[255x398]
Сегодня я закончила историю Литы. Она хочет жить; начиная играть, я не думала что это станет чем-то большим. Стало - для нас обеих. В какой то миг Лита обрела душу. Может быть, я делю с ней мою. Не важно. Но теперь она снова есть, снова со мной.
Вот последний эпизод ее истории.
Участники -
Лита Эль Лезар, эльф с сущностью дракона
Фелискара Эру, богиня Путей
Талан Молчаливая, дивья - демон Порядка.

- Ты хочешь этого?
- Да!! – осколки витража на полу дрогнули, словно подброшенные невидимой рукой, - а ты?
- Да. – Фелискара наклонилась и подняла одну из стекляшек, - но хочет ли этого она?
Молчаливая на миг опустила веки. Сложно… Почему все так сложно? Иногда всего-то и надо, что поговорить, задать вопрос. Но если некому, а вопрос все равно существует, и будет тревожить тебя до конца?.. Что тогда делать и как помочь?
- Давай просто попробуем, - сказала она очень тихо.
Фелискара разжала пальцы. Частичка витража воспарила над ее ладонью - сверкающий осколок изумрудного стекла, как драгоценность, или как маленькое солнце, увиденное кем-то сквозь листву. Талан отступила, а потом наоборот – приблизила себя, не сходя с места. Был ли хоть один мир, перед которым она сама оказывалась в долгу? Нет. Кроме этого. Было ли хоть одно живое существо, которому она была бы что-то должна? Нет! И Лита не была таким существом. То Талан уже просто не могла уйти. Ей было некуда.
Они не стали пробовать, просто сделали. И на это почти не понадобилось Силы, но много – чувства. Талан знала, что это связано – что порой Сила не помогает, если ты равнодушен к тому, что нужно сделать. Но стоит вложить в творение чувство – как все удается с немыслимой легкостью.
Какое это было чувство? Жажда. Сосущая тоска по тому, чего нет и не будет – Талан не знала, чье это и откуда пришло, - надежда на невозможное и вера в Чудо. Ее было больше всего. Эта вера собирала из осколков витража, когда-то украшавшего окно Пёстрого Холла, новый, а из частиц-искорок надежды - высокую стройную девушку с грустным лицом и теплым взглядом не эльфа, а человека.
Она возвращалась из небытия… Это должно было быть прекрасным, а было печальным. Каждая частица, каждая искорка, возвращавшая ей жизнь, надолго замирала, прежде чем присоединится к другим, словно сомневалась – надо ли? И слишком медленно все происходило.
Издалека – и, кажется, мир узнал эти звуки, и встрепенулся, – послышалась песня:
Чудесное слово, волшебная сказка...
Мой облик мой голос - не сущность, но маска,
Меня не узнают - себя не узнаю...
Насквозь я миры своей песней пронзаю.
Ищу Красоту, к ней лишь жажду стремиться,
И голос мой птица, и песнь моя - птица...
Взгляну лишь - и силой наполнится сердце,
В нем слово родится, откроется дверца -
Любого тогда увести я сумею
В миры что прекрасней, в миры что светлее.
Но прежде должна Красоту отыскать я
И ею открыть волшебство восприятья...

Потом слова начали расплываться и зазвучали совсем другие, печальные. Словно человек пел о потере, которую пока еще не принял всем сердцем, а значит – не простил.

Легко увидеть, что видеть хочешь,
Легко придумать лицо и маску…
Скажи мне, небо, в чем виновата?
Куда уходят те, кто мне дорог?

Ждала другого – вот разве в этом.
Хотела верить, да все забыла…
Прошла по краю – не оступилась.
А надо было – скользнуть и рухнуть.

Тогда они бы мне дали руку,
Тогда с колен бы меня подняли,
Утерли слезы, лечили раны,
Слова сказали и все простили.

Да надо было… Но лгать паденьем?
Придумать грех и – себя предать?
Ни ради славы – безлика слава,
Ни ради света – легко погаснет,

И даже, знайте! – ни ради дружбы,
Ни лгать не буду, ни резать руки,
Ни поступаться свободой сердца,
В моей свободе – вся жизнь моя.

Талан горько усмехнулась; она увидела Литу в этот миг и… Если бы она могла, то посмеялась бы; или сказала бы наивной девчонке, что ТАКОЙ быть нельзя. И спросила бы – как быть ТАКОЙ. Противоречивой. Смешной и наивной. Вольной…

Судите, если судить решили,
Бросайте камни и даже взгляды,
Но уходите, и ради бога,
Прошу, скорее порвите связи!

