Я давно хотел рассказать о своих контактах, если хотите – связях, с КГБ, о связях, которые и сегодня, спустя почти шесть десятков лет, приятно вспоминать.
Первые контакты возникли, когда я после института приехал работать в Мурманск. Мурманск большой портовый город, область граничит с Финляндией и Норвегией. Кроме того, Мурманская область – промышленный регион, он весьма интересовал иностранные разведки.
Каждое предприятие, которое имело связь с заграницей, тем более суда, выходящие в море, имело персонального куратора из числа сотрудников КГБ. Не было исключением и Мурманское управление гидрометслужбы. И я, став начальником судовой гидрометстанции (СГМС) на плавбазе "Печенга", столкнулся с пограничниками в первый же выход в море. Но это были стандартные досмотры судна погранцами перед выходом в море, инструктаж членов экипажа. Иной раз при инструктаже они рассказывали забавные истории в качестве иллюстрации. Так на одном из инструктажей пограничник рассказал о встрече в наших территориальных водах нашего траулера с внезапно всплывшей американской подводной лодкой. Капитан рыболовного траулера, промышлявший в этом райне, направил судно к подводной лодке и любезно поинтересаовался у американцев: "Вам помощь не нужна?". "Ну разве так поступают со шпионами? -сказал проводивший инструктаж погранец, - Надо было дать полный ход, и таранить этого шпиона!"
А вот рассказ про шпиона, в котором и я принял участие, точнее был свидетелем.
В одном из рейсов на "Печенге" при работе на Джоржес-банке у берегов США ночью на судне произошло какое-то ЧП, но какое толком тогда я не понял. Чтобы представить себе, что это было, надо прежде всего понять, что такое Джоржес-банка. Это место, где глубина моря меньше окружающих вод, отмель, попросту говоря. Но здесь встречаются два течения. Вдоль берега идет холодное Лабрадорское течение, мористее, по краю шельфа идет мощный Гольфстрим. Перепад температур вод способствует бурному образованию планктона, и это привлекает сюда тех, кто им питается – рыб, кольбамов и др. морских обитателей, а также тех, кто питается поедателями планктона. Этот же перепад является причиной почти постоянных сильных туманов. Хорошая кормовая база привлекает сюда большое количество самых разных морских биоресурсов: атлантическая сельдь, палтус, треска, морской окунь, другие промысловые рыбы, огромные омары, кольмары. А какой морской окунь-клювач – до 7 кг весом! В районе Джорджес-банки в 60-70-е годы ХХ века вели промысел, обработку уловов сотни рыболовных судов из Мурманска, Калининграда, Таллинна, Риги, Клайпеды, Ленинграда, даже из Одессы и Севастополя.

Тогда же были в моде и облеты морских судов американцами. На Джоржес-банке облеты осуществляла как правило, авиация береговой охраны. Я рассказывал об этом раньше. Только в том рассказе фото сделаны у берегов Ньюфаундленда, это севернее Джоржес-банки, в ноябре. На Джоржес-банке работало также много иностранных рыболовецких судов США, Польши, Англии, и др. Богатый был район. Но здесь же курсировали и американские военные суда.
Нередко из густого тумана выплывал какой-нибудь эсминец…

Возвращаюсь к ЧП. Оно было связано с тем, что один из рыбообработчиков то ли упал за борт, то ли добровольно пытался удрать-уплыть к иностранцам на мешке с чопиками (чоп, чопик – это небольшие деревянные пробки для бочек, в которые на плавбазе солили сельдь). Мешок с чопиками у мужика развязался, чопики уплыли, он оказался в воде (температура где-то 14-15 градусов, не пляж!), поднял истошный крик, его выловили и посадили в карцер в трюме. Других подробностей тогда не знал, не все было понятно. По возвращении в Мурманск меня вызвали в управление КГБ. Предъявили радиозондовую оболочку, - могла ли она быть из тех, что были у нас в этом рейсе, не заметили ли мы недостачи их во время рейса? Мы недостачи не заметили, но оболочка была точно из тех, что мы хранили в рундуке (шкафу) в коридоре. Спутать я не мог: перед рейсом все оболочки мы обрабатывали, попросту замачивали в керосине, для повышения эластичности. Но многие оболочки от такой обработки со временем слипались, их нельзя было использовать по назначению. Поэтому мы брали в рейс гораздо больше обработанных оболочек, чем планировалось запусков. На материке же обработку оболочек проводят незадолго перед запуском с радиозондом. Предъявленная мне оболочка была обработана керосином действительно очень давно. Чуть позже, в день чекиста, из передачи по радио про нашего куратора, я узнал еще кусочек этой истории.
И вот такая она сложилась в полном виде.
