«Блокировать научные исследования крайне опасно» Интервью психиатра Александра Лебедева. Он изучает применение психоделиков в медицине

В середине ХХ века психиатры пытались помочь некоторым пациентам, применяя в терапии психоделики — ЛСД и другие похожие вещества. Потом началась «Война с наркотиками», и практически все исследования оказались под запретом. Спустя 40 лет ученым на Западе удалось переломить эту ситуацию и вернуться к изучению психоактивных веществ в медицине. Ученые даже говорят о «психоделическом ренессансе», хотя он пока не коснулся России, где проводится политика нулевой терпимости к психоактивным веществам, кроме алкоголя и табака. «Медуза» поговорила с психиатром Александром Лебедевым (Каролинский институт в Швеции), который сам занимается изучением возможностей психоделической терапии — о том, каким людям она может помочь и почему исследователи вновь обратили на нее свое внимание.

— Когда появилась идея, что психоделики можно использовать в медицине?

— Вообще использование психоделиков уходит корнями в доисторические времена. Есть свидетельства, что древние люди активно использовали эти вещества в ритуально-целительных контекстах. В некоторых сохранившихся культурах — например, в Амазонии — подобные традиции существуют и сейчас.

Фактически же научные исследования психоделиков начались с достаточно случайного открытия психотропных свойств ЛСД. Швейцарский химик Альберт Хофман работал с различными алкалоидами, первым [в 1938 году] синтезировал ЛСД, а через несколько лет ощутил эффект этого вещества на себе — оно проникло в его организм через кончики пальцев. Для него это был шокирующий опыт, но тем не менее он решил его повторить. День, когда Хофман впервые осознанно принял ЛСД, сегодня известен как как «День велосипеда», потому что яркие эффекты ученый начал испытывать, когда возвращался домой на велосипеде.

На тот момент не было другого вещества, которое бы настолько интенсивно изменяло сознание. Хофман поделился своим опытом с коллегами, в том числе психиатрами — научное сообщество радостно подхватило открытие, что ознаменовало наступление «золотого века» психоделических исследований.

— Почему был такой энтузиазм?

— В самом начале, в 1950-е годы, психоделики представляли интерес для психиатров с точки зрения моделирования психотических состояний. Тогда в первую очередь в США некоторые психиатры во время обучения принимали ЛСД, чтобы, как считалось тогда, лучше понимать переживания пациентов в состоянии острого психоза — состоянии отрыва от реальности, нередко сопровождаемого иллюзиями и галлюцинациями.

Спустя около десяти лет эти вещества стали изучаться в контексте психоделической терапии, хотя сам Хофман пишет в воспоминаниях, что даже после самого первого психоделического опыта он чувствовал себя очень комфортно. То есть уже тогда имелись некоторые указатели, что психоделический опыт имеет определенный терапевтический потенциал. 

Постепенно сложились два направления. Психолитическая терапия — использовались невысокие дозы психоделиков, чтобы понизить сопротивляемость клиентов психотерапии. По сути это был обычный психоанализ без радикального изменения состояния сознания. Второе направление — психоделическая терапия. Этот подход подразумевал одну или несколько сессий с высокими дозировками для того, чтобы пациенты испытали так называемый «мистический опыт» — переживания интенсивного катарсиса.

Впервые этот опыт был научно описан и систематизирован Уолтером Панке в ходе знаменитого «Good Friday Experiment», когда ученые набрали группу представителей католической духовной семинарии и в контролируемых условиях предложили им пережить психоделический опыт. Участники говорили, что во время опыта им каким-то волшебным образом удалось ухватить единство всего сущего во Вселенной, что все живые существа каким-то необычным образом связаны друг с другом на высоком уровне. Многие отмечали глубокое чувство любви, исходящее от какого-то такого трансцендентного объекта, который им было очень трудно вербализировать. Часто говорили, что не придумано еще слов, чтобы описать пережитый ими опыт.

Считалось, что подобный опыт имеет терапевтическое значение для пациентов. По сути, на какое-то время человек теряет связь с внешней реальностью и направляет свой взор вовнутрь. Это может помочь пациентам осознать какие-то детские травмы и не до конца проработанные сложные моменты в жизни, с которыми потом можно работать в контексте стандартных терапевтических сессий.

В общем, энтузиазм был связан, прежде всего, с уникальной способностью этих веществ вызывать состояния ранее труднодоступные для экспериментальных исследований. А после того как выяснилось, что эти состояния имеют определенный терапевтический потенциал, этот энтузиазм еще более укрепился.

— Что ученым удалось доказать в ходе экспериментов в годы этого «золотого века»?

— Было протестировано несколько тысяч здоровых людей и самых разных групп больных, включая даже пациентов с расстройствами шизофренического спектра, которые строго отсеиваются из современных клинических исследований с психоделиками. Между тем, следует проявлять некоторую осторожность в интерпретации этих работ: стандарты научных исследований значительно изменились за последние десятилетия и совсем не соответствуют стандартам тех лет. 

Но были и публикации, которые более-менее соответствуют даже современным требованиям к клиническим исследованиям. Не так давно группа норвежских исследователей попыталась проанализировать результаты таких работ прошлых лет и количественно оценить эффективность использования ЛСД в терапии алкогольной зависимости. Они выбрали ряд клинических исследований, выполненных в дозапретный период, которые соответствовали современным стандартам и выполнили мета-анализ. Действительно, выяснилось, что терапия с использованием ЛСД была подчас более эффективна, чем стандартные методы тех лет.