Раз нет того, что жалеть заставит,
Раз снисхожденья не заслужила,
Раз я злодейка, всех в мире злее,
Прошу вас, люди, забрать любовь.

Она упряма. Прогнать – вернется.
Нальешь ей яда – сама и выпьешь…
А я устала любить без веры,
И без надежды тепла искать.

И не исправить, и не поверить.
Но вот оно же, перед глазами –
«Нас нет, все – ложью одной лишь было»
…Любить – то много, то слишком мало…

Ни ради правды – мертва без сердца! -
Ни ради Силы – не верю в Силу! -
Ни ради дружбы – Врагом не буду!
Себе ли, вам ли – тут все едино.

…Играть хотела, да заигралась.
У «тьмы» и «света» когтисты лапы.
Клыки не волчьи, да все же остры,
А я доспехов не надеваю…

Хочу быть легкой как луч и ветер.
Теперь и буду лучом и ветром,
И тенью буду для вас, забытой,
Как тенью стала моя душа…

Искры надежды появлялись все реже, и все больше медлили, прежде чем слиться с остальными, слагавшими фигурку девушки.
Фелискара решительно шагнула к Лите… Невыносимо было просто видеть и не помочь. Талан сделала жест – запрет. Нельзя? Скара не стала спорить. Но мысленно спросила – почему.
Талан показала ей. Показала ту линию, на которой богиня попыталась ускорить возвращение Литы. Ей это даже удалось, и девушка снова обрела жизнь – и ушла уже безвозвратно: опустилась на колени, а потом свернулась калачиком на полу и просто перестала дышать. Чтобы этого не случилось, нельзя было ни мешать ей, ни помогать.

