КАЗАЧЬЕ НАСЛЕДИЕ

С момента своего появления на Северном Кавказе беглые «сходцы» из селений и городов России оказывались в иноэтническом окружении. Это не могло не отразиться на бытовой культуре, образе жизни, внешнем облике и самом характере как ранних, так и поздних казачьих обществ Терека, Сунжи и Кубани.

Лидия Заседателева, доктор исторических наук

Одну из крупных по численности групп русского старожильческого населения на Северном Кавказе составляли терские казаки. В исторической литературе нет единого мнения о местах первоначального поселения казаков-первопоселенцев1. Какая-то часть их, видимо, до переселения к Тереку жила по его притокам, в ущельях гор, по гребням Терского хребта (отсюда и название этой части терских казаков — гребенцы). Купец Федот Котов, в 1623 году бывший в крепости Терки, писал: «А тот Терек река пала из гор и из гребеней. А в гребнях живут казаки острошками»2. Такого же рода сведения встречаются в источниках начала XVIII века. «Вверх по реке Терке в гребнях, т. е. в высоких горах, кои протяглись в Персию и к Черному морю, имеются гребенских казаков городки по вершинам речек, впадающих в Терек реку»3. Вполне возможно, что приведенные известия отражают более ранние факты. Во всяком случае, судя по документам, в середине XVII столетия казачьи «городки» Ищерский, Наурский, Червленый, Курдюков, Гладков, Шадрин, Оскин, Яковлев и другие располагались уже по правобережью Терека4. В них жили беглые крестьяне, а также рязанские, донские и волжские казаки, уходившие на Северный Кавказ по давно известным им водным путям — по Волге, Каспию, Тереку.

Часть казаков в XVI—XVII веках обитала в низовьях Терека, положив основание низовому казачеству. Эта группа возникла главным образом из беглых волжских казаков. Позднее к ним переселялись казаки с Яика и из Сибири; жили среди низовых казаков также беглые из Кабарды и Кумыкии5. В начале XVIII столетия терское казачество значительно возросло за счет новых переселенцев; возникли новые станицы, менялись места старых поселений. Так, гребенские казачьи городки Ищерский, Наурский, Червленый и другие с правобережья Терека были перенесены на левый берег реки. В дальнейшем именно по левобережью создавались новые поселения казаков. Во второй половине XVIII века значительными по масштабам стали также переселения государственных крестьян. В пореформенное время в Притеречье сюда направлялись новые потоки русского, в меньшей мере — украинского населения. Именно такого рода миграции и были главной причиной быстрого роста численности населения Северного Кавказа в последние десятилетия XIX и в начале XX века6.

На Северо-Западном Кавказе в течение XVIII — первой половины XIX века возникла другая группа славянского старожильческого населения, в которой преобладали украинцы. В 1792 году часть земель по Таманскому полуострову и правобережью реки Кубани (до устья ее притока Лабы), вошедшие согласно Кючук-Кайнарджийскому мирному договору с Турцией в состав Российской империи, была отдана Екатериной II Войску Запорожскому, названному Черноморским, а впоследствии Кубанским. К началу ХIХ столетия в Черномории насчитывалось 12 куренных селений (с 1824 года — станиц): Пашковская, Корсунская, Медведовская и другие. В дальнейшем станицы пополнялись главным образом за счет переселенцев из Полтавской, Черниговской, Харьковской и других южных губерний империи; возникло множество новых станиц. Территория к востоку от устья Лабы до укрепления Преградный Стан с конца XVIII века заселялась русскими, преимущественно выходцами с Дона. В этом районе образовались станицы Устъ-Лабинская, Кавказская, Прочноокопская и другие. Переселенцы в новых условиях старались сохранить характерные для них традиции, обычаи, религию. М. Я. Ольшевский, наблюдавший их быт в 1850-х годах, писал: «Несмотря на давность своего поселения на Тереке, несмотря на то, что между их станицами находились помещичьи поселения и станицы, составленные из грузин, отставных солдат и переселенцев из внутренних губерний, как Шелкозаводская и Николаевская, гребенцы сохранили свои нравы, обычаи и образ жизни. Вместе с тем гребенцы много переняли от своих соседей не только в одежде, образе жизни и обычаях, но и в поступи, походке, посадке на коне. До сих пор между гребенцами сравнительно более говорящих по-кумыкски и чеченски, нежели в других казачьих полках»7.

