1.
Матрос с позывным Фей посреди ночи заступил на глаза. Дежурить предстояло до рассвета.
Здесь была воронка от взрыва снаряда, её подчистили, выровняли стенки, и получился окопчик – как раз в сотне метров от укреплённой позиции «Велес», которую занимал штурмовой взвод роты старшего лейтенанта Кедра — удобно для передового наблюдения.
Подстелив под себя каремат, Фей лёг на бруствер и разглядывал окрестности через тепловизор. Этот удобный бинокль ночного видения прислала ему мать, и он мысленно благодарил её за бесценный подарок. Однажды в телефонном разговоре он сам обмолвился, что стоят сильные туманы и всякий раз боишься, когда дежуришь на глазах, что вместо мультяшного ёжика из туманного непрогляда высунется ствол вражеского автомата и упрётся тебе прямо в лоб. «Тепловизор бы…» — вздохнул тогда сын, а мать переспросила, что это за штука такая. И вот, купила и прислала тепловизор. Он дважды был дорог Фею, потому что бинокля касались мамины руки.
Три года Фей не был дома и не видел мать и младшую сестрёнку. Сначала служил по контракту в одной из камчатских частей ПВО, с отпуском всё никак не получалось, а затем началась специальная военная операция. Он подал рапорт, его зачислили в морскую пехоту, и в составе штурмового батальона 40-й бригады Тихоокеанского флота новоиспечённый матрос Данила Агалаков с позывным Фей отбыл в зону боевых действий, где воюет вот уже скоро год.
Сладко думать о доме, но отвлекаться нельзя, враг рядом, в соседней лесополосе. То и дело с его стороны пытаются прорваться через укрепы русских его диверсионно-разведывательные группы. Поэтому, стоя на глазах, надо быть особенно внимательным. Враг любит ночь и предрассветное утро. У него сложилось стойкое мнение, что ночью русские не воюют, спят.
Но пока тихо. Фей шарит окулярами тепловизора по окрестностям, останавливаясь на подозрительных моментах. А когда чуть-чуть развиднелось, он уже не в тепловизор, а глазами заметил движение. Несколько размытых полумраком фигур быстро перебегали от дерева к дереву, стремительно приближаясь к его окопчику.
«Началось, - не с тревогой, а даже с каким-то облегчением от того, что закончилось напряженное ожидание, подумал Фей. – Надо предупредить пацанов».
Он хотел выползти из окопчика и бежать в блиндаж, но несколько вражеских разведчиков уже вышли из леса и направились в сторону «Велеса».
«Не успею, предупрежу выстрелами», - мелькнуло в голове.
И Фей открыл прицельный огонь из автомата. Разведчики, поняв, что обнаружены, ответили длинными очередями. Пули застревали в земляном бруствере, свистели над головой, и Фей сполз в окопчик. Когда немного стихло, снова поднял голову, поймал глазом прицел автомата и фигуры неприятелей, которых становилось всё больше. «Шесть, семь, восемь…» - считал матрос. Вот он сбил одного, вот - второго, враг остановился, залёг. И тут же с его стороны заработал миномёт. Разрывы неумолимо приближались к окопчику Фея.
Но сзади уже подошла подмога. Бойцы сразу вступили в огневой контакт с противником, не давая ему подняться. Приободрённый Фей сменил в автомате магазин и продолжал стрелять.
Двое парней, переждав разрывы мин, завалились к нему в окоп.
- Фей, как ты?
Матрос молчал. - Фей!
Его перевернули. Он прерывисто дышал, задыхался.
- Фей триста, нужна эвакуация! – закричал один из бойцов по радиосвязи.
В это время опять полетели мины, но уже в сторону подоспевшей подмоги.
Парни взялись раздевать Фея, чтобы добраться до раны. Осколок мины влетел в грудь, почти в горло, сразу над кромкой бронежилета.
Фей был без сознания. Рана пузырилась кровью.
- Держись, держись, парень, - приговаривали товарищи, обрабатывая рану ватой и бинтом. – Мы вытащим тебя, только держись.
Но враг наседал, с новой силой заработал его миномёт. Вынести Фея из окопа не было никакой возможности.
И, всё-таки, наши отбились, противник вернулся в свою лесополосу и вскоре затих.
Но Фей тишины не дождался…
2.
