- Тебе это хозяин дал? - прошептал он. Норио пожал плечами, улыбаясь еще шире.
- Попробовал бы он не дать. Я его убить был готов за то, что он позволил с тобой сделать. Если бы я не вытащил тебя оттуда...
Вытащил его... Норио действительно это сделал, но неужели ему было не все равно, что происходило с Томо? А знак shi, нарисованный на его коже? Он знал, что ему следовало бы сердиться на Норио. Но он слишком устал, чтобы вообще что-то чувствовать.
И все равно, эта мысль его расстроила. Томо выпил настойку и отвернулся от Норио, перевел взгляд на серьезное лицо Ику.
- Тебе можно быть здесь? Бакуру тебя накажет.
- Он меня никогда не наказывает, - тихо произнес мальчик.
Хорошо, что Ику не нужно было уходить - Томо сейчас не мог бы с ним расстаться. Когда доктор начал ощупывать его тело, Томо чуть не расплакался от боли и слабости. Но Ику был рядом, держал его голову на коленях, и Томо сжал его руку. Когда он смотрел Ику в глаза, казалось, что все становится легче.
- Слишком серьезных повреждений нет, - проговорил доктор после того, как его холодные сухие руки закончили свое обследование. - Пусть несколько дней отлежится. А ногти... конечно, это значительно снизит цену, я думаю, возможно, даже до девяти монет.
Томо стиснул зубы от гнева. Он стоил пятнадцать до того, как Бакуру поработал над ним! Ику погладил его по голове, расплетая спутанные пряди.
Мальчик выглядел усталым, и Томо подумал, что нужно отправить Ику спать - отдохнуть после ночи работы. Но так хорошо было держать его за руку, и Ику не пытался освободиться. Когда Норио потянулся к нему, Томо инстинктивно прижался к Ику теснее - как будто тот мог защитить его. Ику никогда не делал ему больно - не то, что Норио...
- Эй, ты чего? - улыбка делала лицо Норио таким очаровательным, ямочки на щеках и задорный блеск глаз. - Ты что, сердишься на меня, Томо?
Томо почувствовал, как Ику крепче обнял его. Пальцы Норио приблизились к его лицу.
- Это же была просто шутка.
Томо хотел бы сердиться; но что-то в нем было настолько повреждено - в его рассудке еще хуже, чем в его теле - что он не мог собрать силы для гнева. Ику укачивал его, шелк его рукава касался щеки Томо. И все же, когда Норио дотронулся до него - это было как удар молнии.
- Извини меня, Томо.
Норио нагнулся к нему, и Томо нахмурился. Близость Норио вызывала в нем смятение. А его слова - он действительно извинялся? Перед Томо, ничтожной проституткой? Неужели ему, любовнику сегуна, было не все равно, что о нем думает шлюха из борделя?
Должно быть, это очередная из его шуток, подумал Томо. Он сейчас не смог бы вынести еще одну шутку, сыгранную над ним - у него на это сил не было. Пусть Норио шутит над кем-нибудь еще.
- Ты меня простишь?
И эти слова все-таки воздействовали на него - и пустота, которую Томо ощущал внутри себя, начала заполняться. Было больно... Слова Норио, пальцы Норио, касающиеся покрытого синяками лица Томо и его рассеченных губ, улыбка Норио - от всего было больно. В отчаянии Томо посмотрел на Ику, как будто умоляя защитить его. Мальчик глядел на него с сочувствием. Томо знал, что каким-то образом Ику спасет его - не испугается Норио и никого другого - заставит Норио уйти - если только Томо скажет, что хочет этого.
Но почему-то Томо этого не сказал. Он даже не попытался отодвинуться, когда пальцы Норио продолжали исследовать его лицо, странными движениями, как будто Норио был слепым.
- Я не хотел, чтобы тебе сделали больно, - сказал Норио. Ласковые кончики его пальцев прикоснулись под ухом Томо, там, где был нарисован знак. Слова Норио не казались искренними - он едва утруждал себя притворством, подумал Томо. Но в хрипловатом голосе Норио было что-то - что-то сильнее искренности. - Я тебе возмещу твою боль, - прошептал Норио, нагибаясь к нему.
Поцелуй, легший на разбитые губы Томо, был нежным и жарким, причинял боль и утишал боль одновременно. Язык Норио скользнул между его губ - и Томо почувствовал его вкус: сладкий - такой сладкий, словно всю ночь перед этим Норио не глотал чью-то сперму. Его язык был теплым и влажным, осторожно исследовал рот Томо, в то время как большой палец Норио поглаживал его щеку.
Томо захлебнулся воздухом. Внезапно ему не хватило дыхания, но та паника, что он испытывал, ни в чем не проявлялась наружно. Норио поцеловал его - и Томо позволил это, даже ответил на поцелуй.
- Я поцелую, и все пройдет, - прошептал Норио.
Томо почувствовал, как Ику судорожно сжал руки; он отчаянно напрягся, и Томо знал причину этого. Но он был бессилен против близости Норио, против склоненного к нему, сияющего лица Норио, против паутины его мягких волос, касающихся лица Томо.
- Скажи мне, - прошептал Норио. - Скажи мне, где больно.
Томо не мог говорить - все это было так ужасно, так унизительно. Он вспомнил кнут, обвивающийся вокруг его шеи, дерево внутри него... Он поднял руку, нерешительно коснувшись вспухшего рубца на шее. Норио наклонился и поцеловал этот след, в последний миг лизнув изуродованные пальцы Томо.
- Поцелуи лечат, - шептал Норио, и в его голосе был отзвук смеха. - Видишь, я поцеловал, и сразу стало меньше болеть. Я вылечу тебя. Вот так вот.
Было больно, когда его губы касались рубцов, оставленных Бакуру. Но в то же время тепло распространялось сквозь Томо - и он понял, что уже даже не может сказать, хорошо ему или плохо.
Он вздрогнул, когда Норио коснулся обожженного соска, и почувствовал, как Ику зашевелился.
- Ты делаешь ему больно! - его голос оборвался. Норио резко поднял голову. - Оставь его в покое! - произнес Ику.
Как отчаянно звучит его голос, смутно подумал Томо. И какой он смелый, что говорит вот так с Норио. Разве он не боится, что любовник сегуна сможет отомстить ему за дерзость? Но казалось, Норио совсем не сердится. Его глаза блестели почти немыслимым весельем.
- Оставить его в покое? А ты думаешь, он этого хочет? Может быть, он хочет, чтобы *ты* оставил его в покое.