Стремление к сохранению традиций сказывалось, в частности, в строительстве русскими и украинцами своих поселений. У гребенцов, например, сначала это были своеобразные укрепленные временные селения, позднее возникли городки-«зимники». Со временем укрепленные лагеря гребенцов и терцев стали постоянными казачьими городками, застроенными землянками и шалашами. В памяти старожилов и в казачьем фольклоре они сохранились под названием «куреней» или «зимников». Такие укрепленные городки окружались оборонительными валами, опоясывались рвами, колючими терновыми изгородями и частоколом, внутри которых и располагались казачьи землянки — видимо, наиболее архаичный тип жилища русских поселенцев в крае. Такими казачьими городками могли быть некоторые городища, открытые археологами на Северном Кавказе, например «Трехстенный городок», городище Джиби-гала8.

В архивных документах начиная с 1620—1630-х годов часто встречаются упоминания о многих таких «городках» терских и гребенских казаков: в 1627 году названы (без наименования) на Тереке городки вольных казаков; в 1637-м — на реке Быстрой в Гребнях — казачий городок Ондрея Можары; в 1644-м — на реке Сунже против Холопья городища (Алхан-кала) городки гребенских казаков на реках Чепной, Белой, Гремячьей, Теплой9.

Строились они на Тереке и Кубани и в XVIII — начале XIX века во время русско-турецких войн в районах, приближенных к театру военных действий. «Станицы, курени большей частью имеют расположение четырехугольника, перерезанного параллельными между собой улицами крестообразно. С внутренней стороны к станичной ограде приделывают насыпь вроде банкета, которая, прикрывая грудь стоящего на коленях человека, служит ему вместо бруствера»10.

Ранние жилища казаков Северного Кавказа, видимо, представляли собой небольшие однокамерные землянки или полуземлянки без окон, с открытыми очагами, сложенными из камней на земляном или глинобитном основании, с земляными или глинобитными лавками вдоль стен; стены иногда укреплялись плетнем, обмазанным глиной. Светодымовое отверстие наверху на случай непогоды закрывалось куском дерна или «квачом» — пучком сена и тряпья. Внутренняя застройка казачьих селений в конце XVIII — начале XIX столетия состояла из дощатых тонкостенных, часто плетневых изб наподобие украинских хат, обмазанных глиной и крытых камышом или соломой. К ним примыкали низкие хлева и сарайчики, едва вмещавшие несколько голов скота, необходимого для хозяйства. Церковь, иногда дом станичного начальника составляли необходимую принадлежность села.

Иной была планировка и устройство рубленых деревянных «государевых» городков-крепостей на Северном Кавказе в XVI—XVII веках — таких, как, например, несколько раз отстраивавшийся и сносившийся Сунженский городок. Укрепленный рвами, деревянными башнями и стенами, он служил убежищем казаков во время войн. Еще более сильной крепостью был основанный в 1588 году в устье Терека город Терки, одно из самых ранних описаний которого сделал Федот Котов: «А Терки город деревянной, невелик, только хорош. А стоит над рекою над Тюменкою на низком месте. А храмы, и ряды, и дворы в городе; а за городом монастырь один, а против города за рекою слободы великие — Черкасская да Окоцкая да новокрещеных черкас слобода. А через реку Тюменку мост деревянный на козлах высоко, под него проезд в лодках»11.

В Терках, судя по официальным документам, преобладали типичные русские рубленые дома — избы с чердаками, сенями, амбарами. Видимо, они были вытянутыми в плане и состояли из одного или двух жилых помещений, соединенных сенями, либо объединялись в единый хозяйственный комплекс с открытым или замкнутым двором и с дополнительными жилыми строениями посередине. Наконец, известное влияние на планировку срубных жилищ в более позднее время оказали и приемы домостроительства донского казачества, привнесенные на Терек, позднее и на Кубань переселенцами.