О гибели сына Елена узнала от его командира ещё по мирной службе. Ему было горько и неудобно, говорил он трудно: «Ваш сын Агалаков Данила Андреевич пал в бою смертью храбрых…»
У неё перехватило дыхание. Она резко выключила телефон и словно окаменела. Сидела, не в силах пошевелиться. И не было слёз.
«Ваш сын… пал в бою…»
«Мой сын погиб? Не может быть!»
Она бросилась перезванивать командиру. Пальцы дрожали, не слушались.
- Как это погиб? – закричала Елена. – Как это пал в бою? Что вы несёте? Вы лжёте! Вы путаете! Я недавно с ним разговаривала!
Командир молчал. Она продолжала кричать. Наконец он ответил:
- Я и командование бригады приносим вам свои…
- Замолчите немедленно! – снова крикнула Елена. И бросила телефон на стол.
И сразу брызнули слёзы, началась истерика. Хорошо, что дочери не было дома, и мать дала волю громким рыданиям.
Утром пришёл офицер из военкомата. Он сильно хромал, опираясь на палку.
- Вы там были? – почему-то спросила она.
- Был, - просто ответил он.
Офицер оказался таким молодым, и показался ей таким беззащитным, хотя на его груди поблескивали боевые медали.
Потом они долго сидели одни с дочерью, обнявшись. Молчали. Рядом лежала бумага из военкомата. Её страшно было взять в руки.
3.
Данила рос без отца. Но он не был несчастным безотцовщиной, мама делала всё возможное, чтобы сын рос счастливым и ни в чём не нуждался. Когда Даниле исполнилось восемь, она вышла замуж, и отчим тоже полюбил мальчика. А когда Данила захотел пойти учиться в кадетский корпус, который находился в их городе Лесосибирске, родители препятствовать не стали. Так уже в десять лет Данила надел погоны, обул берцы и узнал казарму.
Вскоре Елена с мужем уехали жить в Красноярск, там родилась их дочь. Данила переезжать отказался, остался учиться в родном Лесосибирске. Кадетский корпус окончил в семнадцать лет и только после этого вернулся к матери и отчиму. Приехал с мечтой поступать в Качинское военное училище лётчиков.
Чувствовал ли он себя одиноким, когда жил вдали от родителей? Трудно сказать. Но скорее всего именно это привело его к Богу. Он стал ходить в церковь, построенную на территории кадетского корпуса. Как-то, уже в Красноярске, Елена о чём-то поспорила с сыном, и сгоряча сказала ему:
- Я твоя мать, зачем ты споришь со мной? Я твой царь и бог, как скажу, так и будет!
Данила замолчал, успокоился, затем, понизив голос, ответил:
- Мама, ты можешь быть моим царём, я согласен, но только не богом. Бог у меня другой.
Елена хотела продолжить спор, но неожиданно осеклась. Подсела к сыну, спросила:
- Сыночек, это правда? Ты веруешь?
Их взгляды встретились. Любопытство в маминых глазах и твёрдая уверенность в сыновьих.
- Мама, я не только верю, но я знаю! – ответил сын. И добавил: - А это гораздо больше.
После этого разговора Елена поняла, что её Данила вырос.
В Качинское училище поступить не получилось. Сын туда приехал, прошёл необходимые испытания, результаты ЕГЭ у него были прекрасными, но не сгодился по зрению, причём подвёл только один глаз, другой оказался здоровым.
Многое вспоминалось Елене о сыне после его похорон. Данилы не стало, её мир зашатался, но надо было жить теперь уже для дочери. И ради памяти о сыне.
Ей передали с фронта маленькую кошечку, которая принадлежала Даниле и жила с ним в блиндаже. Данилу называли Феем, а её – Феей. Это живое, ласковое существо напоминало ей сына, и они с дочкой стали заботиться о Фее, как заботились бы о Даниле.
Когда сына призвали в армию, он, прослужив положенное время, подписал контракт и улетел на Камчатку в часть ПВО. Ему хотелось быть рядом с небом.
«Мама, Камчатка – чудо, - писал ей Данила. – Здесь другая энергетика, здесь другие люди. Я люблю Камчатку».
Она удивлялась: «За что её любить? Далёкий, холодный, угрюмый север, кругом только океан да вулканы Возвращайся лучше домой».
