Местоположение дома, в котором предстояло жить Котовым, очаровало их. Ещё бы: самый центр Ясенева. Там и тут – рощицы, настоящие кусочки леса. Рядом – яблоневый сад. Единственно дымящие трубы – ТЭЦ километрах в двух отсюда. В десяти минутах ходьбы в одной стороне – санаторий «Узкое» с чудесной природной, в другой – огромный массив Битцевского лесопарка. Дачи не надо будет... потом…
А пока что необходимо было куда-то на лето пристроить Арсения. К счастью, дача была у родителей свояка Василия, и они любезно предложили пожить на ней Котовым, пока Василий не доведёт «до ума» новое жилище.
И «доводить» было что. При развитом социализме после того, как строительные тресты сдавали дома государственной приёмочной комиссии с оценкой «отлично», новосёлы должны были ещё приложить немалые усилия, как трудовые, так и финансовые, чтобы можно было жить в этих домах достаточно комфортно. (При оценке «хорошо» этих усилий приходилось затрачивать просто в несколько раз больше). Василий привёл в порядок оконные рамы (одни окна полностью не закрывались, другие – вообще не возможно было открыть), ещё раз покрасил их, оттёр стёкла от обильной краски строителей, отциклевал и покрыл лаком полы, обил дерматином входную дверь. На полу в туалете строители оставили на память большую кучу застывшего цемента, который пришлось срубать большим зубилом. В розетке около электроплиты на кухне не было напряжения и пришлось от щитка прокладывать новый кабель. В общем – обычные «мелочи», с которыми сталкивался каждый советский человек, получавший новую квартиру. И, тем не менее, Василий был счастлив и занимался этими делами с удовольствием и упоением. Он ещё сконстролил две антресоли и небольшой стенной шкаф для инструментов в прихожей.
Всё было хорошо, всё шло своим чередом – работа нравится, сын с Верой здоровы, довольны, дышат целебным сосновым воздухом на даче, дела по благоустройству новой квартиры спорятся... И вдруг, жизнь преподносит новый сюрприз. Уходит на пенсию начальник цеха, и Василия выдвигают на эту должность. Василий всеми силами отбивается от этого предложения. Зарплата, правда, выше, но какая ответственность! Вместо нескольких подчинённых работников смены три радиостанции со всем своим персоналом от сторожей до старших инженеров. А свободное время? Опять работать ежедневно с восьми часов утра до пяти вечера, а от нового места жительства до работы около двух часов езды на разных видах транспорта и, естественно, в будни вечером теперь ничего не поделаешь.
Но Василия вызывают на партком, а там разговор короток: «Вы – коммунист, а партии сегодня нужно, чтобы Вы возглавили этот участок. И точка!» Пришлось сворачивать свою строительно-бытовую деятельность. Да и КГБ торопил с переездом – почти всё крыло уже выехало. Василий взял отпуск (с таким крошкой-сыном пока не до байдарок) и осуществил двойной переезд – на работе – в персональный кабинет, в быту – на новую квартиру.
Понеслись бурные, горячие денёчки. Подъём в 5.00. Сборы, по сути, ещё спящего и окончательно просыпающегося в ванной под прохладным душем Арсения, штурм с ребёнком на руках переполненного автобуса... (Вере удалось устроить Арсения в ясли-детсад при своей работе, где он фактически был под её присмотром, и поэтому приходилось его бедненького тащить в такую даль). В метро их пути расходились – Вера с Арсением выходили на «Колхозной», а Василий ещё около часа «пилил» до своей работы...

В этот период самым трудным переживанием для Василия было половое воздержание. У Веры были трудные роды, сопровождавшиеся какими-то там разрывами, и она не могла (или не хотела) выполнять свои, как Марина в своё время говорила, супружеские обязанности. Василий время от времени, не в силах сносить распирающее его сексуальное желание, выпускал пар при помощи мастурбации, но это не приносило заметного удовлетворения.