Северокавказская знать активно переселялась в Терки вместе со своими людьми, и русское окружение оказывало влияние на их быт и культуру. Показательно в этом отношении описание жилища кабардинского князя Муцала, имевшего свой дом в Терках. В его рубленых хоромах постели на русский манер были убраны шелковыми и выбойковыми одеялами, русские сундуки по-восточному были покрыты богатыми коврами, глиняная посуда и деревянная утварь по-русски расписана красками; кроме того, в доме имелись высокие русские столы и стулья12. В свою очередь, в постройках казаков Северного Кавказа прослеживается горское влияние. Жилища чаще всего были без фундамента, для их покрытия использовались камыш, солома, в меньшей степени — дрань. Горское влияние ощущалось и в интерьерах русских (в меньшей степени украинских) жилищ. По словам одного из путешественников, казаки много переняли у горцев во внутреннем убранстве дома. По одной стене, иногда по-кавказски украшенной коврами, было развешено оружие и доспехи, в углу горкой возвышались постели и одеяла, сложенные на кавказский манер ровными кипами; на самом видном месте красовалась на полочках тщательно вычищенная и парадно расставленная посуда, причем особой любовью пользовалась металлическая — главным образом медная и более редкая серебряная (кувшины для воды, блюда, кубки). По традиции в доме сохранялась традиционная русская печь с широким устьем, просторные русские лавки (порой на кавказский манер покрываемые коврами), стол, стулья, сундуки, а в красном углу под рушником висела икона или возвышался киот с образами13. Сведения о казачьем хозяйстве весьма фрагментарны. Казаки поддерживали самые тесные торгово-экономические сношения со своими северокавказскими соседями и жили независимо от «государевой отчины» благодаря помощи и поддержке местного населения.

Прочному обоснованию на Тереке и Кубани предшествовал период промыслового освоения края, когда казаки занимались добычей зверя (это называлось «гульба за зверем») и рыболовством. Котов писал: «А против Терека остров Чечень стоит в море… И на том на острове терские люди и тарковские кумачаня и горские черкасы ловят рыбу»14. В документах середины XVII века можно встретить упоминания о нападениях на казаков именно во время занятия их охотой, рыболовством, пастьбой скота15.

Рыбачили казаки с помощью неводов, сетей, багров, бредней, крыт, сеж, вентерей, ванд. Рыболовные снасти изготавливались из особого сорта высококачественной конопли. Обработку ряжи казаки заимствовали у кумыков. В документах первой половины XVII века упоминания о занятии пашенным земледелием еще не встречаются, за исключением сведений об огородничестве, садоводстве и небольших пашнях в окрестностях Терков, под охраной крепостных стен и присмотром воинских служилых людей. Действительно, в условиях постоянных набегов крымских, османских и иранских отрядов занятие земледелием в казачьих городках по Тереку и Сунже, а позднее и на Кубани не могло иметь постоянного характера. Развитию земледелия на пограничных землях мешали и набеги кочевников. Так, в начале XVIII столетия на верховья Дона было совершено около 100 таких нападений, во время которых в городах и на промыслах было убито 243, ранено 49, уведено в плен 835 человек. Еще хуже было положение на землях Терека, Сунжи, Кубани.

Отсюда можно предположить, что основным богатством казаков на Северном Кавказе в ранний период заселения, как и у их соседей-горцев, долгое время являлся скот. Так, в известном перечне награбленного имущества у жителей девяти гребенских городков во время «кизылбашского разорения» 1653 года в числе наибольших ценностей наряду с медными котлами и прочими металлическими изделиями назван и крупный рогатый скот, лошади, овцы, козы. В Шевелевском городке противником было угнано 28 лошадей и до 300 голов «рогатой скотины», в Ищерском — соответственно 17 и 150, в Медвеженском — 50 голов крупного рогатого скота и 200 баранов. При этом в отличие от соседей-горцев в стадах русских и украинских переселенцев явно доминировал крупный рогатый скот, в чем, видимо, сказывалось чисто русское влияние и старые славянские традиции пастушеского скотоводства.

Овец разводили грубошерстной породы. Только во второй половине XIX века Северный Кавказ стал одним из центров тонкорунного овцеводства в России. Коневодство издавна было развито у казаков, что объяснялось военной спецификой их быта. Живя в соседстве с кочевыми народами и горцами, русские переселенцы восприняли от них и породы лошадей. Эти лошади способны были пройти в сутки на подножном корму до 100 верст. Казаки заготовкой корма на зиму почти не занимались, отчего в зимнее время гибло немало скота.