Его ладонь ласкала лицо Томо жестом собственника, но Томо не мог сопротивляться этим прикосновениям. Норио заставил его повернуть голову и посмотреть на них обоих.
- Скажи, Томо, кто ты хочешь, чтобы остался? Он? Или я?
Ику мог защитить его; Ику заботился о нем - именно Ику позвал за помощью. Томо нужно было сказать только одно слово - и он будет спасен. Но это слово не сходило с его губ.
Казалось, время остановилось - и в молчании он видел, как в глазах Ику появляется потрясенное понимание. Эти печальные глаза были полными боли - боли и шока от осознания предательства. Томо уже не нужно было выбирать - его молчание сказало больше, чем слова.
- Может быть, ты пойдешь к себе, малыш? - промурлыкал Норио. - Ты здесь лишний, разве не видишь?
Томо почувствовал, как Ику вздрогнул. Но даже теперь, вставая, он все еще был нежен с Томо, осторожно опустил его голову на подушку. Томо знал, что должен остановить его - почти что собрался позвать его, но Норио смотрел на него, смотрел этими прекрасными глазами и улыбался, и Томо ничего не сказал.
Норио наклонился, и его волосы снова упали на лицо Томо, загораживая от него Ику, ограничивая его мир обжигающим прикосновением губ к коже.
- Тебе ведь хорошо, правда? - прошептал Норио. Его дыхание касалось губ Томо. Там, где Норио прикасался к нему, он чувствовал жар - а все остальное его тело было объято холодом. Он почувствовал, что Норио стянул с него покрывало. Губы Норио путешествовали по его телу, руки Норио касались его кожи.
- Больно, - сказал Томо. - Ты тяжелый.
- Но это ведь не плохо? Тебе все равно хорошо, да? Поцелуй меня, - прошептал Норио неожиданно детским, кокетливым голосом. - Вот, посмотри, мне тоже сделали больно.
Он оттянул ворот кимоно и приложил царапину на своей ключице к губам Томо. И Томо поцеловал мягкую кожу и воспаленную ссадину - поцеловал самозабвенно, так, словно больше ничего на свете не существовало.
- Хорошо, - выдохнул Норио. - Излечи меня. А я излечу тебя.
Это было безумие, поцелуи ничего не лечили, Томо знал это. Но в этот момент в том, что говорил Норио, была высшая правда. Норио провел пальцами сквозь его волосы, болезненно потянув за спутанные пряди, и все же это было приятно. Томо почувствовал, как что-то холодное и твердое коснулось его груди, и знал, что это кулон shi на шее Норио.
Должно быть, он вздрогнул, потому что Норио заметил и понял, взял кулон в руку и провел им по соску Томо. И несмотря ни на что, Томо ощутил возбуждение, накатывающее на него.
- Ты так прекрасен, - прошептал Норио. - Моя богиня любит тебя. Она довольна тобой.
Томо задохнулся, забился, когда жаркие губы Норио обхватили его член. Казалось немыслимым, что в таком состоянии Томо был бы способен возбудиться. Но словно молния прошила его тело насквозь, от члена вверх - и ничего больше не имело значения: ни боль, ни страх, ни горечь предательства в глазах Ику. Томо всхлипнул и выгнулся, надавливая на затылок Норио ладонями, смутно удивляясь своей собственной смелости. Любовник сегуна брал у него в рот, а Томо хотел чтобы он взял еще глубже.
А затем он вообще прекратил думать. Его тело растворилось в ощущениях, в теплом дыхании Норио у него в паху, в сокращающемся горле вокруг его члена. Мягкий язык Норио кружил вокруг члена Томо, проводил по вене на нем - и в какой-то миг Томо задрожал, кончая.
Он даже не мог бы сказать, что это было наслаждением. Его яйца болели так, что эякуляция была наполовину агонией - но в тот момент боль не имела значения. Его тело таяло, невероятно легкое и расслабленное. Норио лениво облизывал его обмякающий член. Томо потянулся к нему, погладил по волосам - и вздрогнул от боли в руке.
Наконец Норио лег рядом с ним; Томо ощущал на себе его взгляд, внимательный и насмешливый. Эти искорки смеха - Томо не понимал их и застенчиво закрыл лицо волосами.
- Нет, не прячься от меня, - прошептал Норио и отвел волосы с его лица. - Скажи, тебе понравилось?
- Я... не знаю, - внезапно Томо вспомнил, что он-то не оказал Норио такую же услугу. Он потянулся к члену Норио, но тот поймал его за руку и мягко отвел ее.
- Надеюсь, что тебе понравилось. Потому что я полностью удовлетворен.
Не понимаю, как это, подумал Томо, с чего ему быть удовлетворенным. Еще одна шутка Норио?
Но даже если это была шутка, все равно ощущение тела Норио рядом было замечательным. Впервые за много дней в своей сырой комнате Томо было тепло. Он понял, что больше не в силах сомневаться и думать и просто позволил себе заснуть.
* * *
Два дня спустя приехал генерал. Он поднялся прямо наверх, даже словом не ответив на жалобные попытки хозяина завести беседу; промаршировал в комнату Норио и захлопнул за собой дверь.
Лежа в постели, в одиночестве и скуке, Томо прислушивался к тому, что происходит в доме. Он выздоравливал; порой лихорадка и слабость все еще размывали границы реального мира, однако в этот раз он точно знал, что именно слышит: из комнаты Норио доносились крики.
Томо поднялся, натянул кимоно. Перед глазами все поплыло, но он подождал, цепляясь за стену, пока не почувствовал себя достаточно сильным, чтобы рискнуть сделать несколько шагов. Из-за обожженной ступни ходить было мучительно. Томо попытался было прыгать на одной ножке, но понял, что свалится, и дальше похромал, стараясь не обращать внимания на боль.
Шум в комнате Норио продолжался; Томо замер в пустом коридоре, слушая - почти минуту ему пришлось ждать, чтобы звон в ушах утих и слова обрели ясность.
- Ты грязная подстилка, тебе никогда не бывает достаточно, да? Даже здесь!
- Пусти меня! - голос Норио звучал истерично - по-птичьи пронзительно. Звук удара - кулака о тело - или тела о стену? - Томо не мог сказать.
- Ты позоришь меня! Шлюха, как твоя мать... Ты для меня постоянная угроза. Как тебя в следующий раз накажут, сын? Пошлют на конюшню, чтобы тебя выебал жеребец? Ты никогда ничему не учишься. Зачем тебе это понадобилось?
- Я ничего не делал.
- Ага, конечно. Тогда почему мне пришло вот это?