Секретарём у него была довольно приятная молодая женщина, мать-одиночка Милочка (в смысле – Людмила). У Василия с ней сразу же установились очень доверительные, можно даже сказать тёплые отношения. Василий чувствовал, что он ей не безразличен как мужчина (а может, это было обычное расчётливое отношение подчинённой к своему начальнику, перетёртое во многих анекдотах – Василий был наивен и всё принимал за чистую монету), но и она ему нравилась, особенно своими формами. В связи с ограниченностью производственных площадей приёмной у начальника цеха не было, и секретарь сидела непосредственно в кабинете Василия за столом для совещаний боком к нему. С некоторых пор Василий стал замечать, что его секретарь стала одеваться довольно раскованно – в блузки с глубоким вырезом, в котором сбоку хорошо была видна часть её немалой белоснежной груди; в широкие очень короткие юбки, которые спадали до трусиков, когда она, сидя в пол оборота к начальнику, закидывала ногу на ногу, открывая полненькие крепкие (во всяком случае, на вид) ляжки, приковывавшие к себе его взгляд. Всё это страшно возбуждало Василия и не давало ему сосредоточиться на документах. Тогда он вставал и шёл в машинный зал или антенную группу, чтобы отвлечься от крамольных мыслей и унять дрожь в членах. И поскольку приходилось это делать часто, он приобрёл среди подчинённых авторитет демократичного руководителя, постоянно находящегося в гуще событий и не отрывающегося от коллектива. Что называется, нет худа без добра.
Обедал Василий обычно в кабинете за тем же столом для совещаний – столовой на радиоцентре не было, да он и не любил всевозможных общепитов, и приносил всё необходимое с собой из дому. Тут же была и электроплитка и электрочайник, так что без горячего и чая он не оставался. Иногда ему компанию составляли его приятели-инженеры, но чаще они обедали вдвоём с Милочкой. В такие дни они беседовали во время еды на разные темы, но почему-то почти все разговоры, в конце концов, сводились к сексу, что, в общем-то, понятно: молодые и каждый по-своему озабочен. Причём инициатором, как правило, была секретарша. Она рассказывала различные курьёзные случаи эротического плана, которые происходили либо с ней, либо с кем-то из её подружек. Среди этих историй немало было действительно смешных и подчас таких откровенных, что Василий(!) краснел. Один рассказ ему понравился особенно, он его рассказал автору, а автор не преминет теперь поделиться им со своими читателями. Вот этот рассказ, гласящий устами Милочки (лексикон её в основном сохраняю, естественно, несколько отредактировав):
- Мы с мужем тогда жили в небольшой комнатушке в коммунальной квартире. Как-то в Москву в командировку приехал старинный кореш мужа, с которым они вместе учились пять лет в институте в Ленинграде (бывший муж мой из Питера). В гостиницу он, конечно, не смог (или не захотел?) устроиться и попросился на ночёвку к нам. «Какой разговор может быть?! – обрадовался муж, - мы с тобой столько лет не виделись! Сколько есть о чём поболтать. А софа у нас широченная, я её сексодромом зову, разместимся совершенно спокойно!» Я немного заволновалась, но когда гость пошёл в туалет, муж меня успокоил: «Да ты не дрейфь, он пидер, об этом весь институт знал…»
Посидели допоздна, выпили, ребята много вспоминали, рассказывали об институтской жизни, ржали… Потом, наконец, улеглись, и я сразу же отрубилась.
Проснулась рано утром от очень приятных ощущений. Оказывается муж, лёжа сзади меня, задрал мою ночную рубашку и ласкает меня пальцами ТАМ, причём так нежно и искусно, как, пожалуй, не делал никогда до этого. «Во, нажрался вчера, - подумала я, - и на подвиги потянуло». Ну, я, конечно, возражать не стала – кто ж будет возражать, когда так приятно! Мне было интересно, что будет дальше. А муж, видимо, почувствовав, что достаточно меня подготовил, вдруг удивительно проворно вошёл в меня. Удивительно, потому что из-за больших размеров своего органа в такой позе процедура проникновения в меня давалась ему не просто, а я испытывала в первый момент даже боль. Я повернула голову, на сколько мне позволяла моя позиция, чтобы поделиться с ним моими соображениями, и… обомлела – меня трахал тот самый «голубой»!