Ожидание – одна из самых тяжелых вещей на свете. И ладно, если то, чего ты ждешь, пусть и медленно, но все-таки происходит. А если нет? И если ты видишь, чувствуешь, понимаешь, что все пошло не так?
Искры, слетавшиеся к бледной, но четкой фигурке девушки, вначале просто медлили, а потом начали гаснуть, не долетая. Фигура мерцала, едва заметно уменьшаясь, словно таяла. Витраж, наполовину собравшийся, теперь беззвучно осыпался на пол множеством рваных осколков.
Ни одна не спросила, что происходит. Талан мысленно произнесла самое страшное из проклятий, пожелав кое-кому одиночества в пустоте. Фелискара поймала проклятье на лету и рассеяла его. Дивья не ощутила гнева, только беспомощность и печаль.
- Она знает, - сказала богиня.
- Откуда бы? – огрызнулась Талан. - Мы могли сделать так, чтобы Лита никогда не узнала, что за все это время они ни разу не вспомнили о ней. Но ведь мы не сделали этого. Во имя ее свободы?
- Во имя их общей свободы, и ее и тех, – тихо, но твердо ответила Фелискара. – Откуда нам знать, какие причины у их молчания?
- Мне безразличны причины! Их трое, а она одна. Они могли подумать хотя бы об этом!
- Они подумали, - в сторону сказала Скара. Осколки витража снова поднимались в воздух один за другим, но они уже не сверкали и не сияли. Разве что изредка вспыхивала искра на бритвенно-остром крае.
- Но все равно ничего не сделали? Боялись ошибиться? Знаешь, лучше совершать ошибки, чем не совершать ничего. Конечно, у них была причина – жизнь. И это самая главная и самая большая из всех причин чтобы действовать.
- Талан, мы никого не можем судить. У нас просто нет на это времени, если хотим помочь.
- И как? Мы для нее никто. Мы не можем стать причиной, по которой она захочет вернуться, и не можем дать ей эту причину. Знаешь, что она сделает первым, если снова станет жить?
Фелискара кивнула. Она видела это перед собой прямо сейчас. Сцену встречи, которая… Встреча с теми, кого ты любишь – как она может сделать тебя одиноким? Богиня не понимала. Но Лита пришла бы в Пещеры и оказалась бы там чужой и ненужной.
- Мы для нее никто, - повторила Талан.
- Это неважно, - этими двумя словами Скара словно провела черту, за которой остались упреки кому бы то ни было, и все сомнения. - Ты умеешь танцевать?
Талан кивнула:
- А ты?..
- Лита-хиаль, танец души, - богиня кивнула на начавшие медленно, хаотично двигаться в воздухе осколки витража, - если бы не было совсем никого, Лита даже так как сейчас не смогла бы вернуться из ниоткуда. Я не знаю, кто это, но где-то там есть человек, помнивший ее все это время.
- Танец души? Ты богиня. От твоего танца рождаются миры. А я демон Порядка. Если мы будем танцевать вместе – что станет с этим миром?
- Ничего, если он станет танцевать вместе с нами.
- Ради нее? – горько усмехнулась Талан. – Брось. Миры – еще большие эгоисты, чем люди.
- Мир будет танцевать, - Фелискара медленно, по частице, освобождала свою Силу, - или он должен будет отпустить Литу. Хотя бы так, как отпустили ее друзья.
Вся сущность дивьи взбунтовалась против мысли об этом «отпустить», хотя Талан приходилось делать это самой. Но только не так.
Шше! – здесь и сейчас ее Сила, синее Ничто, встретилась с Силой Богини. Мир и правда мог полететь в тартарары из-за одного этого. Стоила ли эльфийка такого риска?
Жизни она стоила.
Синее ничто – волнами, Сила Богини – невидимой волной же, диким напряжением ставшего вдруг прозрачнее хрусталя воздуха, звеневшего на грани слышимости. И от этого звука можно было оглохнуть… Синее и невидимое вмешались в танец тусклых осколков и сделали его правильным. Осколки встречались; едва касались друг друга – нежно, как мотыльки – крыльями, и разлетались невредимыми. Талан скользнула меж ними, на долю мгновения опередив Фелискару, чья сила была чуть менее податливой, и начала свой Танец Души.
Они танцевали его вдвоем – Талан начинала движение, а Скара продолжала его; богиня вела нить танца так, чтобы дивья могла подхватить ее, переплести с нитью своей души, отпустить, передать Фелискаре… Они даже не видели друг друга, просто не было возможности смотреть, все и вся заслоняли движения, неповторяемые, резкие или мягкие, вольные, живые - и тоже правильные.
И мир танцевал с ними - то нежно, то сурово, то рассыпаясь на осколки, то собираясь во что-то новое, как чудесный витраж. Между осколками мира как между осколками витража танцевали две души, богини и демона Порядка. Такие разные, но от их разности, их противоречивости, смешной наивности, и глубокой, почти трагической серьезности, от их свободы рождались Надежда и Красота.
...Когда они остановились - и богиня, и дивья, и мир, Лита была здесь. Никаких мерцаний, никаких искр. И все-таки чего-то еще не хватало. Как не хватало совершенно целому витражу, который висел в воздухе перед Литой. Она вглядывалась в него и словно говорила с кем-то.
А на витраже…
…Талан захватило глубокое и непривычное, а от того неудобное, тревожное чувство родства с другим… другими… Богиня положила руку на грудь и медленно, глубоко вздохнула, справляясь со своим собственным волнением, с почти невыносимым чувством чьей-то чужой – и нечужой ей – боли.
…На витраже - усталая молодая женщина сидела перед сияющим монитором ноутбука. Она писала строчку за строчкой – всего-то и нужно было, что нажимать на клавиши, чтобы дать кому-то жизнь. Или отнять ее. Но не она решала, жить Лите или же нет. Не она решала за Талан, Фелискару, Кано и Флэй. Они решали это вместе со своей создательницей. Или скорее – хранительницей. Кем она и была всю свою жизнь и кем будет до конца.
- Чего ты хочешь? – спросила она, приблизив лицо к экрану – было уже очень поздно и зрение подводило. Она видела их всех, как и они ее. Может быть – другими. Но ведь каждый смотрит своими глазами.
- Жить, - сказала Лита своей душе по ту сторону витража жизни.
Хранительница за ноутбуком улыбнулась.
- И я тоже. – И отстучала несколько слов по кремовым с красными буквами клавишам…

