[показать]
…Всё летело перед ним с калейдоскопической быстротой. Сначала он ничего не понимал: перед ним была какая-то ужасающая пустота, но постепенно вдруг снова начал что-то улавливать, словно стал медленно опускаться в глубины своего подсознания, куда-то туда – к ячейкам своей памяти, в которых складировались его жизненные воспоминания. Каким-то адским, немыслимым по силе и частоте дождем они обрушились внезапно на него и… полетели. Полетели мимо с астрономической скоростью…
…Вот оно – его детство, а он еще ребенок. Сейчас, в эту минуту, он всё прекрасно помнил: любимую песочницу, знакомый двор с лужами после дождя и помойкой, в которой всегда копались бомжи, качели, с которых он с друзьями на свой страх и риск спрыгивал на полном ходу, этих самых друзей – улыбающихся и грустящих, ревущих из-за какой-нибудь несуразицы или хохочущих от любой детской шалости, дом, в котором он жил, с подвалами, наводящими ужас на малолеток, и крышей, всегда тянувшей его к себе, манящей и как будто приговаривающей: «Ну давай, подойди ко мне, иди сюда и любуйся!» Да и не его одного она притягивала тогда своей высотой и казавшейся недоступностью. Всю жизнь он мечтал – глупо и наивно, как ребенок, – мечтал попасть на эту «крышу мира». Он помнил своего знакомого, который был старше его на десять лет, помнил его, скрюченного и какого-то неживого, лежащего под этой крышей в алой луже. А на нем лежала его мать и плакала, рыдала на весь двор. И тогда он спрашивал свою маму: «А что с ним случилось?», но та не отвечала – лишь схватила его за руку и быстро увела, рассказывая по дороге интересные сказки. Но он не слушал: в голове у него крутилось одно – это «а что с ним случилось, мама?»…
А вот его первый школьный день, первое большое событие в его жизни. Море цветов, слез и улыбок. Волнующиеся и одновременно радостно-счастливые лица его родителей, фотографирующих каждый шаг. Он и это помнил… Тогда же появились новые друзья, школьные, – одни из лучших во всей жизни…
Школа… Перед ним вдруг всплыло то, что он уже давным-давно позабыл: какие-то мелкие проказы, незначительные детские прегрешения, первая драка и синяки, первая любовь… Да, это была она – та, которую ждало его наивное воображение, девчонка из его же класса.
Годы летели стремительно… 11, 12, 13 лет… Переходный возраст, первый поцелуй, настоящая любовь, новые увлечения, первая раз с девушкой, секс, последующие ссоры…
Как наяву видел он себя в эту минуту пьющим водку и закуривающим сигарету, потом еще одну, потом что-то другое. Тогда дни постепенно начали сливаться в одну серую массу. А жизнь бежала…
Вот перед ним лицо матери – худое, осунувшееся и бледное. Она уже не верила, что увидит сына живым. И сейчас – в этом своем бреду, в немыслимом полете – он повторил слово в слово то, что говорил тогда матери. Он извинялся, просил прощения за всё, обещал, клялся, божился, но прекратить так и не смог.
Самые тяжелые времена он помнил с трудом… Отец погиб – где и когда ему было всё равно, так как для него сливающиеся серые дни продолжали оставаться рутиной, он не видел ничего вокруг себя – даже мать, пребывающую в бесконечных истериках. И из-за сына, и из-за папы. Он любил отца и любил мать, но мимо него летели только серые-пресерые дни. И связанные с ним одной веревкой такие же, как он, люди… Он не хотел думать ни о чем другом…
Он вспомнил, – и это было совсем недавно, почти только что, пару часов назад – как душил ремнем какого-то спящего парня. Он как наяву видел эти стеклянные, полузакрытые глаза, полные ужаса и как будто вопрошающие: «За что?» Пачка с деньгами в кармане, оставленное тело и снова пролетающее мимо серое время…
А еще ему нужно было, чтобы это серое бегущее время, одновременно такое привычное и приятное, никогда не кончалось, чтобы от него становилось хорошо. Пачка денег продолжила этот сатанинский бег… Он помнил свое решение – ни за что не идти домой, а бежать, бежать куда-нибудь и потом сделать так, чтобы всё снова не закончилось и из серого времени он не вернулся бы к чёрным будням. Нужно, чтобы снова было хорошо и лёгко.
