Когда Людмила Гурченко поет последний припев песни «Московских окон негасимый свет», она начинает подвывать как Гарик Сукачев. Самое интересное, что у них и голоса становятся похожими.

Они опять хотят моей крови. Я опять не даю, ибо отдам только умирающим, а у этих и так рожи розовые и пухлые щеки. Поэтому строчу оправдательный приговор себе, попутно делая заметки на полях. В конце дня опубликую. Вам выдалась редкая возможность послушать мои мысли во время рабочего дня.

Сегодня было две встречи со спортсменами. Первый имел круглый животик, вставную челюсть (оч. неплохую), рубашку в цветочек и спортивный костюм поверх. Заглядывал в глаза, скалился и намекал. Был послан писать сценарий. Зато вторая - … вау… убрала шоколад и вернулась к идее здорового питания.

Только что звонила Хельга, я перепутала ее с надоедливой подругой и как-то холодно с ней говорила. Когда до меня доперло, кто это, я облилась кипящим кофе. Оль, главное в этой жизни для нас с тобой – умело разводить работу и личные отношения. Вот Мутабор например, конечно не радуется моим истерикам, но понимает, когда я с ора могу перейти на нежное сюсюканье. Потому что я его люблю очень и давно (да-а-а-а…), но работа не признает любви. Поэтому для меня существует Хельга-подруга и Ольга-коллега. Давай и для тебя будет Лена – коллега и Она – подруга. А то не выдержим.