Пауза, продлившаяся несколько мгновений, потом голос Норио - и на этот раз в нем была легкая настороженность, маскируемая обидой.
- Можно подумать, я знаю, что это!
- Это сегодня прислали во дворец. Письмо. О твоем романе здесь.
- О моем романе? - Смешок Норио оборвался, словно воздуха не хватило. - Как бы это могло произойти, а? У меня *романы* по пять-шесть раз за ночь. Только я думал, меня за этим сюда и послали!
- Ты знаешь, о чем я, - сквозь зубы проговорил генерал. - Речь не о клиентах. Роман с одним из здешних мальчиков.
Кровь отхлынула от лица Томо. Он едва не потерял сознание, ноги подкосились. Откуда... откуда они узнали? Письмо? Кто-то донес на них...
- А сегун это видел? - на этот раз Норио казался почти серьезным. Затаив дыхание, Томо ждал ответа. Генерал помолчал, потом произнес:
- Я должен был его показать. Возможно, это была проверка - покажу ли я. Я не мог рисковать.
- Ну да, конечно. Это так на тебя похоже. И, - сарказм вернулся в голос Норио, - сегун послал тебя сюда.
- Да. - Впервые Томо показалось, что генерал как будто смущен. - Но сегун готов проявить к тебе милосердие. Он решил, что не станет обращать внимания на анонимный донос. Он просто хочет узнать, с кем ты ему изменил.
С кем... О, Инари... Томо присел на пол у стены, чувствуя себя так, словно на него обрушился потолок. Он так сильно стиснул кулаки, что на израненных пальцах выступила кровь, но ему было все равно. Инари... как он был глуп! Думал, что никто не узнает. Никто не узнает, чем он занимался с любовником сегуна...
- Кто он? - произнес генерал. - Назови мне его имя, и покончим с этим.
- Я не помню, - сказал Норио с усмешкой.
Звук тяжелого удара, однако Норио вытерпел это молча, было слышно только дыхание его отца.
- Не испытывай мое терпение.
Несколько мгновений царила тишина, а затем Томо услышал, как Норио начал насвистывать какую-то легкомысленную песенку. Сумасшедший, как у него хватало наглости...
- Я не хочу этого делать, сын, - хрипло проговорил генерал, и Томо задрожал от этих слов. Слышал ли Норио угрозу в них с той же ясностью, что и он? Или слышал, но не обратил внимание, со своей обычной беспечностью? По крайней мере, свист прекратился. - У меня есть приказ. Сегун доверил мне действовать от его имени.
- Каким именно образом? - произнес Норио мерзким голосом. - Ты собираешься меня трахать?
- Заткнись!
Он снова его ударил. А затем дверь распахнулась, и на пороге появился генерал. За собой он тащил Норио, а в другой руке был сжат измятый свиток - то самое письмо?
Должно быть, Бакуру написал его, подумал Томо в приступе такой дикой ненависти, какую он никогда раньше не испытывал. Подонок! Он отомстил Норио за то, что тот ударил его...
Томо не успел спрятаться, но генерал, казалось, не заметил его. Морщины на его лице стали глубже, черты выглядели застывшими и усталыми. У Норио из носа лилась кровь, которую он пытался вытереть ладонью. Генерал волок его за собой так стремительно, что Норио путался в развязанном кимоно.
Томо почувствовал, как сердце у него бьется прямо в горле, угрожая задушить. Почему Норио все еще не назвал его имя? Неужели он думает, что сумеет выкрутиться?
Его тошнило от страха. Кажется, страх был той эмоцией, что сопровождала каждый день его жизни. Томо знал это, устал бояться, но не мог не бояться. Не в силах ожидать приговора в неведении, он потащился за ними. Мысли его мешались. Он знал, что умрет, когда Норио назовет его имя - и в этом знании было ощущение неизбежности, природного катаклизма.
Был яркий, солнечный день, но под навесом во дворе, где Томо спрятался, стояла душная полутьма. Оттуда он смотрел, как генерал вытащил Норио во двор, заставил опуститься на колени.
- Кто он? - снова произнес генерал. Норио пожал плечами. - Тогда ты умрешь.
Свистящий звук меча, выхваченного из ножен, заставил Томо вздрогнуть, зажать руками рот, чтобы не вскрикнуть. Однако этот звук, казалось, не произвел никакого впечатления на Норио. Даже сейчас, стоя на коленях и заложив руки за спину, он все еще позировал, все оставался грациозным. Движением актера на сцене он опустил голову, обнажив шею.
Что он делает? Томо одновременно хотелось кричать и сжаться в комок от ужаса. Это не шутка, неужели Норио не понял? Над ним был вознесен даже не кнут - а меч.
Смерть... Неужели даже сейчас, с мечом, занесенным над головой - Норио все еще надеялся на свою богиню?
- Я это сделаю, - сказал генерал. - Поверь мне.
- Я знаю. - Но действительно ли Норио знал, если его голос звучал так равнодушно?
- И я об этом не пожалею, сын. Я устал от тебя, от твоих безумств, от твоей похоти, от того, что ты подвергаешь меня опасности.
- И кто меня таким сделал, интересно? - пробормотал Норио.
- Отвечай! - голос генерала был ужасен. Томо увидел, как Норио поморщился. Тонкая золотая цепочка на его шее была словно язычок пламени под солнцем.
Почему он продолжает молчать? Какой дурак! Меч в руках генерала казался дугой света, и Томо пришлось сощурить глаза. Но он боялся моргнуть, боялся, что в тот момент, когда он не будет смотреть, меч нанесет удар.
У Томо пересохло во рту, в голове звенело. Генерал сделает это, действительно сделает. Потому что боится сегуна - и хочет обеспечить свою безопасность, избавившись от компрометирующего его сына.
Не было ни одного человека в стране, кто не боялся бы сегуна. Правдой ли было то, что говорили о нем, или нет, Томо не знал, но воспоминания о слухах, повторяемых всеми, захлестнули его - о сотнях казненных, их отрубленные головы на пиках ограды... об увлечении сегуна ядами - он сам пробовал их на своих врагах и смотрел, как те умирают в агонии. О людях, которых убивали во дворце и пытали до смерти в подземельях. Генерал не хотел стать одной из этих жертв.
Томо тоже не хотел.
Что сегун сделает с тем, кто похитил - пусть даже всего один раз - внимание его наложника? Томо слишком хорошо представлял себе ответ. Тогда, наверное, то, что сделал с ним Бакуру, покажется ему мелочью.