Техника и приемы обработки продуктов скотоводства у казаков и горцев имели много общего. Молоко употреблялось свежее (парное), кислое (кадык) и кадушечное (томленое). Как и у соседних кавказских народов, у переселенцев бытовал соленый и сушеный овечий и козий сыр, а также мучные изделия с добавлением в пресное тесто соленого творога и сыра.

Местные народы в свою очередь заимствовали способы приготовления различных славянских кушаний. Так, в статейных списках московских посольств XVI—XVII веков уже содержатся сведения о том, что отдельным народам Кавказа были известны некоторые русские блюда. Естественно, в русских крепостях и казачьих городках с их смешанным населением взаимное проникновение различных элементов культуры и быта было более интенсивным и стабильным.

Источники для характеристики одежды терско-гребенского казачества начального периода практически отсутствуют. Это редкие гравюры путешественников конца XVIII — начала XIX века, случайные упоминания того или иного вида одежды в документах (например, в описях награбленного у казаков имущества) и более поздние этнографические материалы. Так, на одной из гравюр начала XIX столетия, изображающей гребенцов — казака и казачку, можно видеть их традиционный костюм. У казака он состоял из довольно широких шальвар, кавказского типа мягких высоких сапог, рубахи, подпоясанной кушаком, длинного распашного кафтана, шапки куполообразной формы, заимствованной, видимо, у ногайцев. Судя по более поздним источникам, традиционный мужской костюм казаков Северного Кавказа состоял из длинной, до колен, русской холщовой рубахи с различными вариациями покроя и прямым рукавом. Рубаху чаще всего заправляли в штаны, хотя старообрядцы предпочитали носить ее по старинке навыпуск. Обязательной принадлежностью мужской казачьей одежды был узкий, кавказского типа пояс, штаны шальвары (особенно у кубанцев) шили чаще всего из холста русского или украинского покроя. Старинной верхней одеждой был чекмень («свита», «купан» у кубанцев). Головным убором у русских восточной части Северного Кавказа (преимущественно у терских казаков) была шапка куполообразной формы. Кроме такой шапки, носили меховую папаху — головной убор, распространенный у соседних горских народов. Обувью служили сапоги, башмаки, «ходаки» из сыромятной кожи с пришивной подошвой и черевики. Казаки на кавказский манер носили на поясе кинжал и саблю. Уже в начале XIX века в казачьей одежде прослеживаются элементы заимствования из одежды местных северокавказских народов. Так, казаки носили кавказскую бурку, папаху, башлык, черкеску с газырями с металлическими или серебряными наконечниками, бешмет, кавказский пояс, кинжал. На эту особенность одежды, добытой порой с оружием в руках, во время походов «за зипунами», указывали в своих «отписках» и сами казаки: «…платье де они носят по древнему своему обычаю, как кому из них которое понравитца… Иные де любят платье и обувь по-черкесски и по-калмыцки, а иные обыкли ходить в русских стародревнего обычая в платье, и что кому лучше похочетца, тот тако и творит, и в том между ними, казаками, распри и никакого посмеяния друг над другом нет»16.

Простотой и незамысловатостью отличался костюм казачки, состоявший из рубашки-сорочки русского покроя (чаще всего с прямыми поликами), служившей одновременно нательной и верхней одеждой. Большим своеобразием отличался костюм гребенской казачки, по происхождению нередко из коренных жительниц. Например, на упомянутом выше рисунке начала XIX века изображена казачка — молодая женщина; хорошо виден горский стиль ее одежды. На ней длинное, до пят, платье типа архалука, но более просторное, с широкими рукавами, с металлическими нагрудными застежками, на голове «кавказская» шапочка (под ней спрятаны волосы), поверх — большой, спадающий на спину платок, на платье широкий фартук. В целом вся одежда более свободна, чем узкая, по фигуре, одежда горских женщин. В начале XVIII века гребенские казачки носили традиционный русский головной убор — рогатую кичку. Видимо, влиянием горского быта объяснялось большое пристрастие казачек к металлическим украшениям и косметике.