Немало исследований с психоделиками было выполнено в области терапии монополярных депрессий. Относительно недавний обзор старых работ, опять же, постановил, что структура и условия проведения этих исследований оставляют желать лучшего, но, несмотря на это, все равно есть четкие свидетельства в пользу эффективности этих методов — что, в свою очередь, говорит о необходимости проведения современных клинических исследований.

Было проведено достаточно большое количество базовых научных исследований на животных. Кроме того, именно исследования ЛСД послужили толчком для интенсификации некоторых смежных направлений. Можно даже встретить мнение о том, что нейронауки — и психофармакология, в частности — обрели свой современный облик во многом именно благодаря исследованиям психоделиков.

— Почему эти исследования были разрешены? Ведь было понятно, что психоделиками можно злоупотреблять.

— Очень важный вопрос. Человек — существо, которое может злоупотреблять чем угодно — работой, спортом, отношениями, веществами. Многие вещества, в том числе легальные, имеют огромный аддиктивный потенциал: например, алкоголь ведет к формированию не только психологической, но и биологической зависимости. Аддиктивный потенциал психоделиков относительно невысок. Да, есть люди, которые могут ими злоупотреблять, что может привести к печальным последствиям. Но, исходя из имеющихся у нас данных, опасности, сравнимой с героином, амфетаминами и алкоголем, в этом плане нет.

— Но тогда ведь не было накопленных данных об этом. Почему дали зеленый свет?

— Потому что психоделики представляли большой интерес для психиатрии и терапии. Ведь психиатрия до сих пор переживает кризисную ситуацию — до 30% наших пациентов не отвечают на стандартные методы терапии, либо имеют неполный ответ. На тот момент ситуация была еще хуже, и поэтому психиатрии приходилось и приходится быть открытой для всего нового.

Следует помнить, что в 1949 году за ту же лоботомию была присужденаНобелевская премия. В каком отчаянии должна находиться дисциплина, чтобы присудить Нобелевскую премию за столь брутальный и не совсем понятный в плане механизмов метод терапии?

— Почему исследования свернули?

— Проблем не было, пока психоделики оставались в научной среде. Потом некоторые именитые профессора стали призывать к тому, что каждый должен пережить психоделический опыт. Так эти вещества вышли из-под контроля и выплеснулись на улицы.

Сейчас все принято сваливать на Тимоти Лири — безусловно, яркую фигуру периода психоделической революции. Трудно сказать, насколько велика его «заслуга». Я бы в целом не стал винить конкретных людей. Наверное, просто общество и наука не были тогда готовы принять эти вещества. Не было жестких стандартов в плане оценки рисков и так далее. Поэтому даже осторожное изучение этих веществ было остановлено.

— Когда закончился «золотой век»?

— В конце 1960-х, когда в США прошла серия реформ, положившая начало «Войне с наркотиками» — практически на все психоактивные вещества, кроме алкоголя и табака, было наложено табу. Под давлением политику подхватили и другие страны, в итоге законодательный запрет был принят и большинством европейских государств.

В ходе реформ психоделики попали под одну гребенку с кокаином, героином и другими вызывающими тяжелую зависимость веществами. Более того, психоделики получили самую плохую классификацию. Вещества, которые попадают в этот разряд, по мнению экспертов, не только представляют опасность для здоровья и для общества, но и не имеют какого-либо медицинского потенциала.

С этим до сих пор связаны большие сложности. Например, провести исследование с амфетамином, который получил менее жесткий лейбл, гораздо проще, чем с классическими психоделиками. Несмотря на то, что мы прекрасно знаем: амфетамины достаточно токсичны и злоупотребление ими четко связано с повышенными рисками самых разных психических расстройств.

— Почему с психоделиками боролись так жестко?

— Есть разные мнения. Некоторые авторитетные профессора открыто говорят, что что запрет психоделиков был политически мотивирован. Что они были запрещены, потому что влияли на то, как люди голосуют.

Так или иначе, запрет произошел из-за того, что вещества действительно вышли из-под контроля. Они попали на улицы и стали использоваться в неконтролируемых условиях. Это было осложнено дефицитом коммуникации между наукой и политикой.

Насколько адекватным был такой полный запрет, я не берусь комментировать. Конечно, для меня как исследователя и психиатра подрыв исследований очень интересного класса веществ на 40 лет — большая потеря и времени, и ресурсов.

— На протяжении этого времени исследования были полностью запрещены?

— Их было крайне мало, но исследования проводились в некоторых местах, например, психоделическая терапия [в комбинации с психотерапией] практиковалась отдельными специалистами в Швейцарии до начала 1990-х, после чего [официально] была приостановлена до 2007 года. В целом, психоделики ушли если не в подполье, то, по крайней мере, на задний двор науки. Финансирования практически не было, поэтому сократился и научный интерес. Грубо говоря, исследователям пришлось делать выбор: либо кормить себя и семью и заниматься перспективными исследованиями, либо заниматься тем, что им лично интересно.

— Почему в 2000-е эта область начала возрождаться?

— Есть ряд причин. Во-первых, в 2000-е институт Джонса Хопкинсадобился того, что получил финансирование и разрешение на целую серию исследований об эффектах психоделиков на структуру психики. Они впервые научно продемонстрировали, что психоделический опыт способен изменять структуру личности. Эти работы явились важной вехой в начале психоделического ренессанса.

Вторая важная вещь — скандал с Дэвидом Наттом. Это именитый профессор психофармакологии, который был главой совета правительства Великобрита