Но почему Норио все еще не называл его? Он должен был! Тогда с Томо будет покончено, однако с этим ничего не поделаешь. Он погубил свою жизнь, когда согласился принять ласки Норио
- Давай, - сказал Норио. Его голос звучал чуть тише, чем обычно, из-за того, что он продолжал держать голову склоненной. Его руки были сжаты друг на друге, костяшки побелели. - Так ты собираешься это делать или нет?
Нет! Нет... Он должен был назвать Томо. Томо видел, как генерал тяжело дышит, готовясь к удару. Теперь все будет кончено. И внезапно он понял, что не сможет этого перенести. Все остальное можно было бы вынести - но мысль о том, что голова Норио покатится в пыль, была невозможной. В этот миг даже то, что сегун сделает с ним, показалось не таким страшным.
Томо поднялся на ноги, готовясь выйти во двор. Но чьи-то руки вцепились в его одежду, удерживая его. Он яростно оглянулся - и встретил взгляд огромных блестящих глаз Ику. Мгновение Томо пытался вырваться, потом прошипел:
- Пусти меня! - и Ику прошипел в ответ, его голос прозвучал с неожиданной злостью:
- Не пущу!
- Он его убьет!
Должно быть, Томо ошибся: он не мог увидеть радость, сверкнувшую в глазах Ику. Мальчишка оказался на удивление сильным, цеплялся за Томо, как осьминог, не давал ему сдвинуться с места. Томо сопротивлялся. Они упали оба, на мгновение замерли в страхе, что их услышат, а затем Ику оседлал его, прижав к земле.
Если бы Томо был здоров, он бы легко справился с Ику. Но сейчас он слишком ослабел. Впрочем, он мог сделать нечто другое. Он приготовился закричать, позвать генерала - и ладонь Ику вдруг накрыла его рот. Ику наклонился к нему, так близко, что Томо не видел ничего, кроме его влажных темных глаз.
- Нет! Не говори ничего! Пусть он умрет, он нам никто, чужак, что тебе до него, зачем тебе умирать за него? Из-за него тебя почти убили, он безумец, пусть он умрет...
Томо чувствовал его горячее дыхание, но слова Ику, казалось, звучали где-то очень далеко, не имели значения. Томо не хотел его слушать, он уже все решил для себя. Он почти с ненавистью ударил Ику в грудь кулаками. Боль молнией прошила поврежденные пальцы, но ему удалось скинуть с себя Ику. На мгновение Томо замешкался, прижимая руки в груди.
И этого оказалось достаточно. Ику первым вскочил на ноги - а в следующий миг он уже был во дворе, крича:
- Не убивайте его! Это я!
Томо пытался подняться, потрясенный. Зачем Ику... отчаянное выражение глаз Ику вновь возникло в его памяти. Однако думать и вспоминать времени не было.
Генерал замер. Меч слегка дрожал в его руке. Ику казался таким маленьким перед ним, деликатным, как статуэтка - на коленях, кимоно словно озеро ткани вокруг него, голова склонена, распущенные по плечам волосы гладкие как черный шелк.
- Это я, - повторил Ику. - Я соблазнил его.
Меч зазвенел от той силы, с которой генерал бросил его об землю. Генерал дышал открытым ртом, грудь его тяжело вздымалась. Наконец Томо, ковыляя, вышел во двор. Пузыри на его обожженной ступне порвались и кровоточили, но он не обращал на это внимание.
- Он врет. Это я.
Он упал на землю, больно ударившись коленям - не столько демонстрируя подчинение, сколько потому, что сил стоять не было. Он увидел, что Ику смотрит на него, и был поражен гневом в его глазах.
Нет, подумал Томо, я не позволю тебе умереть за меня.
- Нет, это был я, - сказал Ику.
Это было уже нелепо. Генерал нахмурился. Норио продолжал стоять с опущенной головой, но Томо видел, как блестят его глаза сквозь длинную челку. Ему все еще было смешно?
- Томо-сан просто говорит так, чтобы спасти меня, - продолжал Ику. Внезапно его голос окреп, и с удивлением Томо заметил, как вежливо и красиво он звучит, почти аристократично. - Он всегда был в меня влюблен. А сейчас он хочет меня спасти, пусть даже я изменил ему. Он думает, что если я так сильно влюблен в наложника сегуна, что готов пожертвовать ради него жизнью, то он лучше умрет, чем будет смотреть на это.
Томо онемел. Что такое Ику говорил? Это была какая-то чушь! А затем он вдруг понял, что это вовсе не было чушью. Только Ику говорил не о нем - он говорил о себе.
- Не удивлюсь, если именно он написал письмо, - говорил Ику. - Он с ума сошел от ревности, готов был на все, чтобы избавиться от дворцовой шлюхи в нашем доме. Он думал, что сегун казнит неверного любовника. Он не ожидал, что все вот так обернется.
Боль, пронзившая грудь, была неожиданной. Томо замер, едва в состоянии поверить. Ты это сделал, Ику? Ты написал это письмо? Томо думал, что это Бакуру... но Бакуру едва умел писать.
Он с трудом выдохнул.
- Не слушайте Ику, господин.
Генерал посмотрел на него без интереса. Томо внезапно остро ощутил, что его внешность сейчас совсем не служила подтверждением его слов - отощавший, со спутанными волосами, с покрытым синяками лицом - как он мог даже идти в сравнение с опрятным и полным достоинства Ику!
- Что? Вы оба хотите смерти?
- Отпустите его, - сказал Томо.
- Ты! - внезапно генерал схватил Норио за подбородок, заставил его поднял голову. Томо увидел, как лицо Норио напряглось - наверное, пальцы его отца, впивающиеся в кожу, причиняли боль. Но его глаза смеялись - черт его побери, они смеялись. - Какой из них твой любовник? Клянусь, что сейчас убью их обоих, если ты не скажешь. Неужели у тебя совсем нет сердца - спаси жизнь хотя бы одному из них!
Осторожно, насколько ему позволяла рука, сжимающая его лицо, Норио кивнул. Казалось, генерал был удивлен, что наконец-то его слова возымели действие. Он произнес хриплым голосом:
- Который?
- Он, - сказал Норио, указывая на Томо.
Он сказал это - но его голос, его взгляд - все было полно нарочитого притворства, старательной неискренности - так, что любой глупец мог понять, что он лжет. Томо почувствовал, как сердце его оборвалось. Генерал схватил сына за волосы, ударил по лицу.
- Думаешь, ты можешь меня обмануть? Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь, сукин сын! Берите этого.
