[250x175]
- Аксинья повернулась на звук шагов, на лице её - несомненно притворное выразилось удивление, но радость от встречи, но давняя БОЛЬ выдали её. Она улыбнулась такой жалкой, растерянной улыбкой, так не приставшей её гордому лицу, что у Григория жалостью и любовью дрогнуло сердце...
Ужаленный тоской, покорённый нахлынувшими воспоминаниями, он придержал коня, сказал:

- Здравствуй, Аксинья дорогая!
- Здравствуй.

В тихом голосе Аксиньи прозвучали оттенки самых чужеродных чувств - и удивления, и ласки, и горечи...
- Давно мы с тобой не гутарили.
- Давно.
- Я уж и голос твой позабыл...
- Скоро!
- А скоро ли?

[700x525]

Григорий держал напиравшего на него коня под уздцы, Аксинья, угнув голову, крючком коромысла цепляла ведёрную дужку, никак не могла зацепить.
С минуту простояли молча...
Ненасытно облизывая голубые меловые плиты, билась у обрыва волна.
С лёгкой досадой и огорчением в голосе Григорий спросил:

- Что же?... Неужели нам с тобой и погутарить не об чем?... Что же ты молчишь?...

Но Аксинья успела овладеть собой; на похолодевшем лице её уже не дрогнул ни один мускул, когда она отвечала:

- Мы своё видно уж отгутарили...
- Ой, ли?
- Да так уж, должно быть! Деревцо -то - оно один раз в году цветёт...
- Думаешь, и наше отцвело?
- А то нет?
- Чудно это всё как-то...

Григорий допустил коня к воде и глядя на Аксинью, грустно улыбнулся...

- А я, Ксюша, всё никак тебя от сердца оторвать не могу.
Вон уж дети у меня большие, да и сам я наполовину седой сделался, сколько годов промеж нами пропастью легли...
А всё думается о тебе. Во сне тебя вижу и люблю доныне...
А вздумаю о тебе иной раз, начну вспоминать, как жили у Листницких.... как любились с тобой... и от воспоминаний этих...
Иной раз, вспоминаючи всю свою жизнь, глянешь, - а она как порожний карман, вывернутый наизнанку.....