- А как же муж? – спросил Василий.
- А мужа почему-то не было. Потом выяснилось, что он проснулся с дикой головной болью и помчался, как он говорил, в реанимацию – за пивом. А Вы же знаете как у нас с пивом, особенно в нашем районе – он три автопоилки объездил, пока отыскал пиво. Чуть, говорит, не помер, пока нашёл. Да ещё простоял за ним, да там попил… Короче, вернулся только через час… А этот шустряк воспользовался ситуацией и подсуетился. Говорит, проснулся, когда Витька ушёл, увидел мою голую попу – клянётся, что рубашка уже была задрана (во сне, может быть? Не знаю), и не смог устоять… Вернее, наоборот: у него так стоял, говорит, что не смог его удержать! – сам нырнул! Он у него такой тоненький оказался, что никаких проблем с проникновением не возникло... (При этом Милочка, хоть и саркастически, но как-то очень плотоядно-удовлетворённо усмехнулась).
Моя попа, почему-то всем мужикам нравится, - игриво добавила она, красноречиво посмотрев в глаза Василию.
- Верю, она у тебя действительно классная, - кивнул Василий и, видя, что собеседница собирается развивать эту тему, быстро добавил:
- И что же было дальше?
- Первым моим порывом души было возмутиться и попытаться вырваться из его объятий. Но он меня с такой страстью, обхватив за груди, крепко прижал к себе, продолжая, тем не менее, плавно и как-то очень нежно скользить во мне, что моё тело не подчинилось душе, а наоборот с удовольствием стало отвечать своему насильнику, поощряя его к более энергичным действиям. Ох, Василий Николаевич, ни до тех пор, ни после так меня никто не дрючил! А как он меня ласкал! Что он со мной вытворял!
- Ну и что же? – не удержавшись, перебил её Василий, сам уже порядком возбуждённый от её красочного рассказа. Она кокетливо потупила взгляд.
- Я Вам это расскажу как-нибудь в другой раз, а то мы с Вами не сможем продолжить работу, - как-то сладострастно, как показалось Василию, хохотнула она, - и потом, это надо не рассказывать, а показывать и практиковать… в постели, - и взгляд её снова огнём полоснул по глазам Василия.
Василию вдруг нестерпимо захотелось прямо сейчас оказаться с ней в одной постели. «Задница у неё действительно что надо! - вдруг опять без всякой связи подумал он, - да вообще всё на месте... Как я понимаю того мужика!»
А Милочка продолжала:
Представляете, я с мужем и один-то раз не всегда кончаю, а тут за каких-то минут сорок сделала это дважды! Вот тебе и педик!
Когда муж вернулся, мы только закончили все свои дела и, разумеется, притворились спящими. Я весь день была под впечатлением этого реприманда, со страхом и надеждой ожидая следующей ночи. Но муж нас больше одних не оставлял, а на следующий день его приятель уехал, и больше я его не видела.
Вот такие бывают случаи в жизни, - заключила она, а глаза её по-прежнему горели, опять переживая, видимо, давнишнее событие.

Понятно, что такие фривольно-смелые разговоры не могли остаться без последствий, и развязки долго ждать не пришлось.
Однажды Милочка задержалась после работы, так как не успела допечатать срочный документ. Дождавшись, когда уйдут все «дневники», т.е. работающие ежедневно, она задёрнула занавески на окнах, заперла дверь, достала из сумочки какой-то журнал, и со словами: «Не хотите пока посмотреть? Очень любопытные фотографии», - протянула его Василию и, сев за пишущую машинку, стала с любопытством время от времени посматривать на начальника. Журнал был «Плейбой». В Советском союзе такие журналы, понятно, в киосках не продавались. Василий «Плейбой» видел впервые, и откровенные фото заграничных порнодив в нижнем белье, а то и без оного, его захватили. Увлёкшись прелестями обнажённых красавиц, он забыл про всё и очнулся, только услышав около себя мелодичный смешок своей секретарши:
- О, какой Вы возбудимый! – ласково проворковала она, кладя свою руку на его вздыбившуюся ширинку.
