Самая светлая, многообещающая пора! Когда даже кожей ощущаешь: счастье здесь и сейчас. Уже загорел мой интерфейс, когда белила древья. Каждый день приближает нас к каникулам. Стала чувствовать себя особо важной и занятой, когда поняла, что несколько дней подряд после купания надеваю первым делом не трусы, а часы.

Сегодня на ум пришла одна догадка, которая, возможно, объясняет все мои проблемы. Если я шарахаюсь от запаха ладана, от полдневного поста зверею, если губы предательски отказываются произносить  "Воистину воскресе!", если именно в праздничный выходной день так и тянет зайти в квартиру и убирать, убирать, убирать, то, наверное, я сущий сотона. А если это так, то надо расслабиться и получать удовольствие, как в том, нецерковном, анекдоте. Да, праздник светлый, весенний, но как же его опошляем мы! Вроде праздник души, но у продавцов продуктовых супермаркетов после ударной работы в канун Пасхи - иное мнение. Как-то всё неправильно. С экрана телевизора на меня смотрела тётя и уверяла, что только благодаря её молитвам куличи получаются такими вкусными. Раньше я думала, что молитва - это что-то интимное, непубличное. Как только что-нибудь начинают пропагандировать, во мне просыпается маленький бунтарь. Я выключила телевизор и постирала Лёхины штанишки. Руками. Потому что пришло время их постирать именно сегодня. И пусть мне за это гореть в аду, но одно я знаю точно, что не напьюсь, как скотина, в конце пасхального дня, как добрая часть наших православных. Вот пишу под пьяные вопли под окном. А попробуй этим разговевшим христианам не ответить "Воистину воскресе!", можно и по морде получить. Как часто цитирует Путина Михалыч: "Вы либо крестик снимите, либо трусы наденьте!". Ну и ладно. Одну истину я усвоила совсем недавно: не отбирай у людей их веру во что-либо, если ничего не можешь дать взамен. 

На фоне остальных грехов мучаюсь гордыней. Да, недаром День космонавтики где-то рядом. Он как бы намекает людям: не нравится эта планета - есть много других. 

Запомнился разговор на станции в "Войне и мире":

— Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, — с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.

Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.

— Да, вы не знаете Его, государь мой, — сказал масон. — Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны... Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, — сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, — а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие…