На днях моя нога всё-таки ступила на землю огорода. Когда окружающие слышат, что я вообще-то люблю в нём возиться в свободное от отдыха время, они начинают сдавленно хихикать и подшучивать. А я, отставляя лорнет и развязывая корсет, возмущённо доказываю, что ничто человеческое мне не чуждо. Какая радость - вырывать с корнем, как врага, мощные корни сорняков голыми руками! Можно обдумать и передумать всё на свете, монотонно копаясь в земле. В офисе, кстати, я устаю сильнее. А тут, в пыли, в колючках и в комарах, когда спину начинает ломить так, что, даже выгибаясь, я остаюсь в форме вопросительного знака, когда вот такая запаханные поднимаю глаза в голубое небо, начинаю представлять себя крестьянкой-труженицей, обдуваемой всеми ветрами, у которой и корова подоена, и семеро по лавкам лежат, и муж улыбается, и опара поднимается. И такой важностью преисполняюсь, как будто вскопала не квадратный метр, а всю Рассею-матушку. На самом деле всё прозаичней, шлёпанцы от моих усилий слетают, солнце клеймит колхозным загаром, иссушённые комья земли напоминают куски асфальта, всюду бегают собаки-всёсминаки, я то и дело гарцую с босоножками за Лёхой, умоляя обуться и ходить только по тропинкам, а под вечер пытаюсь не посадить слетающие с носа очки и нервно смахиваю комаров, устраивающих на мне девичники. А ещё, когда солнце жарит, так хочется сорвать с себя тряпьё, но бдительные соседи всегда начеку. И потому присаживаться приходится грациозно, а не в виде страуса, сунувшего голову в песок. А однажды я даже вскопала пологорода картошки (похвалите меня!). И даже от старания копнуть глубже сломала черенок лопаты. Но, правда, это ерунда по сравнению с тягой к труду? Вот дед, помню, на огороде был от рассвета до заката. С голым торсом и в штанах цвета хаки. Оттого, когда мы с ним попадали на море, и штаны, всё же, снимались, его тело напоминало инь и янь. На огороде дед любовно снимал с каждого листика картошки колорадских жуков, складывал их в бутылки из-под шампанского, закупоривал и ставил (так и не знаю, для чего) на солнце. Видимо, желал жукам мучительной смерти. Бутылки периодически выстреливали, и следующей картиной была счастливая мама с веником. Дед-белорус картошку уважал и потому садил её даже на улице перед домом вместо таких бесполезных цветов. Тогда у нас всё было зелено и кустисто, а сейчас уныло и заброшено. Одна радость - жуки, всё же, исчезли.
А однажды ещё прадед откопал в нашем огороде золотое кольцо 1782 года. Кольцо было с пробой, красноватого отлива и с внутренней стороны было выгравировано Ливингстон (только другими буквами). С тех пор мы надеемся, что когда-нибудь откопаем старинный клад, и будет нам счастье.