Василий, застигнутый врасплох, не знал, что делать. Зато Милочка знала. Она медленно, как-то даже смакуя, расстегнула молнию на его брюках, оттянув резинку трусов, выпустила на свободу томившееся в заточении отвердевшее тело и, опустившись на колени, приникла к нему губами... Истосковавшийся по женской ласке Василий не мог отказаться от сладчайшего, к тому же такого редкого для него наслаждения. Милочка всё делала превосходно, не торопясь, со знаньем дела и, искусно доведя партнёра до высшей точки, с видимым наслаждением выпила его до дна…
По дороге домой Василий терзался угрызениями совести. Он до сих пор ни разу не изменил жене (Марина не в счёт – это было в другом измерении, и об этом Вера знала). Как он посмотрит ей в глаза? С другой стороны, – какая же это измена? Он инициативы не проявлял. По сути, это та же мастурбация, только выполненная оригинальным (и значительно более приятным) способом – успокоил он себя, хотя в душе понимал, что теперь до настоящей измены всего один шаг, и он не за горами.

Через несколько дней у Василия был день рождения. Отмечали его после работы в узком кругу сотрудников, как водится, на антенном поле у мангала с шашлыками. Приняв поздравления и выпив немного с товарищами, дождавшись, когда веселье достигнет апогея, и на него уже не будут обращать внимания, Василий незаметно удалился от стола – дома ведь его тоже ждало празднование. Войдя в свой кабинет, чтобы забрать кейс, он неожиданно обнаружил там Милочку.
- А ты почему не веселишься со всеми? – удивился он
- А я ещё Вас не поздравила, - таинственно улыбаясь, сказала Милочка и, подойдя к Василию вплотную, вдруг прильнула к нему в долгом жарком поцелуе. Её язычок, такой ловкий и сильный, не так давно доставивший ему столько удовольствия, теперь проник к нему в рот и быстрыми прикосновениями ласкал его язык.
У Василия закружилась голова. Нежное горячее тело под тонкой блузкой манило к себе. В его мозгу вспыхнула мысль: на ней нет бюстгальтера – он не ощущал на её спине полагающейся этому атрибуту женского туалета полоски ткани с соответствующим замочком – и это его возбудило ещё больше. Милочка повернулась в его руках к двери и щёлкнула замком. Процедура заняла всего несколько секунд, но когда она повернулась вновь к Василию, блузка на ней была полностью расстёгнута, и две прекрасные белоснежные груди, перекатываясь, выпорхнули наружу. Перед этим Василий уже не мог устоять. Он жадно схватил их в свои руки и, тиская, стал покрывать страстными поцелуями, меж тем, как женские пальчики, торопясь, расстёгивали его брюки...

«Какой же я всё-таки подонок! – гнобил себя Василий, расставшись в метро с Людмилой. Им надо было ехать в разные стороны, и он долго просил у неё прощения, что не может её проводить.
- Да, я понимаю, - успокаивала его Милочка, с хитрой улыбкой глядя ему в глаза. – Вас же дома ждут с празднично накрытым столом. Боюсь только Вашу жену ночью ждёт разочарование, - радостно хохотнула она и нырнула в подошедший поезд.
Василий густо покраснел, тупо уставясь на закрывающиеся двери вагона.
