Как говорил классик, все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. И вообще, писать о счастье скучно. Читать – тем более. Как сказала моя маман: «Я знаю две интересные книги о счастье. “Целестина” и “Карлсон”», и что-то ведь в этом есть.
Я сегодня просматривала профиль моей бывшей подруги Даши Ч. Почему бывшей? Потому что. Мы не ссорились, мы отлично спорили, она классный спорщик, может вытянуть аргументацию из пальца за пару секунд, не отрываясь от аськи и Двача. Мы обменивались музыкой и книгами, музыкой – больше она, мы назывались подругами, и я по простоте душевной верила, что так и будет, даже не взирая на Третью мировую и финансовый кризис. Мы просто перестали общаться, вокруг были какие-то люди, и я - какие-то люди, и она – какие-то люди. Она приходила ко мне домой после школы, потому что у нее задерживались родители, а жила она в Подмосковье, и сразу садилась за компьютер. У меня была безлимитка с хорошей подборкой музыки и аниме. А я ставила чай. У меня был разный-разный чай. С ройбушем, сухофруктами, мятой, мелиссой. А сейчас у меня есть даже чай с коноплей. И вот она приходила, поджимала под себя ногу. А я что-то говорила, говорила, говорила. Я очень любила с ней говорить, и мне было очень обидно, что она этого не любила. Я не уверенна, что она помнит что-то из наших разговоров.
Я очень расстраивалась, когда она предпочитала общение с кем-то на «поговорисомной» или Дваче общению со мной. Хотя, иногда случалось и она начинала рассказывать. Про свою семью, про своих друзей на даче, про то, как она начала и бросила курить, начала и не знаю, бросила ли, нюхать табак, про свою сестру и ее мальчика, про то, как этот самый мальчик бросил ее, говорила про Ксюшу N. и о том, как плохо, что они не могут встретиться. Она говорила, что Ксюша N. – ее лучшая подруга, что она ее понимает. А я молчу вся такая, как связист на допросе контрразведки, ничего не говорю. Наверное, просто не знаю, что сказать.
Мы с ней даже что-то писали вместе, то ли фантастику, то ли фэнтэзи, только это было очень абсурдно и глупо, и наверняка это покоится где-то на одной из московских свалок, потому что кто-то из нас двоих наверняка все это выбросил. А она поджимала ногу и садилась, скрючившись. Вокруг нее было много разных людей, умных и не очень, хороших и не совсем. Она говорила: «Я общаюсь не только с людьми, которые могут мне что-то дать. Я общаюсь и с теми, кому могу что-то дать я», и в этом тоже что-то есть.
На ее День рожденья я обещала пожарить яблоки в тесте, ломтиками, с ванилью и корицей. Это единственная дата, которую я помню. У всех остальных дни рожденья «где-то зимой» и «я помню, тогда было тепло, значит точно не январь». А у нее 4 сентября. Потом я сильно радовалась, когда узнала что это еще и одна из французских революций. Так вот, я их так ей и не пожарила. Буквально позавчера вот резала яблоки, макала их во взбитые яйца с корицей и ванилью, выкладывала их солнышком на сковородке, переворачивала их, складывала на тарелку. Я даже чувствую некий укор со стороны своего внутреннего голоса. Не накормила в свое время Дашу Ч., сейчас сидит вот, ест свои яблоки в тесте с ванилью и корицей, потом будет жаловаться мне, что опять в свои новые золотистые капри не влезает, задница, видите ли, у нее широкая шибко стала.
Смотрю у нее профиль, сижу, почти что грущу, но еще не до конца. Я скачала жутко бабский фильм. «Шопоголик» называется. Они говорят, 2 звуковые дорожки, субтитры на 3 языках. А там полный русский дубляж. Ну, думаю, ребяты, это не есть хорошо. И сижу, значит, грущу. А потом смотрю, фотография. Даша Ч. Очень любила фотографировать. Мы с ней постоянно спорили, применимы ли основы композиции к фотографии. Я говорила: «Да!», она говорила: «Нет!». Она все фотографировала. Что видела, то и фотографировала. А главное, фотографии получались очень хорошие, живые такие, настоящие, хотя техника не была такой уж и дорогой. И вот, фотография. А на фотографии Даша Ч. И какой-то мальчик N. И они вместе целуются. Нет, конечно, можно предположить, что это нелепая случайность и вообще, все было не так. Тогда мне взгрустнулось еще сильнее. Жизнь дала трещину, в бабском фильме нет 2-ой звуковой дорожки, бывшая лучшая подруга обзавелась мальчиком и целой толпой из каких-то людей, можно притаскивать камеру и снимать сцены баталий с участием 12-тысячной армии противника. И я даже не знаю, что из этого всего меня огорчило больше всего. То ли вторая звуковая дорожка, то ли 12-тысячная армия противника, даже не знаю.
Я смотрю на эту фотографию и понимаю, что она – единственный человек, о котором я сожалею. Не так уж я люблю людей, чтобы сожалеть о них. И очень хочется что-то ей написать, но мой внутренний голос говорит, что не стоит этого делать. Ну вот посмотрю, Толстая Задница, ну вот что ты напишешь? «Привет, как дела»? Что у вас теперь общего, кроме яблок в тесте? А я скажу: «”Улитка на Склоне” и соль мелкого помола». Что может быть надежнее, чем соль мелкого помола? Действительно, на этом и базируется настоящая женская дружба. Может, ты просто завидуешь ей? Да, наверное. Отчасти ей завидуют мои яичники, ответственные за выработку эстрогена, отчасти ей завидует мое подсознание, которое время от времени требует общения с людьми, а, как известно, все подсознательно когда-нибудь становится сознательным. В основном, все-таки я скучаю. Тихо так, как полярник на станции «Восток», где он общается с 1,5 людьми, где один из них – его альтер-эго, а остальные 0,5 - пьяный пингвин.
Даша Ч., я обещаю, клянусь на моей настольной книге, на «Истории русской литературы», я пожарю тебе яблоки в тесте. С корицей и ванилью.