Томо увидел, как он указывает на Ику, и понял, что случилось непоправимое. Он пытался подняться на ноги, проклиная свою неповоротливость. А солдаты уже схватили Ику, заломили его тонкие руки за спину.
- Это неправда, неправда! - кричал Томо.
Они его не слушали. Они даже не заметили его - а когда Томо бросился к ним, один из них так толкнул его, что он покатился по земле. Ику стоял, такой хрупкий по сравнению с ними, с руками, связанными за спиной.
- Что вы хотите с ним сделать?
Конечно, никто ему не ответил. Томо встретил взгляд Ику - темные глаза на очень белом лице - в этом взгляде не было страха. Однако нежность, которую Томо увидел там, была еще ужаснее.
- Я люблю тебя, - сказал Ику, когда генерал посадил его в седло перед собой. - Всегда любил и буду любить.
Эти слова продолжали звучать у Томо в ушах даже тогда, когда процессия уже покинула двор. Норио стоял рядом с ним, а его пальцы рассеянно поглаживали цепочку на шее.
* * *
- Ты мне дал пощечину! Не могу в это поверить.
Норио склонил голову набок, с изумлением рассматривая Томо. А Томо смотрел на свою руку, которая все еще болела от удара, который он нанес Норио. Он никогда не думал, что посмеет ударить любовника сегуна. Но он это сделал.
- Ты... - голос у него вдруг перехватило, он закашлялся и рассердился на себя - кашель был так некстати, мешал ему сказать то, что он хотел. - Зачем ты это сделал?
- Сделал что? - тон Норио был безмятежным, и Томо почувствовал, как темная ярость наполняет его сердце. Как смел он быть таким спокойным? И в то же время этот голос воздействовал на него по-иному, заставляя постыдный жар распространяться по телу. Он ненавидел Норио. Он ведь не мог хотеть Норио! Разве то, что случилось, не стало ему уроком?
- Ты на меня все еще сердишься из-за малыша Ику? - Норио покачал головой, словно не в силах в это поверить. - Но это ведь даже была не моя вина. Я не сказал, что это он - я сказал, что это ты. Сказал правду.
- Да - так, что тебе было невозможно поверить! Все из-за тебя! Из-за твоих игр...
Тени за окном были густо-лиловыми и темно-синими. Наступала ночь. Впервые на памяти Томо в доме было тихо в этот час. Впервые двери оставались закрытыми. Внизу, в своей комнате, Бакуру опустошал одну бутылку саке за другой - и порой его пьяный голос достигал верхнего этажа - произносящий яростные, горькие слова, которые стали бы его смертным приговором, если бы сегун узнал о них. Сперва хозяин пытался его успокоить его, разговаривая с ним через запертую дверь, но все было тщетно - и теперь сладковатый запах опиума поплыл по дому.
Бакуру скорбел по Ику. Когда Ику однажды сказал, что Бакуру никогда не наказывал его - должно быть, это было правдой. Каким-то странным образом привязанность Бакуру к мальчику гнездилась в чистом, нежнейшем уголке его душе... в то время как темная сторона его натуры была обращена к Томо. Возможно, Томо сам был в этом виноват - кто знает? Но Бакуру любил Ику - любил так, что сейчас никакое саке не могло утопить его горе.
Придет ли Бакуру в себя от своей потери, Томо не знал. Но если нет - их заведение погибло. Хозяин не сможет управлять им один.
- Из-за моих игр? - прекрасные бархатные глаза Норио сощурились, а в его голосе появился отзвук металла - легкий, но неоспоримый, и от него холодок пробежал по спине Томо. - А может быть, из-за чего-то другого? Может быть, из-за того, что ты слишком долго колебался? Ты думаешь, я не видел, как ты там прятался? У тебя заняло довольно много времени, чтобы выйти и попытаться спасти мне жизнь.
Слова падали с прекрасных губ и впивались, как стрелы. Попадали в цель. Все так и было. Томо винил Норио - но на самом деле, это была его вина.
- А я вот был готов умереть за тебя, - с улыбкой добавил Норио.
Что они наделали... Мысль об этом, темная и отчаянная, накрыла Томо. Что они вдвоем наделали...
- Так что не вини меня за то, что я не дал тебе умереть.
- Что... будет с Ику?
- Думаю, что мы никогда не увидим его снова.
- Мы его убили.
- Томо. - Переход от нежности к насмешке и обратно в голосе Норио был пугающим в своей естественности. - Кто-то должен был умереть. Это мог быть ты. Мог быть я. Но так получилось, что погиб глупый мальчишка. Если тебе интересно, что я думаю - он был слишком романтичен, чтобы жить. Да ты и сам это понимаешь, не так ли? Я знаю, он тебя раздражал - наверное, ты даже рад, что он больше не будет путаться под ногами.
Это была неправда! И в то же время стыд обжег Томо при воспоминаниях, как он относился к Ику. Его затошнило от этого стыда - и от гнева на себя, на Норио.
- Замолчи. Не говори о нем.
- Ты сам начал о нем говорить. Но если хочешь, давай поговорим о другом. О чем бы нам поговорить? О сексе? Сегодня в этом месте секса явно недостаточно. Хочешь отсосать мне, Томо? Или чтобы я тебе отсосал?
Каждое слово, произносимое Норио, казалось, входит длинной иглой в его мозг - оскорбительное, грязное - и Томо не мог их выдержать. Краем разума он понимал, что для того Норио их и произносит, опять играет с ним, провоцирует его - но не мог сдержаться.
- Замолчи же ты, дрянь!
Он снова замахнулся для удара - и Норио поймал его руку, сжал и вывернул запястье. Томо пытался освободиться - но казалось будто на его руке сомкнулся железный наручник. Лицо Норио оставалось таким же безмятежным, как всегда. Он выкручивал руку Томо, заставляя его опуститься на колени - а потом оттолкнул.
- Осторожнее. Осторожнее со словами, шлюха. Я простил тебе одну дерзость - но больше не прощу.
Скорчившись на полу, Томо задыхался. Он ненавидел себя за слабость - и за то, что в голове у него все путалось. Кашель сотрясал его тело. У него заняло минуту или две, чтобы прекратить приступ - и все это время он сознавал, что Норио стоит над ним и смотрит на него сверху вниз. Чужой, чужой и опасный человек - внезапно именно таким он показался Томо.
Он знал, что ему стоило прекратить этот разговор, все равно он ни к чему не приведет - нужно было уйти из своей комнаты, если уж он не может выгнать Норио. Но несчастье, которое наполняло дом и в котором они оба были виновны, словно не давало им расстаться.
