[259x400]Вам, Вальтер, должно быть, хорошо знакомо искусство затенения, и Вы, верно, обучены тому, как отображать тени с надлежащим тщанием. Единственно Тьма способна давать произведенью нашему истинную форму, а сооруженью — истинную перспективу, ибо нет Света без Тьмы, а без Тени — Сущности (у меня же из головы не идет сия мысль: что есть жизнь, коли не сочетание Теней и Химер?).

***

Вот так и был я посредством множества знаков научен тому, что жизнь человеческая твердого направления не имеет — управляет нами Тот, Кто, подобно мальчишке, тычет перстом в самую внутренность паутины и разрывает ее, нимало не задумавшись.

***

Нынче я и рад был бы разучиться тому, чему научился, однако память моя мне сего не дозволяет.

***

Посреди всего этого визга и крика он незаметно перемещался от одной группки к другой, а то делал вид, будто нашел что-то интересное у стен и ограды, вдали от остальных детей. Но когда удавалось, он слушал их разговоры: именно так он узнал, что, если произнести молитву Господу задом наперед, можно вызвать дьявола; еще он узнал, что, если увидишь мертвое животное, надо плюнуть на него и повторить: «Уйди, уйди, зараза, прочь, меня не трожь ты в эту ночь». Он слыхал, что поцелуй отнимает от жизни минуту и что черный жук, ползущий по твоему башмаку, означает, что кто-то из твоих друзей скоро умрет. Все эти вещи он хранил в памяти — они казались ему знанием, которым необходимо обладать, чтобы походить на остальных; те каким-то образом приобрели это знание естественным путем, ему же следовало его найти, а после беречь.

***

Воистину время есть громадное логовище страха, вкруг коего обвивается змий и, обвиваючись, себя самого кусает за хвост. Нету времени иного, кроме настоящего; каждый час, каждая доля часа, каждый миг — все в настоящем, все, достигнувши конца, начинается вновь и бесперерывно кончается: начало, что длится в вечном конце.

***

Все мы во Тьме, друг с дружкою рядом. И подобно тому, как чернила пятнают бумагу, на кою разлиты, и медленно растекаются, зачерняя буквы, так же и Тьма со злодеяньями заражают собою сильнее и сильнее, покуда все не сделается неразличимо.

***

Он играл роль; ему это было известно, и он считал это своей сильной стороной. Другие не сознавали, что их роли кем-то для них написаны, их перемещения уже размечены, словно меловыми линиями на сцене, их одежда и жесты предрешены; но он такие вещи понимал и считал, что лучше выбирать самому.

***

Итак, пребывая в некоем душевном расстройстве, отправился я в карете в Кран-каурт, туда, где Грешемиты, иначе — члены Королевской Академии Наук, иначе — знатоки, иначе — шарлатаны, иначе — пройдохи, режут невидимых глазу существ, что в сыре заводятся, и рассуждают по части атомов — мошенники, на каких помочиться тянет.

***

Из приемника донеслась мелодия популярной песни, а Хоксмур принялся смотреть в окно: он увидел закрывающуюся дверь, мальчика, роняющего монету на улице, женщину, поворачивающую голову, мужчину, кого-то окликающего. На миг он задумался, почему это происходит сейчас; возможно ли, что мир возникает вокруг него только тогда, когда он его выдумывает, секунда за секундой, а после, стоит ему двинуться дальше, растворяется во тьме, из которой появился, будто во сне? Но тут он понял, что эти вещи существуют на самом деле; они никогда не перестанут происходить и всегда останутся неизменными, такими же знакомыми и постоянно возобновляющимися, как слезы, которые он только что видел на лице женщины.

***

Ведь естьли для спины разбойника ничего нету лучше прута, то с дураком лучше всего пускать в ход пренебреженье.

***

Я и сам смеялся в след за ними, ибо мне нравится веселиться в обществе падших, я нахожу некое удовольствие в созерцаньи мирового уродства.

***

— Просто история, над которой я работаю. Пока не знаю, какой там конец.
— Мне нравится, когда конец хороший.
— Это все равно, что сказать: мне нравится, когда смерть хорошая.