Одежда и другие элементы материальной культуры были главными предметами торговли. Предметы русского быта проникали в местную среду при «одаривании» представителей северокавказских народов, живших в русских крепостях и находившихся на государственной службе, при обмене традиционными в то время «поминками» (подарками), которыми, согласно дипломатическому этикету того времени, сопровождались все посольства XVI—XVII веков. Списки поминков, отправляемых на Кавказ с русскими посольствами, как правило, содержат огромное число самых разнообразных предметов: меха, шубы, кафтаны, шапки, «платна», ткани, все виды столовой утвари, в том числе и особо ценимой на Северном Кавказе металлической — медной, серебряной, золоченой — посуды (чаши, кубки, блюда, кувшины и т. п.), оружие и другие средства защиты, богато изукрашенные русскими оружейниками, музыкальные инструменты, ларцы, коробы…

В общественном укладе вольных казачьих обществ на раннем этапе их жизни в крае большую роль играла казачья община — «курень», регламентировавшая все нормы казачьего быта с их устойчивыми традициями коллективизма и взаимопомощи, начиная от защиты своих членов от врагов и совместной трудовой деятельности (артельное рыболовство, коллективная охота, совместный выгон скота, воинское казачье «односумье», «складничество», различные «помочи» и «спрягачество») и кончая разнообразными проявлениями коллективизма в быту казачьих городков и станиц (общие посиделки, вечерки, традиционные свадьбы и т. д.). С проникновением товарно-денежных отношений казачья община начала трансформироваться, в ней стали поляризоваться богатые и беднейшие слои населения. Определенную эволюцию претерпели формы семьи и брачных отношений казаков. Для первой половины XVII века была характерна низкая плотность казачьего населения (например, по данным 1628 года, гребенцов, видимо только мужчин, было всего 500 человек). В этот период в крае была распространена малая форма семьи, о чем, в частности, говорят и официальные источники того времени. Например, семья казака Агрыжана состояла из жены и троих детей, Шелудяка — жены и четырех детей, Тагайпса — жены и четырех детей17. Кстати, приведенные имена еще раз красноречиво свидетельствуют о смешанном происхождении терско-гребенского казачества.

Увеличение состава казачьих семей на Северном Кавказе началось в конце XVIII — начале XIX века. Этому в немалой степени способствовало появление новых групп переселенцев, определенная стабилизация положения в крае и наличие больших площадей плодородных земель. Малые семьи сохранялись в предгорных станицах и среди иногородних. Одной из примечательных черт большой казачьей семьи была обособленность и замкнутость казачьего быта. Однако строгие патриархальные нравы сочетались с относительной свободой женщины-казачки. Среди казаков Северного Кавказа часть браков поначалу происходила путем умыкания невест у соседей-горцев18. Часть таких похищений совершалась по добровольному согласию. Со временем казаки стали чаще вступать в родственные отношения с местными жителями, поселившимися в казачьих городках, а также с их родственниками и кунаками, остававшимися в горских обществах. «Гребенская женщина, — писал, например, И. Попка, — во множестве случаев была местного горского происхождения»19. У первых русских и украинских переселенцев на Тереке и Кубани свадебные обряды отличались простотой и незамысловатостью. Акт заключения брака у терцев, как и у донцов, во второй половине XVII века был прост. В знак защиты и покровительства казак прикрывал женщину полой своего кафтана20. Эта сугубо народная форма заключения гражданского брака долгое время сохранялась в казачьей староверческой среде гребенцов и терцев. Известны примеры и еще одной архаической (языческой по своей сути) формы заключения брака, бытовавшей на Дону и Тереке, — «венчание» вокруг березы или вербы. Когда девушку умыкали или брали в плен как военную добычу, брак вообще не заключался.

В XVIII—XIX столетиях свадебная обрядность все более и более усложнялась, в ней (в связи с новым притоком переселенцев) появилось много черт, общих с великорусской и украинской свадебной обрядностью. В то же время в ней сохранялась специфика, связанная с военизированным укладом жизни казаков, а также с включением отдельных элементов свадебной обрядности местного северокавказского населения. Это, например, характер праздничной одежды жениха и невесты, оставление части приданого в семье родителей, одаривание молодых предметами домашнего обихода, изготовленными из металла (кувшины, блюда, тазики и т. п.), некоторые детали свадебного обряда (например, возведение невесты на белый войлок, кошму или шкуру), весь внешний антураж казачьей свадьбы (джигитовка, стрельба из ружей и пистолетов, исполнение различных кавказских танцев.