Талан и Фелискара на миг словно ослепли, а потом…
Пёстрый Холл был залит лунным светом. Тот самый час, когда засыпают даже боги. И не время для полнолуния, но, наверное, такой была воля хранительницы, написавшей для них всех эту лунную ночь. Серебристое сияние просачивалось сквозь целый витраж, занявший свое место в окне – на нем были замок и море - и рассыпало цветные блики по всей комнате. От этого она становилась уютной и мирной…
Рыжие волосы, белая прядь в них, зеленые с карими точками глаза… Не очень то и зеленые, поняла вдруг Талан. Да и рыжие – скорее красновато-каштановые. А может быть, просто так ложились блики обманчивого лунного света, что эта девушка была похожа на ту, у сияющего окна, сквозь которое она смотрела на них. Кажется, именно этого ей не хватало, этой частички настоящести, потерянной и найденной после того, как Лита перестала существовать на долгие семь месяцев. Она пошевелилась, подняла ладонь к лицу и словно рассмотрев на ней какой-то знак, покачала головой, опустила ладонь. А потом улыбнулась им.
- Здравствуйте, - сказала она, - спасибо вам.
И как-то сразу стало понятно – ничего не нужно объяснять. Фелискара мягко улыбнулась.
- Здравствуй, девочка. Не за что благодарить. Тебе еще нужна помощь?
Эльфийка оглянулась на дверь Холла, потом подошла к окну, открыла раму. Ничем не остановленный, в комнату потоком хлынул лунный свет – словно все это время он копился там, за цветным стеклами, и только и ждал случая затопить Холл, как вода в половодье затапливает равнину.
- Нет, ничего не нужно. Но я хотела бы сделать одну вещь…
Талан уловила отголосок ее мысли и засмеялась.
- Сентиментально… но если ты хочешь – пожалуйста, - разрешила она.
Лита подошла и обняла – сначала ее (такая маленькая… она оказалась такой маленькой по сравнению с высокой Талан), потом богиню – и даже рядом с ней девушка казалась ребенком.
Талан вздохнула. Она перевернула бы мир, чтобы эта девочка могла остаться в нем и быть счастливой. Что она будет делать, и почему, не стоило спрашивать.
- Навсегда? – спросила Фелискара. Лунный свет делал ее настоящей богиней – сияющей и загадочной, и в то же время – уютной, как бабушка в кресле у очага. Двойственное впечатление было и от взгляда – и веселого и горького.
- Я не знаю, ами, - призналась Лита, - я могу навредить им, если останусь.
- Как? – воскликнула Талан, хотя хотела сказать совсем другое – да сколько можно?? Подумай о себе, а не о них!
- Когда мне станет по-настоящему больно, когда я начну чувствовать себя с ними такой же одинокой, как и без них, я превращусь в чудовище. Я знаю их причины, и они веские. То есть тяжелые… Может быть, когда-нибудь они захотят или смогут отбросить их. Но заставить их я не могу, ведь они мои друзья и я люблю их.
- А себя? – не удержалась дивья.
- И себя, - улыбнулась Лита, - ведь я сделаю это и ради себя тоже – чтобы оставаться, как и была, свободной и счастливой.
- Девочка, ты ошибаешься, - сказала богиня, - только это не важно. Не хочешь сначала поговорить с ними? Почему?
- Потому что они не хотят говорить со мной. Ами, наша связь не разорвана. Я могу точно сказать, что они чувствуют, в чем нуждаются. Не в этом. Не во мне. Но их личная связь стала крепче. Я отправлюсь путешествовать. Нельзя заставить любить себя.
- А если возникают сомнения в чем-то – их надо опровергать. Или ты подождешь, пока они сами их опровергнут?
- Да, ведь это их сомнения. Терри однажды сказал, что он должен справиться сам. Это так. Иначе сломается его стержень. Может быть, у Аль так же, и у Змея. Они справятся, ведь они вместе.
- Не надоело платить за всех? – тихо и жёстко спросила Талан.
Лита посмотрела на нее и вместо ответа взяла за руку – подержала и отпустила.
- Иди! – попросила ее дивья. Она ощутила отголосок той боли, которая стучалась в сердце Литы. В дороге ей будет легче. Может быть, совсем без боли все же не обойдется, но она не будет такой жестокой.
- Иди, - так же и почти с той же интонацией попросила Фелискара.
Лунный свет заклубился серебряной дымкой и замер в виде цветка-портала. Чем-то он было похож на голубое окно далекой и близкой хранительницы.
Лита улыбнулась им двоим и шагнула в портал.
- Пусть она найдет то, что ищет, - сказала Фелискара. Завиток лунного света лег на эти слова как печать подтверждения Пути.
- Разве она будет искать? Разве ей это нужно?
- Нужно, Талан. Ты не заметила? Она так похожа на хранительницу.
Дивья устало кивнула.
- Тогда она точно найдет, - сказала она.
Окно затворилось само собой, без их участия. Впрочем, Холл уже опустел, когда рама начала закрываться, когда щелкнула серебристая задвижка. И звук был почти такой же, как щелчки клавиш, которыми хранительница писала их жизнь-историю.

Вот так. Лита снова рядом. Она живет и живу я.
[500x475]