Один из завербованных американцами агентов (вроде из семьи раскулаченных) с добытыми секретными материалами устроился рыбообработчиком в "Мурмансельдь", постарался попасть на плавбазу, взял с собой материалы (они были, судя по всему на микропленке), и уже там, на Джоржес-банке должен был закупорить в бутылку свои шпионские материалы, ночью с борта на чем-то спуститься незаметно и продержаться на плаву. Там его должен был подобрать американский военный корабль. Как согласовывалось "время встречи" – не известно. Передатчик он не мог использовать – это 100%. Но то, что мешок с чопиками оказался ненадежным плотом, подвело шпиона. Выловили его вахтенные, выловили его бутылку, ее содержимое (микропленка?) была завернута в кусок нашей оболочки. Дальнейшего развития событий не знаю. Посадили, конечно.
Позже, когда я стал заместтелем начальника, мои контакты стали более тесными и частыми, но регулярными они стали с момента назначения меня начальником управления.
Прежний куратор, который раскрыл все то, что я рассказал выше, ушел в отставку, на пенсию, нам дали молодого, но шустрого парня.
Я увлекался филателией давно. В управление приходило много писем от зарубежных филателистов, зачастую пачками в бандеролях– от зарубежных клубов, которые просили проштемпелевать письма штампами наших исследовательских судов или полярных станций и отправить их почтой обратно (каждое письмо отдельно, конечно). В качестве презента они обычно прилагали несколько своих гашений. Я с удовольствием такие просьбы выполнял. И пополнял свою коллекцию. Вот на рисунке - конверт спегашения, посвященный рейсу траулера ФРГ в Антарктику.
Однажды в присланных для штемпелевания письмах оказалось письмо с вышедшими из употребления советскими марками (с марками до 1961 г, года денежной реформы). Я решил этому филателисту отправить конверт с действительными марками, указав свой домашний адрес. Я рассчитывал, что в благодарность получу в ответ какие-то гашения. Согласовал это с куратором, отправил. Но это мне аукнулось позже, когда меня вытащили работать в Москву (об этом позже).
Вскоре мне мои подчиненные стали жаловаться, что этот наш куратор повадился приезжать на нашу базу мат-техснабжения и просить заправить его личный мотоцикл. Я запретил это, сказал ему. Он обилелся. А позже произошел такой случай.
К нам на узел связи по объявлению о вакансии пришел молодой человек по всем параметрам подходящий нам. Но у нас на радиоузле имелся прямой выход в эфир через радиостацию рыбаков: наши синопики начитывали прогнозы погоды, передовали штормовые предупреждения о ветре, штормах по Баренцеву, Норвежскому морям и Северной Атлантике. Лица, допущенные к "открытому" микрофону, согласовывались с КГБ, в том числе и ремонтный персонал. Так вот я позвонил куратору и попросил его проверить кандидатуру связиста, собщить возможность приема парня на работу. Звонка от куратора не последовало в течение 3-х дней. Я решил – возражений нет, подписал приказ о приеме на работу. Парень на следующий день вышел на работу. И в тот же день незадолго до обеда звонит куратор. Оказалось, у парня отец живет в пансионате для престарелых в Париже. Парень выходил на отца, просил его сделать ему вызов, но отец отказал: сам живет на пособие в богадельне. Брать на работу с "открытым" микрофоном такого нельзя! Но приказ-то уже подписан, парень вышел на работу. Как быть? Вызываю начальницу отдела кадров
- Паренть приказ видел?
- Нет, я его приглашала с утра зайти, расписаться, но он не зашел.
Срочно, говорю, приказ переделать, вписать – "принят с испытательным сроком 2 недели. На время испытаний в помещение "открытого" микрофона не допускать".
Вызываю начальника отдела связи. Даю задание – дать парню для ремонта сложную технику, типа приемника факсимильных карт погоды и пр. Парень не должен справиться с заданием! Начальник отдела связи отправился выполнять мое неправедное указание. В конце дня докладыват: парень отремонтировал ВСЁ, что ему подсунули! Уточняю директиву: в исправную аппаратуру внести неисправность, устранить которую может только мастер высокого класса. Такая игра продолжалась две испытательных недели, и парень переиграл нашего связиста по всем статьям! Такая квалификация даже насторожила меня. Почему с таким умением он пришел именно к нам, не к "открытому" ли микрофону его тянуло? Но была у него пара несущественных оплошностей. И я был вынужден подписать приказ об увольнении как не прошедшего испытательнцый срок. Парень пришел ко мне, сказал, что понимает, почему я так поступил, хотя об испытательном сроке при приеме на работу речь не шла, просил пока в трудовую запись не вносить. Я обещал. Через 2 – 3 дня звонит мне прокурор города, парень пожаловался в прокуратуру. Ну, я как то объяснил свое решение. Прокурор тогда спрашивает: а по собственному желанию можешь его уволить? Я в удоввольствием согласился. Трудовую книжку парню мы не испортили, полярных надбавок он еще не заработал, недавно приехал из Новосибирска.