Служба сына затянулась, отпуск не давали, а она никак не могла решиться слетать к нему в гости, ведь это так далеко. Теперь она понимала, что зря, ведь они так больше и не увиделись…
С началом специальной военной операции сын пошёл добровольцем на фронт в составе местной камчатской бригады морской пехоты. Она, однажды выслав ему тепловизор, продолжала помогать подразделению, в котором служил сын. Это была десантно-штурмовая рота. Он звонил: «Мама, где ты берешь деньги? Это же всё очень дорого».
«Собираю по жителям Красноярска и края», - отвечала она.
«Это же стыдно, побираться. Прекрати», - настаивал Данила.
«Мне не стыдно, - писала она ему. – Я мать фронтовика, солдата, и моя обязанность помогать ему и его друзьям. Меня нет рядом, но я хочу быть рядом хотя бы так. К тому же люди охотно переводят деньги, кто сколько может, все понимают, для чего они нужны».
С ней заочно сотрудничала Юля с Камчатки, которая давно занималась помощью фронту и хорошо знала, что необходимо ребятам в первую очередь. И помощь красноярцев камчатской бригаде морской пехоты росла. Груз уже уходил целыми фурами.
После отправки груза уставшая Елена возвращалась домой, брала на руки повзрослевшую Фею, плакала, гладила кошечку и тихо приговаривала: «Ну вот, моя красавица, и мы с тобой на что-то опять сгодились. Пусть нашему Данилке Там будет хорошо. А ребята на фронте остаются живыми и здоровыми. Дай-то, Бог!»
4.
«Камчатка… Что же за земля такая, что её сразу полюбил и прижился на ней Данила? Она стала его домом. Не навестить ли этот его дом?»
Так всё чаще думала Елена. И решилась!
Купила билет за сутки до вылета. Сильно волновалась, ночью не могла спать. Уснула в самолёте. После пересадки в Хабаровске внизу заблестела морская вода. А там начались и вулканы. Они тянулись до самого Петропавловска-Камчатского. Белоснежные вершины вулканов, синь неба, зелень тайги и свинцовые волны океана – этого не забудешь.
В аэропорту Елену протрясло до озноба. «Это, наверное, та самая энергетика полуострова, о которой говорил сын», - подумала Елена.
Возможно, была и энергетика, но волнение усилилось точно. Ведь она прилетела домой к сыну!
Домой к сыну!
Её встречала машина из бригады морской пехоты. Повезла в часть. Ей не терпелось, она спрашивала молодого мальчишку водителя:
- А вы не знали моего сына, матроса Фея?
- Не знал, - скромно отвечал водитель. – Я срочник, только начал служить, и на фронт нас не посылают. Но нам рассказывают о пацанах, которые воюют, и о Фее говорили тоже.
- Что, что говорили?
- Что он герой, предупредил наших, один вступил в бой с группой противника, не дал врагу захватить парней врасплох.
- Если бы не осколок…
- Да, если бы не осколок…
В бригаде с ней обходились уважительно. Замполит штурмового батальона, который как раз прилетел с фронта в отпуск, рассказал в подробностях о подвиге её сына. Затем Елену накормили матросским обедом.
Она позвонила Юле, они встретились, познакомились уже лично.
Вечером в гостинице ей и вправду показалось, что она дома. Дома у сына. Жаль, что рядом не было дочери и кошечки Феи.
Не спалось из-за разницы во времени и переживаний. Она вышла на улицу, села на лавочку и глубоко дышала ночным камчатским воздухом. При свете луны вдали ярко сверкали снегом вершины вулканов.
«Здесь жил мой сын!»
Ей казалось, что она смотрит на город и на Камчатку его глазами.
Елена попросила, чтобы утром её свозили в храм. Узнав, что она мать погибшего воина и приехала издалека, батюшка решил провести для неё молебен. Когда он начал читать, стали подходить женщины. Скоро вокруг них собралось много людей. Они держали свечки, крестились и раз за разом повторяли за батюшкой «Слава Тебе!..»
«Я знаю, что Он есть, - вспомнила Елена слова сына. – У меня есть Бог! Это знание больше, чем просто вера».
- И у меня есть Бог, - тихо произнесла она.
Елене показалось, что батюшка услышал её, потому что повернулся к ней и, улыбнувшись, одобрительно кивнул.
Под купол храма продолжали лететь слова молитвы. Из глаз матери текли слёзы облегчения. Ей казалось, что там, под куполом, летает и душа её сына, она всё слышит, и всё видит. Она радуется приезду мамы.
«Данила, здравствуй, я у тебя дома».
Источник: Российский писатель Фото: in.pinterest.com Об авторе Александр Смышляев