…Его всегда тянуло на эту крышу, она его привлекала, манила, как опытная женщина манит необстрелянного мальца. Трудно сказать почему, но ему хотелось попасть туда с самого детства. Он вдруг вспомнил, что никогда на ней не был, и решил осуществить свою давнюю мечту, решил свысока взглянуть на мир, что окружал его: на этот грязный и пыльный город, с его пьяницами, помойками, проститутками и наркоманами, на это жуткое скопление машин, коптящих и дымящих, на этих мелких людишек, вечно спешащих куда-то по своим делам. Он хотел окинуть всё это одним взглядом, с высоты птичьего полета, он желал быть выше них, выше всего этого, хотел быть личностью…
Он полетел: всё понеслось перед ним, и это был самый лучший на свете полёт. По телу разливалось блаженство, какого он раньше не испытывал, разум зашелся в экстазе. Да, теперь он был выше всех, он восторгался и упивался этим, он хотел плакать от восторга, он понял, что сбылась его мечта… Неведомая сила овладела им, такая, какая на определенном этапе всегда овладевает такими людьми, как он. «Я могу, я могу, – твердило ему его нутро, – я могу, я сильнее, я выше!» Он решил тотчас же вернуться к матери и всё рассказать, потом пойти в милицию с повинной, потом – к доброму доктору в белом халате из воспоминаний далекого детства. А потом уж – потом будь, что будет. «Могу, могу!» – впивалась в него клинком светлая мысль. Он встал прямо у бордюра и раскинул в стороны руки. Солнце светило ему прямо в лицо – такое радостное и яркое солнце…
Ему оставалось только одно – пережить ужас и боль, пережить момент, когда всё тело будет разрываться, когда будет болеть каждый миллиметр и когда будет снова очень хотеться, хотеться еще больше, еще сильнее… Ему оставалось пережить самое страшное состояние, когда человек не контролирует свои действия…
…Всё это было только что, пару секунд назад, и не во сне, а наяву…
…Всё продолжало лететь перед ним с калейдоскопической быстротой. И он снова летел. И мысли неслись одна за другой, вся его жизнь промелькнула в один момент в его подсознании, но ему показалось, что он прожил ее заново, настолько долго тянулись воспоминания… И он всё еще летал, а точнее, летел…
И вдруг понял… И хотел закричать… Но…
Но что это? Почему эта боль, когда только что было так прекрасно? Откуда? Что это за боль? Неужели та самая?.. Но наверное, это была не та самая боль. И он понял это. И хотел закричать, но уже не мог…
Перед ним было что-то серое, грязное, вонючее и очень твердое – что-то, что, казалось, разбивало его тело на мелкие кусочки. Он чувствовал под собой нечто теплое и густое… «Господи…» - только и прошептал он и продолжал лежать. Боль угасала, словно заканчивалась ломка. Мысли его начали вертеться, как опавшие листья под порывами холодного осеннего ветра. Он не мог остановить этот адский круговорот, хотя только что управлял им. Так продолжалось минут десять, а потом всё успокоилось. Мысли пришли в порядок, и он понял, что снова начинается его полет. Новый полёт. Куда?..
А вот уже и милиция появилась, «скорая» и добрый доктор в белом халате, а вот – о боже! – и мама, которой он всё хотел рассказать. Она снова плачет. Он к ним не ходил – они сами пришли… А вот на земле, на пыльном и грязном асфальте, в луже крови кто-то лежит – кто-то так хорошо ему знакомый…
…А он вновь летел, так, как будто действие той внутренней силы, что он так любил, еще не закончилось… Он попытался пошевелить рукой, но не смог. Он ни чем не мог пошевелить – он не чувствовал себя… «Я потерял себя, я потерял себя, – начал судорожно нашептывать он. – Господи, я потерял себя!..»
Внезапно что-то подхватило его, какая-то неведомая сила, и начало уносить ввысь, далеко наверх, с огромной скоростью. «Нет – о боже! – нет!» – попытался сопротивляться он, но не мог. Люди на земле удалялись… Он увидел врачей, которые несли какую-то белую простыню и носилки, милиционеров, угрюмо уставившихся в землю, но, главное, он увидел мать – ту, которая его вырастила, воспитала, которая его безумно любила, для которой он был всем на этом свете, единственным и самым дорогим ребенком, самым лучшим. Она лежала на ком-то очень знакомом и плакала навзрыд, не скрывая своих слез, как тогда, под этой же крышей, рыдала мать их соседа. А потом… А потом она вскинула голову к небу с каким-то умаляющим выражением лица, и их глаза встретились. На один момент, на долю секунды… У нее были такие добрые глаза, такие домашние, и все в слезах… Как безумно он захотел домой в ту минуту!
Внезапно его сильно тряхнуло и понесло со страшной скоростью вверх – туда, откуда уже никогда не будет виден ни этот грязный город, ни эти мелкие людишки, ни этот безумный и страшный мир. Он завопил нечеловеческим от отчаяния голосом: «Мама, прости меня!..» Но лишь шепот ветра донесся до слуха бедной женщины. Последнее «прости» еще звенело в его ушах, когда он заплакал навзрыд.
…Дул пронизывающий ветер, солнце предательски скрылось за тучами. Улица уже опустела, и лишь один человек стоял посередине тротуара – это была его мать. И бесшумно начали падать на черную землю тяжелые капли холодного осеннего дождя, такие же соленые и горькие, как слезы ее сына…