- Можешь не прощать меня. Но простишь ли ты себе? - сказал он. - Ику не заслуживал этого.
Он поднял глаза к Норио - и в этот миг ему показалось, будто что-то изменилось у того в глазах, как если бы сдернули покров. И то, что было под этим покровом, потрясало. Боль.
- Не заслуживал, да? - голос Норио взвился до крика, а потом немедленно упал, низкий и хриплый - и слова звучали так, словно у него было поранено горло и ему было больно произносить каждое из них. - А я заслуживал? А ты, Томо? Что мы сделали, что нам все время приходится платить? Посмотри на себя! Ты весишь, как будто тебе десять лет, и день и ночь кашляешь! Что ты сделал, чтобы заслужить это? Сколько тебе было лет, когда ты принял первого клиента? Какой-то любитель пятилетних мальчиков это был, да? Я-то помню, сколько мне было лет! Когда мой отец принес меня в спальню сегуна и оставил там - думаешь, мне не было больно? Думаешь, я не плакал?
Томо не мог представить себе, что голос Норио может звучать таким мучением. Это поразило его - как будто он стал свидетелем того, чего не должен был видеть. А Норио не останавливался.
- Твоему Ику повезло - сегун просто убьет его. Может быть, он уже мертв - не похоже, что его надолго хватит. Но знаешь ли ты, что такое жить с сегуном? Ты можешь себе представить, что мне приходится делать, что видеть? И смеяться, и притворяться, что мне это нравится... всегда притворяться... - последние слова Норио произнес монотонно, раскачиваясь из стороны в сторону. - Ему нравится, когда я улыбаюсь. Ему нравится, когда я танцую. Я его шлюха, его подстилка, его дрянь. Как ты думаешь, легко ли мне это удается?
Не в силах произнести ни слова, Томо смотрел на него, увидел, как Норио судорожно сжимает руку на своем знаке.
- Только она любит меня... - прошептал Норио, полузакрыв глаза. - Я ее возлюбленный. Только для нее я всегда буду чист.
Опять этот знак! Все из-за него! Внезапно единственное, что Томо мог ощутить, была обжигающая ненависть к кусочку металла в руке Норио. Этот знак сводил Норио с ума... заставлял его играть в безумные игры... этот знак действительно приносил зло.
"Только для нее я всегда буду чист..." Эти слова прозвенели в его мозгу далеким эхом.
Томо бросился вперед. Он не знал толком, что хочет сделать - ударить Норио, обнять его, заставить его прекратить говорить о проклятом знаке - или заставить снять его. От неожиданности Норио вскинул руки, зацепил цепочку, дернул ее. Она порвалась с легким звуком, и подвеска сверкнула в воздухе, упала в угол.
На мгновение они оба застыли. Несмотря на то, что Томо хотел сделать нечто подобное, в глубине души он был уверен, что никогда не решится. Норио, казалось, даже дышать перестал. Кровь отхлынула от его лица, но в глазах, обращенных к Томо, была жгучая. непримиримая ненависть. Жестокий удар в грудь опрокинул Томо навзничь - удар такой силы, что ему показалось, будто что-то оборвалось в нем. Помутневшими глазами он смотрел, как Норио упал на пол со свечой в руке.
- Идиот, что ты наделал! Ну где же он?
Вон там, хотел было сказать Томо - он видел маленькую искорку золота на полу. Но в этот момент кашель вернулся - и теперь это был не обычный сухой приступ, а что-то влажное забулькало у него в груди. Томо почувствовал, то во рту у него мокро.
Он сел, и тогда крупные красные капли упали у него изо рта на пол и на руки.
Он смотрел на эти капли, и у него кружилась голова. Он должен был бы привыкнуть к виду своей крови, почти привык. Но эта шла откуда-то изнутри него. Почему? Ведь Норио не так сильно его ударил, чтобы настолько что-то повредить! Кровь все шла - отдельные капли превратились в лужицы; Томо снова закашлялся, и кровь стала густой, с каким-то комками в ней.
Томо чувствовал, что Норио стоит рядом с ним, смотрит на него. Томо поднял голову - потому что не хотел смотреть на эти сгустки красного на полу - и еще потому, что он почему-то думал, будто Норио может дать ему ответ, что с ним.
И Норио дал.
- Я знаю, что это такое. - В глазах Норио больше не было злости, только грусть - и это напугало Томо больше всего. - Неудивительно, что ты так кашлял. У тебя болезнь легких - чахотка.
Томо тупо смотрел на него, потом перевел взгляд на заляпанный пол и залитые кровью руки. В его мозгу не было ни одной мысли, даже отрицания. Ему следовало бы сказать, что он не верит, должно быть, Норио ошибся - но он знал, что никакой ошибки не было.
В глубине души он знал, он давно знал...
- Я умираю, - прошептал он.
Все сразу стало объяснимым - озноб по утрам, слабость, постоянная усталость. Он гнил изнутри, его легкие распадались на части. А теперь он выкашливал кусочки легких.
- Это не так быстро происходит, - проговорил Норио, опускаясь на колени рядом с ним, и Томо отшатнулся от него в приступе отвращения к себе. Норио потянулся к его лицу, отвел прядь волос со лба. Томо увидел блеск золотой подвески у него в руке - Норио все же нашел его. - У тебя еще есть месяцы, может быть, даже год или два.
Это была ложь? Или нет? Томо вопросительно смотрел на него, но он сейчас так плохо соображал. Зачем Норио лгать? А потом другая мысль настигла его.
- Они... они меня убьют, когда узнают. Они меня выгонят! Я могу заразить клиентов, может быть, уже заразил. И ты - не прикасайся ко мне! Разве ты не знаешь, что оно заразно! - он так рассердился, что почти кричал на Норио - насколько мог из-за кашля. Что за дурак - зачем так близко сидит к нему, чуть ли не пачкается в этой крови...
Внезапно пальцы Норио прижались к его губам, мокрым от крови. Томо задрожал - одновременно от гнева и от того, что в этом прикосновении было что-то лишающее его сил, так же, как в улыбке Норио.
- Я не боюсь, - сказал Норио.
Глупец, какой глупец! Как же можно было не бояться? Это была болезнь, он так же мог ею заразиться, как сам Томо где-то заразился. Пальцы Норио ласкали его мокрые губы мягкими кончиками - а затем скользнули в рот Томо. Мгновение Томо сопротивлялся, но, как всегда, Норио добился того, чего хотел. Пальцы Норио дотронулись до его языка.