«Какой же я подонок! – вновь повторил про себя Василий. – Что мне стоило тогда, в первый раз остановить её, отказаться...» «От чего отказаться? – вступил в диалог внутренний голос, как было всегда, когда Василий сталкивался с какими-нибудь трудно разрешимыми проблемами. – Разве можно от этого отказаться? Разве ты принуждал её, разве требовал чего-нибудь? Ты не думаешь, что, отстранив её, ты бы оскорбил её женское самолюбие? Она ведь всё делала с такой любовью и желанием! Да и сам ты такого наслаждения очень давно не испытывал» «Ну, хорошо, а сегодня, мог бы я себя сдержаться?!» «Это вряд ли! Перед таким тайфуном (недаром всем тайфунам дают женские имена) устоять невозможно, тем более такому слабаку, как ты!» «Вот именно – слабаку! И самое ужасное, что я изменил не только, а вернее не столько, Вере, сколько Маришке. Я думал, что после неё ни одна женщина не сможет меня очаровать своими прелестями, и вот - поди ж ты!» «Э, где Мариша и где ты? – вновь вступил внутренний голос. – Она и думать-то о тебе, небось, забыла. Сколько ты будешь себя томить воспоминаниями и надеждами? Ты забыл, как, увидев в вагоне метро очень похожую на Марину женщину, бросился к ней с криком «Маришок!» и как женщина, естественно не Марина, но весьма красивая, обернувшись, с игривой усмешкой ответила тебе: «Молодой человек, это не самый оригинальный способ познакомиться. Будьте проще – спросите сразу номер моего телефона» «Ты не сносный! Ты всё опошлишь! – ответил своему внутреннему голосу Василий. – Но что же мне делать? Как вести себя с Милочкой? А если она всё растрепет своим подружкам? Банально-анекдотическая ситуация – муж, жена и любовница-секретарша!» Внутренний голос не успел ничего ответить – электропоезд подошёл к конечной станции, и Василию следовало выходить. Все возникшие нелёгкие проблемы ему придётся решать самому.

Дома его поджидал сюрприз. Квартира была пуста, а на столе в кухне лежала записка: «Котёнок, неожиданно заболела мама, и я поехала к ней. Поживу у неё несколько дней. Арсения по дороге заброшу на пятидневку. Твой день рождения отметим в субботу. Ужин на плите. Не скучай. Целую. Вера».
Лучшего подарка сегодня придумать было невозможно. Главное выиграть несколько дней. Василий вспомнил, как в детстве стоило ему набедокурить, главная его задача была в этот день не показываться отцу на глаза. На следующий день острота содеянного сглаживалась, и наказание было либо очень мягкое, либо вообще отсутствовало. Вот и сейчас он облегчённо вздохнул, успокаивая себя, что потом всё само как-нибудь уладится.
Задребезжал телефон. Звонила Вера.
- Привет! Как ты?
- В порядке.
- Как на работе отметили?
- Нормально. А как мама? – срочно перевёл Василий разговор на другие рельсы.
- Температура высокая. Был врач, констатировал сильную простуду, боится, как бы не было осложнений. Я побуду здесь до выходных.
- О’кей. Как Арсюха?
- Всё хорошо. Очень ждал тебя, не хотел ехать на пятидневку. Еле уговорила. Обещала, что в субботу пойдём в Битцу жарить шашлыки.
- Молодец! Обязательно.
- Ну, ладно, пойду к маме. Не скучай. Целую.
- Я тебя тоже. Пока, – и он поскорее положил трубку.

На следующий день Василий с волнением ждал встречи с Людмилой. Та, опоздав как обычно на несколько минут, запыхавшись, влетела в кабинет, подскочила к начальнику и, радостно смеясь, смачно поцеловала его в губы.
- Я до сих пор под впечатлением твоих вчерашних ласк, - прошептала ему на ухо и, как ни в чём не бывало, уселась на своё место.
Надо отдать ей должное: при сотрудниках она вела себя с Василием очень корректно, не допуская ни малейшего панибратства. Но иногда, задержавшись под надуманным предлогом после работы и дождавшись, когда уйдут все те, кто работает не в смене, она решительно запирала дверь, задёргивала оконные портьеры, и Василий знал, что его ожидают минуты волшебных ощущений.

