Этой ночью я сидела на крыше. На сложенном одеяле, с сигаретой в руке. Темно и прохладно. Надо мной звезды. Видно, как неподалеку бродят кошки. Где-то едва слышно шумит поезд.
Передо мной лежит город. Когда-то для меня самый уютный на свете. Далеко справа, почти на горизонте, темные терриконы. Прямо подо мной – спящий двор, деревья с последней листвой и старая скамейка. Где-то за спиной остались центральные улицы. За ними, невидимые в темноте лес и река.
Город полон сонных переулков и спящих припаркованных машин. Тихо горят витрины и фонари. Иногда слышен звук шагов – кто-то возвращается домой. От стен отражается эхо.
Я много думаю об этом городе. Он вместил в себя всю мою сознательную жизнь: первую работу, первую любовь, тут я стала крёстной мамой, тут было счастье десятилетней супружеской жизни. А потом, началась жизнь, которая происходила как будто не со мной. Но я всё равно люблю, уже чужой и не совсем уютный для меня город. Провинциальный пыльный газон на центральной площади. Узкая улочка со старинными липами. Подсвеченная единственным фонарем листва. Медовый, тягучий липовый дух, какой бывает в начале июля.
Когда то родной город греет меня светом незнакомых уютных окон, где за шторами пьют вечерний чай и ведут тихие разговоры. Утром в ясный день он распахивает высокое огромное небо. В октябре засыпает листвой холодные заброшенные парки. Зимой здесь метели и вьюги, и ночью сквозь ветер невнятно слышно, как покачиваясь скрипит старый фонарь..
Здесь можно пробираться сквозь наметенные сугробы в гости к друзьям, в десять часов вечера 31 декабря, неся холодное шампанское и несколько нагретых в карманах мандаринов. Здесь летом, в июле, гуляют пары по раскаленному асфальту единственной центральной улицы, мимо клумб с желтыми цветами, мимо воздушных шаров, неприбранных газонов. Здесь сидят на улицах в кафе за пластиковыми столами и возвращаются к вечеру домой, в прохладный двор, где соседки в сумерках выбивают ковры.
Здесь в июне по утрам в воскресенье варят клубничное варенье, снимая деревянной ложкой розовую вкусную пенку. Сушат белье на балконе и выносят туда, на солнце, цветы. Осенью, продрогнув под мелким холодным дождем, прыгают через лужи, возвращаясь в темноте с работы, и потом отогреваются на кухне, прихлебывая горячий сладкий чай. Весной здесь несутся бурные ручьи с грязным ледяным крошевом, а на пригорке во дворе, на солнцепеке пробивается мелкая первая трава. Здесь так хорошо и неудобно гулять в апреле в новых туфельках на высокой шпильке: свежий воздух и грязь.
Здесь пустынные университетские коридоры, в которых гулко раздаются шаги. Аудитории с коричневыми скамейками, рождающие странную тоску. Маленькие улочки, палисадники, неширокая дорога и поворот налево. Теперь тут мой дом. Безлюдный вечерний проулок, запах сладких булочек и осенних листьев. Распахнутое окно в небольшой комнате с кроватью. Ночью на стены падает свет от уличного фонаря, и едва слышно шелестят каштаны и тополя.
Я сижу на крыше, укутавшись в одеяло. Становится совсем холодно. Дома, внизу, в тепле, горит маленький ночничок, на стене пляшут тени. Я смотрю на темное ясное небо с осенними крупными звездами. Почти невозможно представить, что скоро выпадет снег. И, возможно, я освобожусь, наконец, от этих странных эпизодов чужой незнакомой жизни в неизвестном, забытом, мучающем меня городе. Я принимаю жизненно важное для меня решение. Я должна уехать из этого города.