[233x400]В 1854 году на Западе Джозефа Фрэнкла водится множество птиц, похожих на суетливые и старомодные немые фильмы (индюки, куропатки, утки, гуси, бекасы, фазаны), и множество зверей, похожих на актеров этих фильмов (бизоны, олени, волки), и множество рыб, похожих на плавучие немые титры (щуки, зубатки, окуни), а еще непохожие на фильмы огромные одинокие пространства, где не живет никто, и узкая дорога, с которой так легко сбиться.

***

Если задуматься о Сан-Франциско, вряд ли кому в голову придут змеи. Туристский же город - люди ходят туда за французскими батонами. Не нужны им в Сан-Франциско змеи. Если бы они знали, что вместо французских булок им подсунут змей, то сидели бы дома, где-то там, во всей остальной Америке.

***

Пятничными вечерами, когда в Шибуйе закрываются бары, народ, смеясь и лопоча по-японски, выдавливается на улицы, словно пьяная и счастливая зубная паста.

***

В кофейне никого, кроме кофежарочного аппарата, чье истинное назначение, если судить по виду, - нечто средневековое, не имеющее отношения к жарке кофейных зерен, какая-нибудь пакость в девятом веке. Радом ждут поджарки безмолвные мешки с кофейными зернами.

***

Я был очень пьян. Виски, как тропический ливень, мутил мне разум. В голове скакали мокрые обезьяны.

***

Он слишком осторожно перебирал в уме слова, не решаясь произнести вслух, сделать их реальными. Пауза тянулась, я терпеливо ждал. Никогда раньше это не занимало у него столько времени. Я наблюдал за его мыслями, словно за таинственным романом, чьи страницы скрыты за секретной панелью так, что не разглядишь ни слова.

***

Свирепый теплый ветер дул всю прошлую ночь из Вайоминга через Монтану прямо в мой сон - потрясая ветви сновидений, он спускался к корням того, что я считаю самим собой.

***

Но я не могу изменить мир. Его изменили до того, как я в нем появился.

***

Я читаю прекрасное и очень грустное стихотворение японского поэта Шунтаро Таникава о женской неверности и о том, как тяжело уснуть ночью после того, как она призналась, что была в этот день с другим мужчиной. Она спит, а ты лежишь рядом с открытыми глазами, и прикосновение ее спящего тела ввергает тебя в невыносимое одиночество. Ей тепло от спермы другого мужчины, она жаркая, как печь, а тебе холодно, так холодно, словно, вылупившись из яйца антарктического пингвина, ты сразу умер - крошечный пучок замерзших перьев – и на всем этом огромном континенте нет ни единого почтового ящика, и только ветер приносит письма.

***

Человеческая любовь по сравнению со страстью искусства часто кажется школой льда, скелетом холодильника, что лежит себе на боку где-то там, у Северного полюса.