- Я не заболею, - говорил Норио с блаженной улыбкой. Это была ужасно неправильная улыбка, но в ней было что-то цепляющее, что-то очаровывало Томо. Он никогда не мог противиться Норио. - Разве ты не знаешь? Я любовник смерти, и ничего со мной не может случиться.
Пальцы ласкали его рот - и Томо начал сосать их, не вполне сознавая, что делает. Глаза Норио сияли, полные нежности.
- На моем лбу ее знак, - прошептал Норио. - Болезнь меня не убьет. Ничто не может убить меня.
Внезапно он наклонился вперед, убирая пальцы изо рта Томо - и их тут же заменили губы, язык вошел в его рот. Томо чувствовал, как Норио гладит его лицо, волосы - и в мягкости ладони он ощущал острый край золотого знака, касающегося щеки. Больше не было смысла сопротивляться - и Томо ответил на поцелуй. Он знал, что Норио ощущает вкус крови у него на языке, с трудом мог поверить, что тому это нравится - однако Норио, должно быть, нравилось.
Они опрокинулись на футон, Норио сверху. Его поцелуи, яростные, страстные, спускались вниз по горлу Томо. Томо чувствовал, как Норио распахивает его юката, целует грудь и живот. На некоторое время Норио отпустил его, и, приоткрыв глаза, Томо увидел, как Норио раздевается. А потом его гладкое, очень горячее тело снова накрыло Томо.
Колыбель рук Норио под головой была восхитительно удобной. Пальцы Норио блуждали по телу Томо, столь же умелые, как его губы. Томо тоже хотел дотронуться до него, почувствовал невероятную нежность кожи. Напряженный орган Норио был прижат к животу Томо. Ладонь Норио легла на член Томо.
- Я люблю тебя, - сказал Норио.
И его глаза говорили то же самое - полные нежности и любования. Норио наклонился к нему, снова поцеловал - и когда он поднял голову, немного крови Томо осталось на его губах. Томо смотрел на этот мазок крови, одновременно ужасаясь и любуясь. Это было свидетельство его неминуемой смерти - так, как если бы он смотрел на острие меча.
Внезапно он что-то понял - и это понимание должно было бы причинить боль, но почему-то не причинило, только отдалось пустотой в груди. Норио не любил его - не любил нисколько. Та любовь, что Томо видел в его глазах, была любовью к его богине, к его воображаемой хранительнице. А Томо был для Норио всего лишь тем, кто скоро встретится с ней.
Он не хотел Томо - он хотел еще раз пройти по краю пропасти, еще раз рискнуть - чтобы убедиться в своей неуязвимости. Но имел ли Томо право судить его за это - возможно, эта иллюзия была единственным, что стояло между Норио и непроницаемой тьмой полного безумия.
- Пошел ты, - сказал Томо.
Мягкие ладони Норио обняли его лицо, губы коснулись век.
- О нет, мой хороший. Я никуда не пойду. Я буду с тобой.
Томо понял значение его слов, когда Норио ногой раздвинул его бедра. Он не сопротивлялся. Было больно, когда Норио вошел в него - но Томо это почти не беспокоило. Ему казалось, что он перешагнул какую-то черту, все в нем уже отболело. А потом, когда Норио начал двигаться, умело найдя правильный угол, боль отступила и пришло наслаждение.
Томо чувствовал, как работают бедра Норио, руки Норио обнимали его, и он внезапно подумал, что эта близость - самая важная из всех, что были и будут у него в жизни. Все те другие, которые брали его - все они не имели значение. *Это* было другое - и он это знал.
- Я сейчас кончу, - прошептал Норио и поцеловал его в щеку. И как будто именно этого Томо не хватало, чтобы тоже кончить.
Потом он лежал в объятиях Норио. Ночные насекомые звенели над пламенем свечи, снова и снова превращаясь в комочки пепла. Норио гладил Томо по щеке большим пальцем - все остальные его пальцы были сжаты, прижимая к ладони shi.
- Тебе не обязательно умирать, - говорил он. - Есть же лекарства, разные травы. А если нет здесь, то есть еще гайдзины. Они умеют лечить, я слышал. Я найду способ связаться с ними, я не боюсь опасности. И их доктор вылечит тебя.
- Мы будем жить вместе во дворце, - продолжал он убаюкивающим голосом. - Ты будешь мне рассказывать всякие истории. Будет весело. Не бойся, я тебя не брошу - я за тобой вернусь, когда меня заберут обратно во дворец. Скоро уже заберут - просто подожди немного. Обещай, что дождешься меня.
Не открывая глаз, Томо потянулся и погладил мягкую щеку Норио.
- Обещаю, - сказал он.
Он ничего не терял, обещая это.
* * *
- Вот видишь, они меня забирают! А ты не верил!
Голос у Норио был высоким, почти детским. А его раскрасневшееся лицо под растрепанными волосами в этот момент казалось лицом ребенка.
Он никогда не показывал, как ему здесь трудно, подумал Томо, как он здесь все ненавидит. Он всегда вел себя так, словно ему здесь было ужасно весело. И только теперь, своей радостью от того, что за ним приехали, Норио выдавал, как ему было тяжело здесь.
- Он без меня жить не может! Конечно, ему нужно, чтобы кто-нибудь делил с ним постель - и никто меня не заменит! Видишь, недели не прошло, а сегун уже за мной послал!
Снова во дворе толпились всадники, лошади переступали с ноги на ногу, и звук их копыт по сухой земле разносился в воздухе. Несколько минут назад генерал вошел в комнату Норио и бросил на постель охапку одежды.
- Одевайся. Мы приехали за тобой.
Это место опустеет без Норио, думал Томо. О, это было ужасное, эгоистическое чувство, но Томо ничего не мог поделать - он жалел, что Норио уезжает. И может быть, то, что Норио утверждал, было правдой: до этого в глубине души Томо думал, что сегун никогда не пошлет за Норио.
Ему было стыдно этих мыслей. Норио не заслуживал такого. Он заслуживал роскоши дворца, а не их жалкое заведение; сегуна в качестве любовника, а не тех подонков, что использовали его услуги по ночам. Бордель был для таких, как Томо - и даже такое место скоро будет слишком хорошо для него, когда они узнают о его болезни.
Увидит ли он Норио когда-нибудь еще? Он смотрел, как тот ходит по комнате, подбирает свои вещи и снова роняет их. Он присел у окна, потянулся за своим ящичком с косметикой - а затем повернулся к Томо, смущенно улыбаясь.