Дружественные и родственные связи казаков Северного Кавказа со своими соседями оказали большое влияние и на другие стороны их семейного быта. Как и у горцев, большим уважением у казаков пользовались старики, что порой накладывало отпечаток на характер многих казачьих обществ. Сложился своеобразный стереотип поведения мужчин и женщин в семье и обществе. Казак стеснялся в присутствии посторонних брать на руки своих детей, оказывать знаки внимания им и жене. Женщина никогда не переходила дорогу мужчине, а при его появлении в доме вставала в знак уважения. Считалось неприличным появиться женщине с непокрытой головой на улице.

Благодаря укреплению экономических, культурных и семейно-родственных связей между русскими и украинцами и горским населением края у казаков появился обычай куначества, связывавший людей взаимной дружбой и помощью. Куначество на Северном Кавказе приняло столь большие размеры, что имперские власти во второй половине XIX века не единожды на станичных казачьих сходах ставили вопрос о его запрете21.

   

Примечания

1. См., например: Ригельман А. История или повествование о донских казаках. М. 1846; Потто В. А. Два века терского казачества. Т. 1. Владикавказ. 1912. С. 16; Виноградов В. Б., Магомадова Т. С. О месте первоначального расселения гребенских казаков//Советская этнография. № 3. 1972; Заседателева Л. Б. Терские казаки. М. 1974; Волкова Н. Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII — начале XX в. М. 1974. С. 194.

2. Хождение купца Федота Котова в Персию. М. 1958. С. 22, 102 (прим. 72).

3. Кириллов И. К. Цветущее состояние Всероссийского государства. М. 1977. С. 233.

4. Посольство стольника Толочанова и дьяка Иевлева в Имеретию, 1650—1652. Тифлис. 1926. С. 109.

5. Попка И. Д. Терские казаки о стародавних временах. I. Гребенское войско. СПб. 1880. С. 7—8.

6. Яцунский В. К. Изменения в размещении населения Европейской России в 1724—1916 гг.//История СССР. № 1. 1957. С. 213.

7. Ольшевский М. Я. Кавказ с 1841 по 1866 г.//Русская старина. 1893. Июнь. С. 592.

8. Крупнов Е. И. Городище «Трехстенный городок»//Советская этнография. № 2. 1935; Магомадова Т. С. Городище Джиби-гала//Крупновские чтения. Тезисы докладов. Грозный. 1973. С. 22—23.

9. РГАДА. Ф. Ногайские дела. 1627 г. № 1. Л. 413, 416; Ф. Кумыцкие дела. 1637 г. Л. 111—118; Ф. Кабардинские дела. 1644 г. № 5. Л. 504; 1645 г. Л. 169, 275—276.

10. РГВИА. Ф. 414. Оп. 1. Ед. хр. 52. Л. 28—31.

11. Хождение… С. 33.

12. История Кабардино-Балкарской АССР. Т. 1. М. 1967. С. 252.

13. Попка И. Д. Указ. соч. С. 112.

14. Хождение… С. 33.

15. РГАДА. Ф. Кумыкские и Тарковские дела. 1654 г. Л. 66—71.

16. Голикова Н. Б. Астраханское восстание 1705—1706 гг. М. 1975. С. 129.

17. РГАДА. Ф. Кумыкские и Тарковские дела. 1654 г. Л. 67—70.

18. Там же. Ф. Ногайские дела. 1627 г. № 1. Л. 395—398, 412—420.

19. Попка И. Д. Указ. соч. С. 114.

20. Броневский С. М. История Донского Войска. Ч. 1. СПб. 1834. С. 123; Смирнов А. Народные способы заключения брака//Юридический вестник. 1878. С. 8, 17.

21. ЦГА Республики Северная Осетия — Алания. Ф. 20. Оп. 1. Д. 649. Л. 7.