В конце июля 1980-го года Василий взял очередной отпуск, чтобы месячишко посидеть с уже взрослеющим Арсением (скоро ему исполнялось два года) и которого он видел нечасто, только по выходным – Вера с ребёнком в будни жила у мамы. Болезнь её сестры медленно, но неумолимо прогрессировала, и нужна была помощь по уходу за ней, да и Арсения оттуда в детский сад было возить легче. Как раз шла Олимпиада, и Василий, большой любитель спорта, днём нагулявшись с Арсением по окрестным природным достопримечательностям, накормив и уложив его спать, балдел от тишины, покоя и олимпийских телерепортажей.
Двадцать пятого к нему приехал его приятель-сотрудник Леонид доложить, как дела на работе, ну и вообще – просто выпить, поделиться свежими новостями, анекдотами. За болтовнёй они не услышали, как неожиданно приехала Вера. Не раздеваясь, она прошла прямо на кухню и с порога выпалила:
- Слышали? Высоцкий умер.
Конечно, они ничего не слышали. Все средства звуковой массовой информации у них были выключены, они им были не нужны, да и вряд ли сообщили бы об этом по советскому радио и телевидению.
- Шутишь? – с ещё не сползшей с лица гримасой улыбки и с надеждой на то, что это глупый розыгрыш, пролепетал Василий.
- Такими вещами не шутят! – жёстко сказала Вера, протягивая ему «Вечернюю Москву»
Крохотное сообщение в траурной рамке из нескольких строк о том, что сегодня умер артист «Театра на Таганке» Владимир Семёнович Высоцкий, прыгал перед глазами и никак целиком не давался сознанию. Потом буквы стали расплываться и, выронив газету из рук, Василий опустился на табурет.
- Какой ужас! – прошептал он, - ушла эпоха надежды и света. Погиб Пушкин развитого социализма! В одно мгновение жизнь потускнела. Я до сих пор жил в постоянном ожидании, что вот-вот услышу новую песню Высоцкого, прочитаю в самиздатовской литературе его новые стихи, увижу его новую роль в кино, в театре... Сволочи, они убили его! Не водка, не наркотики – они!!! Тем, что глумились над ним, шпионили, ставили палки в колёса, не издавали его книг, не выпускали пластинок, почти не снимали в кино (сколько блестящих проб было загублено звонками «сверху»!), ограничивали общение со зрителями, спокойно смотрели, как он погибает, а сами дома за закрытыми дверьми под рюмочку дорого коньяка и икорочку ржали над его песнями. Ведь были же у него периоды ремиссии и довольно длительные, но всегда находился какой-нибудь псевдодружок или тайный завистник, услужливо подносившие ему стакан водки или шприц, исподволь или намеренно подталкивая его к краю. «Не мог щадить он нашей славы; не мог понять в сей миг кровавый, на что он руку поднимал!»
Из глаз Василия закапали слёзы. Всего второй раз в жизни он плакал по поводу чьей-то смерти. Он налил себе и Лёне по полной стопке водки, немного подумал, взял с полки ещё одну стопку, наполнил до половины и молча протянул её Вере.
- Царствие ему небесное, пусть земля будет пухом, - тихо сказала Вера, и все стоя, не чокаясь, выпили.
- Пройдёт всего несколько лет... Да что там лет! – завтра все эти горе-критики, которые его обвиняли в пошлости, антисоветизме, погоне за дешёвой популярностью, шипели, что он всплыл на «мутной волне своих блатных песен», будут возводить его на пьедестал, восхищаться его талантом, врать, что были его лучшими друзьями и неоднократно спасали его в тяжёлые минуты. «Я был в одной компании с Высоцким» будет звучать как «Я видел живого Ленина». – Василий не в силах больше говорить, всхлипывая, закрыл лицо руками.
Весь вечер они с Леонидом пили, и Василий пел, аккомпанируя себе на гитаре, песни Высоцкого, которых знал множество, иногда перевирая немного слова, но с большим чувством...