд, не оглядываясь. Шаманову можно доверять людей, Отечество, самого себя. А главное, Шаманов — настоящий русский воин, он больше всего созидатель мирных моментов. Настоящий воин должен меньше воевать, а дольше готовиться к войне. Чем больше готовится, тем меньше воевать приходится.

Что значит быть воином? Это состояние души, это смысл жизни человека, который в мирное время пашет, а если надо — берёт оружие и воюет за родимую землю. Как казаки — они в мирное время хлебушек растили, а от царя-батюшки только винтовку брали. Всё остальное сами. И защищать землю, и вскармливать её. Воин костьми не ложится. Он врага как следует «по щекам набьёт» и дальше пахать будет. Не надо мешать воину любить и охранять своё Отечество. Не надо мешать народу. Он всё сделает — сам, на своей земле.

Наш воин — это гражданин, один из лучших членов общества. И он не разделим с мирной жизнью. И армия наша народная — от зелёных мальчишек до седых стариков. Служить — за великую честь считать надо, если ты не нахлебник у Отечества своего. Недалёкие матери те, что считают за благо не пустить своего сына в армию.»

Отец Киприан не солдат, но знает войну, он видел её глаза и чувствовал смерть за плечом. «Война очищает. Это другое измерение. Когда солдатики приезжают на гражданку, они долго не могут адаптироваться. Не потому, что от мирной жизни отучились и могут, как мерзавцы всякие говорят, «только стрелять и убивать». Они прошли такое горнило, такую перековку. И попадая сюда, не находят здесь своих корней, становится отчуждёнными. Ведь кто возвращается? Человек, который понял смысл жизни. Возвращается человек, который знает цену жизни и хочет жить, больше всего хочет работать, мирно созидать. Он соскучился по плугу, станку, перу, кальке. А его воспринимают, как урода, как кучу мышц, приставленную к «пушке».

Жизнь отдать за Отечество может и фанатик. А вот прожить за Отечество, работать каждый день, не покладая рук, выполнять ежедневно боевую задачу, даже в мирное время, с нищенской зарплатой, под прицелом телекамер — это далеко не каждый может. Мы существуем не в подготовке к смерти, а в многообразии созидания. Не в саван заворачиваться надо, а жить ради людей, быть частью народа, жить с Россией вечно.»

«Сколько святых у Земли Русской! И все они молятся за нас. Господь берёт к себе погибших воинов — новомучеников. Смерти нет, ребята, — говорит отец Киприан солдатам, — а есть позор. Есть возможность не спасти свою душу. Честно воюйте и останетесь живы, а если вы уходите — то уходите в вечность, и там за нас молитесь. Мы с вами встретимся, это временное расставание. Новомученики русские — сколько их было во времена войн! За всю нашу историю, за все войны — сколько святых у Земли Русской! А мы — потомки этих святых, в нас течёт их кровь, в каждом из нас. Можно ли такой народ уничтожить? Нельзя. Это великая тайна России.

Хочу, чтобы униженным на своей русской земле не был русский человек. И вместе со всеми народами так же вольно жил. Своей мыслью, своей культурой. Перестал играть в игры по чужим правилам. Это наша страна. Небесная Россия уже победила, и она молится за нас, чтобы мы уравнялись: Россия земная с ней. Будущее наше прекрасно, только требуется от нас — быть вместе и созидать. Сейчас настолько мы разделены! Слава Богу, нельзя разделить небо — колышки некуда забить.»

Отец Киприан скоро вылечится и снова уедет на фронт. Потому что Россия — там сейчас. Там решается её судьба, там дерутся лучшие русские. Ничего с ним не будет, потому что он не принадлежит уже себе. Он — войсковой священник, его приход — вся наша армия. Вернётся к ней, глянет грозно вокруг, заслонит всех собою, скажет смерти: «Отойди!» С таким батей — разве ж можно не победить?!



Фронтовой священник

Киприан — первый в постсоветской России войсковой, окопный священник.
Воспитывался духовенством, верным церкви патриарха Тихона.
Принял монашеский постриг в 1991 году в городе Суздале — в иночество с именем Киприана, в честь Св. Блаженного Киприана, Суздальского чудотворца. Рукоположен в священники в 1994 году. Игумен с 1995 года.
С марта 2003 года — клирик Церкви ИПХ Греции.
На протяжении всех военных действий в Чечне (1994–1996 и 1999–2002 г.г.) добровольцем находился в боевых порядках, поддерживая Божьим Словом дух и патриотический настрой наших воинов. Крестил, причащал и исповедовал, хоронил и отпевал тысячи воинов и гражданских. Выносил на себе раненых во время боя. Освобождал людей из плена. Не брал в руки оружия и не надевал бронежилета.
В период мирных дней (1996–1998 г.г.) продолжал работать в войсках по всей России, а также с ветеранами «горячих точек» и их семьями, что активно делает и поныне.
Имеет ранения и контузии.
Освобождая наших воинов, сам был пленён террористами. Не смотря на пытки и имитации расстрела, не отрёкся от Православной Веры. Освобождён из плена боевыми товарищами.
Награждён боевыми наградами МО, МВД и МЧС.

Он — единственный, кто награждён Крестом священника на Георгиевской ленте.

За мужество воинами Российской группировки был наречён ПЕРЕСВЕТОМ.
Воины силовых министерств России ласково называют его — БАТЯ.

По Воле Божией закончил служение Киприан — Пересвет.
12 июня 2005-го года, в городе Санкт-Петербурге, он принял Постриг в Великую Схиму, став старцем схиигуменом Исаакием.
Но навсегда останется с нами — всё тот же Батя, который не представляет себя, своей жизни без нас, без вас, дорогие люди!
Он — войсковой монах-священник.
Его приход — все наши воины.
Он и сейчас постоянно творит свои спасительные молитвы — за мир и любовь, за то, чтобы не гибли люди, за победу добра над злом, за нас с вами, за Землю и Славу Русскую!