Я никогда не видела смерти. Ни разу за все свои 20 лет. Из моей жизни уходили люди, но это было отстранено. В 2008г. я не была дома 2 месяца, после чего мама сказала мне при встрече, что умерла соседка. Очень добрая женщина. Я не видела ее неживой, не была на похоронах. Для меня она исчезнувшая из моей жизни ровно в той же степени, что и прочие люди, которых мне больше не доведется увидеть (уехавшие на п.м.ж. в другие города и страны).
Сегодня мимо нас в корпусе прошла команда реанимации. Я даже не заметила бы, но Илья изменил голос и как-то внезапно посерьезнел. Я не почувствовала ни волнения, ни страха. Хуже. Любопытство.
Я пошла за ними, поднялась по другой лестнице, увидела толпу людей. Испуганных, расстроенных - настоящих. Отстранено-собранная О.В. сказала всего одно слово - тихо и четко: "Умер". Я впервые удивила этот жест, такой распространенный в советских фильмах про войну - Вельмира вскинула руки, обхватив ими запрокинутую голову, словно боялась, что услышанные слова окажутся больше. и череп не выдержит. Остальные попятились. Кто-то не верил, кто-то уже рыдал. Я хочу понять, что случилось. С кем. "Позовите мужчин!" - мимо проходят Витя и еще двое - не успеваю разглядеть. Одними глазами: "Витя, кто?". Он ловит мой взгляд, улыбка обычная, отстраненная, так же одними глазами: "Все в порядке".
Наташа обнимает себя, невидящим взглядом скользит вперед. "Кто?" - палец к губам, голоса не хватает даже на вздох. Первая волна ужаса отхлынула, понемногу собираются люди. Я понимаю - мне никто не ответит. Не игра - здесь нет права на любопытство. Иду на кафедру. Тихо открываю дверь, боюсь, что здесь уже знают, уже плачут. Почти вижу все, что должно быть следом. Нет. Лиля с Соней пьют чай, говорят о своем. Я тихо, предчувствуя реакцию сродни ядерной: "Девочки, кто-то умер". Лиля шепчет: "Онишко". И сразу же перебивается себя - не может быть. Ошибка.
Идет в коридор - узнать. Возвращается в слезах. Вся дрожит. Я обнимаю ее и первый раз за все это время плачу. Не от того, что самой больно, просто не знаю более уместной реакции. Соня идет в аптеку - не испуганная, спокойная, уверенная. Запоздало думаю о том, что могла бы и сама догадаться. Перечисляю лекарства, предлагаю деньги. Не нужно.
Заходит преподаватель, говорит совсем тихо: "Сосуд в сердце разорвался". Лиля плачет, говорит сбивчиво, чередуя рассказ с восклицаниями. Приходили минут 20 назад на кафедру, искали нашатырь. С.Г. упал, решили, что обморок. И снова захлебывается слезами. Я говорю что-то совсем банальное, тоже всхлипываю, и поражаюсь той пустоте, которая сейчас стоит за семи моими словами и действиями. Я словно примеряю варианты поведения, прикидывая, какой из них будет уместнее, изящнее. И тут же глухая волна злости на себя - почему?! Почему каждый из тех, что находится здесь, реагирует честно - из души, из сердца. И только у меня внутри серый аморфный туман, не способный на искренность.
Прощаюсь с Лилей, спускаюсь вниз. Мимо людей - говорящих, смеющихся, не знающих. И других, уже ссутуленных знанием правды. На встречу Элина - улыбка, приветствие, шутливое беспокойство: "Ты чего такая зеленая?" Я, кажется, рада тому, что наконец могу сказать... У нее меняется лицо, исчезает улыбка. Первая мысль та же - может ошибка, может что-то можно исправить...
Ильи в курилке нет. Я рада этому. Мысли так в фильме: "... но если бы я был извращенцем, то был бы именно из-за этого". То есть пожелай я сейчас заглушить мысли и дрожь в руках сигаретой или спрятанным дома в баре коньяком, или мотивировать отказ от любого нежеланного для меня действия, я бы легко это смогла. Потому что умер мой преподаватель. Но это бы было слишком.
Прохожу мимо магазина, куда собиралась зайти сегодня - посмотреть обувь. Понимаю всю циничность этой идей, иду к своей остановке. Ищу в лицах прохожих того же знания, что сейчас мешает быть спокойной мне.
Черным клубком внутри тоска пополам со злостью - почему я не могу быть искренней?! Мне же должно быть жаль! Я должна хоть что-то чувствовать!
... дома никого. Обоняние уже 15 минут упорно улавливает запах корвалола и валерьянки, хотя дома их не водится уже полгода, а в университете их при мне не открывали. Единственное, что я чувствую - пустота и головная боль. Наверное все потому, что увлечения осознанными снами не прошло даром - я уже не способна полностью различать эти ва мира. И значит пока просто не понимаю, что на самом деле произошло...
...Но глухая злость на свою внутреннюю коматозность свивает клубки и шипит в районе грудной клетки.