Поздравляла вчера двоюродную сестру с тридцатником. У Катюхи дом на берегу реки, обвешан виноградом, столик во дворе, тишь, уют, благодать. Даже Катина охотничья собака (сука!), которая раньше из-за моей нерасторопности кусала меня за задницу, оставляя на ней переливчатые синяки, на сей раз была допущена ко двору и никого не трогала по случаю своей беременности, лишь печально глядела на стол и трогательно делала подкоп мордой под мою руку, чтоб я ее беспрерывно гладила. Юбилярша наготовила вкуснятины, но видно было - душа ее рвется на продолжение банкета. Среди нас был Ваня, муж Любы, полчаса назад вернувшийся из Германии, откуда гнал очередную машину. Он выглядел уставшим (еще бы - две ночи не спать!), но любезно откликнулся на Катину идею повезти нас, трех великовозрастных девок, в Кишинев на дискотеку. Гости - люди подневольные. Чего не сделаешь за компанию! Поехала и я. К тому же, мы с Любой как могли старались вывести Катю из юбилярной хандры по поводу страшнопроизносимой даты и отвлечь от подведения итогов столь быстротечной жизни. К таможне подъехали в полночь. Молоденький таможенник, как я назвала его - практикант, хихикая и прыгая с ноги на ногу, пожелал Ване счастливого пути. Подумал, видно, повезло мужику - везет трех благостно настроенных девиц! Ваня мужественно выполнил свою миссию, довез нас до Катиной кишиневской квартиры и мгновенно уснул богатырским сном на ортопедической кровати, так и не успев согласиться с Катиными заверениями о многочисленных кроватных достоинствах. Мы распушили перья, вызвали такси и, дыша духами и туманами, поехали на дискач. Перед входом нас оклеймили - поставили штампы на кисти рук, и мы вошли... Молодежь трясется в эйфории, дым сигарет, официантики. Если учесть, что на дискотеке последний раз я была где-то в году 2000-м, то чувствовала себя, скорее, родительницей, пришедшей посмотреть, как развлекается ее чадо. Мы чинно уселись за столик, Катя открыла книжечку с меню. Мы с Любой доверили ей это дело, так как среди нас она одна знает молдавский. Видимо, в меню что-то было не так, и по движению глаз и жестов, так как музыка гремела неслабо, я поняла: уходим в поисках следующего заведения. Эх, надо было мне все-таки нацепить на нос очки! В волнующем полумраке, я, как ни старалась пройтись уверенным шагом, гордо цокая каблуками, два раза позорно оступилась и напоследок отчаянно налетела всем лицом на стеклянную дверь. Пройдя с инспекцией еще по нескольким заведениям и мужественно отрекаясь от всех, мы, размякшие, упали в плетеные стулья на террасе какого-то ночного ресторанчика. Умудренно подытожили, что лучше было бы остаться дома и наслаждаться уютом, патриотично решили, что кишиневские мужчины распущеннее и хамливее наших и постановили, что с дискотеками покончено навечно. Так, в 4 утра, с оклейменными разнокалиберными штампами дланями, мы пили кофе и расслабленно пытались отмахиваться от усевшихся неподалеку полуночных ковбоев. В конце концов, поняв, что кавалеры не дадут нам спокойно пофилософствовать, мы погарцевали ловить такси. Многое повидавший таксист еще долго не мог поднять стекло, чтоб увезти нас в ночь, так как в окошко машины - с Катиной стороны - уже лихо была протиснута голова догнавшего нас вожделенца. Ночной Кишинев, безусловно, красивый город, но домой хотелось жутко. Растолкали Ваню (изверги!), и, восторгаясь его выдержкой, поехали обратно, на Родину. В машине мы, полуночницы, почти одновременно упали в обьятия Морфея. Сквозь сон помню, как смотрела на Ванину борцовскую спину и подумала, что даже по ее напряженности можно догадаться, что ожидает Любу по приезду. Вот так мы доказали Кате, что детство кончилось.