Но после этой истории я понял, что с нашим куратором работать дальше нельзя, оправился к начальнику УКГБ по Мурманской области.
Им недавно стал генерал-майор КГБ Пипия Георгий Владимирович. Мы были уже знакомы, однажды он даже приносил свои извинения за повреждение нащей гидрологической установки в пограничном районе. "Понимаешь, говорит,- дело было серьезное", хотя я понимал, что браконьерили они там, семгу ловили, вот трос через реку нам и порвали. Но человек он был очень приятный в общении.
Принял он меня приветливо. Я попросил его избавить меня от нынешнего куратора, попросил прикрепить нас к тем же сотрудникам, что курировали Мурманское морское пароходство. От начальника пароходства, В.А. Игнатюка, с которым был дружен, я знал, что кураторы (их было двое) у него порядочные и деловые ребята. Гергий Владимирович мою просьбу удовлетворил. Дальше работалось легко, проблем не возникало.
Был и еще один случай, когда Георгий Владимирович помог мне.
На Шпицбергене (а это заграница, Норвегия), на нашей станции случилось ЧП. Один из работников застал свою жену с любовником в постели. Женщина потом пыталась покончить с собой. Скандал на весь поселок Баренцбург, скандал вселенский. Это происшествие наверняка попадет в консульский отчет, далее в МИД, в комиссию Совмина СССР по Шпицбергену, достанется предедателю Госкомгидромета Израэлю, его заму, курирующего Арктику и моря Толстикову, и конечно же мне. Я опять к Пипия. "Георгий Владимирович, скажи своим ребятам в Баренцбурге, чтоб не допустили отражения этого происшествия в консульском отчете". Он пообещал, обещание выполнил. Я эту пару вывез на материк – первым пароходом ее, следующим – его. О происшествии никто больше не узнал, нигде это не муссировалось. Какова дальнейшая судьба пары, не знаю.Позже, когда его перевели в центральный аппарат КГБ, он возглавил серьезое подразделение центральнонго аппарата. А еще он был консультантом фильма "17 мгновений весны". Но в Москве я ним уже не встречался.

Пожалуй это и все связи с КГБ, которые у меня были. Но, как я уже говорил, мне позже аукнулось. Нет, не очень громко, просто напомнили о себе.
Когда я работал начальником управления в Мурманске, учился потом в Академии, я имел допуск к секретным документам "по положению", т.е. занимаемая должность, статус слушателя АНХ уже давали право на ознакомление, работу с секретными документами, ибо при получении статуса я уже прошел должную проверку, иначе не получил бы назначения. Но придя на работу в Госкомгидромет, я должен был получить допуск, по занимаемой должности – допуск по форме №1, т.е. особой важности. Как положено, данные обо мне были направлены в УКГБ по г. Москве. И тут – какая-то осечка. Вызывает меня Чилингаров, говорит: "Тебе не хотят давать допуск". "Почему?"-, спрашиваю. И он мне говорит, что в моем досье в КГБ есть какая-то запись о связях с иностранцами. В СССР это был грех – не санкционированные контакты. Прошу Чилингарова выянить подробней, поводов не было. Он узнал, что тот самый "молодой и шустрый" куратор Мурманского УГМС оставил запись: "Замечен в переписке с гражданамит ФРГ и Кампучии" а в скобках приписка "филателистической". Я рассмеялся только, рассказал Артуру, как этого куратора убрал от управления. Только вот с Кампучией у меня переписки филателистической не было. Я выслал кампучийцам, с которыми мы работали во время командировки, фотографии нашего пребывания. Не знаю, получили ли они их, ответа не было. Допуск мне оформили, работал, встречался с иностранцами, выезжал за границу без ограничений. Но спустя несколько лет, уже работая в Минтопэнерго России, я вспомнил об этом, когда стал оформлять выезд в Канаду. Всем членам делегации в консульском отделе МИД уже были офорлмлены служебные паспорта, только моего не было. Почувствовал неладное, отправился в этот отдел с кадровичкой Минтопа. Там долго искали мои материалы, нашли, они согласованы всеми инстанциями, даже паспорт выписан, но нет согласования КГБ. Я понял в чем дело. Уж не помню, как отбоярился, но паспорт мы забрали без согласования с КГБ, в Канаду я слетал, и не раз. Следующие поездки уже оформлялись без проблем.