- Кажется, я немного нервничаю. Руки дрожат.
- Хочешь, чтобы я тебя накрасил?
- А ты можешь? Как твои руки?
- Могу, - Томо улыбнулся.
Тонкое лицо Норио с острым подбородком лежало в его ладонях, и несколько мгновений он изучал его. Конечно, он не умел делать таких чудес с пудрой, румянами и углем, как Норио. Но красоту Норио почти что и не нужно было улучшать.
- Ты волнуешься? - Норио старался не помешать работе Томо мимикой, поэтому его губы едва двигались, слова звучали неразборчиво. - Что я уеду и забуду о тебе? Не бойся! Я ведь обещал, помнишь? Я тебя отсюда вытащу.
Томо не хотел ничего говорить. Держать кисточку было больно, его пальцы все еще не зажили, и он сосредоточился на том, чтобы делать это аккуратно.
- Ты мне веришь?
- Да.
Он действительно верил - почти.
- Вот - готово.
Глаза Норио, обведенные углем, сверкнули на него, алые губы очаровательно улыбнулись.
- Благодарю тебя, Томо.
Он сбросил кимоно, вышагнул из ткани и потянулся к наряду, лежащему на футоне.
- Что он себе думает! - Норио слегка сморщил нос. - Прислать мне далеко не лучшее кимоно! Что, я должен появляться перед сегуном как оборванец? Мой отец идиот.
С точки зрения Томо, этот наряд был дороже, чем все те, что он когда-либо видел - но Норио, должно быть, знал лучше. Все еще ворча, он натянул кимоно.
Каким прекрасным он выглядел в этой одежде! Казалось, он стал даже выше ростом. Он выглядел не просто юношей, на пару лет старше Томо, а... принцем, юным императором, готовым вступить на престол.
Ну вот и все. Томо так прикусил губу, что почувствовал вкус крови. Он не мог смотреть на Норио - хотел смотреть, но это было так мучительно.
Затем зашелестела ткань - и сладкий запах духов Норио окружил его. Норио взял его лицо в ладони, повернул к себе. А затем его губы коснулись губ Томо - очень осторожно, чтобы не размазать помаду - всего на миг.
- Я вернусь за тобой.
Он вышел из комнаты, и несколько мгновений Томо просто сидел, обмякнув, будто его позвоночник был сломан. Затем он вдруг вскочил и бросился вниз, во двор.
Солнце ослепило его - он застыл в дверях. Лучи играли на изукрашенных поводьях и рукоятях мечей. Там было шестеро или семеро всадников, кроме генерала, однако носилок не было. И правильно, в этот раз Норио поедет во главе, как равный рядом со своим отцом.
А потом взгляд Томо остановился на одном из всадников.
Маленький и хрупкий, с длинными прямыми волосами, струящимися по плечам, он сидел на прекрасной белой лошади - и его тонкие руки крепко сжимали поводья. Он смотрел вперед с пустым выражением в широко расставленных, слегка косящих глазах.
Томо замер, как будто споткнувшись, смотрел на маленького всадника, не в силах поверить, что именно он видит. Но, конечно же, это был Ику. Живой! Облегчение затопило Томо - а в следующий миг он заметил, как богато Ику одет, его дорогое кимоно, золотые украшения в волосах. Он выглядел, как кукла - такой прекрасный, так тщательно убранный.
Взгляд Ику медленно переместился на Томо - и Томо вздрогнул от того, что увидел. Ничего - вообще ничего. Раньше он не обращал на это внимание, но теперь он вспомнил, какими выразительными всегда были глаза Ику - такими теплыми и дружелюбными, даже когда Томо причинял ему боль, даже когда отвергал его. Теперь эти глаза были как стекло, пустые и темные - два полированных агата. Еще два драгоценных камня среди украшений Ику.
Что сегун сделал с ним, думал Томо, чтобы изменить его так... и так быстро?
Норио шел через двор к своему отцу, а затем тоже заметил Ику. Томо видел, как он замер, словно перед ним оказалось привидение. Движение, которым Норио потянулся к знаку на шее, было судорожным - и даже сквозь слой пудры Томо видел, как Норио побледнел.
Его голос взвился, тонкий и очень громкий, обращенный к отцу:
- Что он здесь делает? На моем коне! На нем мой пояс! Это мои украшения! Зачем ты его сюда привез...
Норио не хватило дыхания, и из-за этого последняя фраза прозвучала не как вопрос, а как ответ. Генерал отвернулся, скрестив руки. Легкий ветер шевелил пряди его седеющих волос.
- Он не должен быть здесь, - прошептал Норио. - Зачем он нужен - нас же не может быть двое! Не может быть двое, он не может меня заменить!
- Замолчи, - генерал повернулся к нему, поморщился. - Не позорь себя еще больше.
- Он не может меня заменить! Как он может нравиться сегуну? Он не лучше меня! - Норио снова повысил голос, но теперь он звучал жалобно, почти умоляюще. - Он всего лишь мальчишка! Я самый лучший наложник, никто не сравнится со мной! Куда вы собираетесь меня везти?
Он отшатнулся от двоих, подошедших к нему. По знаку генерала они положили руки на предплечья Норио. Томо видел, что Норио сопротивляется им, услышал, как рвется ткань. В замершем взгляде Ику ничего не изменилось.
- Пустите, пустите меня, черт вас возьми, что вы делаете...
Они связали ему руки, потащили и бросили лицом вниз через седло. Генерал снова поморщился. Норио все еще дергался, поднял лицо, на которое падали растрепанные волосы, закричал:
- Ты не можешь сделать это со мной, ты же мой отец!
- У меня больше нет сына, - сказал генерал, глядя вдаль. Его скрещенные руки держались друг за друга слишком крепко, но лицо оставалось спокойным. - Своего сына я убил два дня назад на этом дворе, добиваясь от него имени его любовника.
Имя его любовницы Смерть, подумал Томо - потому что именно это Норио повторял так часто. Но сам Норио больше не верил в это - в то, что его знак защитит его.
Генерал сел на лошадь, и процессия двинулась со двора. Маленький всадник в расшитом кимоно задержался на несколько секунд, его взгляд скользнул по лицу Томо - а затем Ику тоже пришпорил лошадь. Стоя на пороге, Томо смотрел, как они уезжают, потрясающее зрелище, с их дорогой одеждой, золотом и драгоценными камнями, блестящими на солнце. Но один из них был переброшен через седло, и солдат не давал ему поднять голову.
"Поверь мне... я вернусь за тобой..."
Томо вспомнил эти слова, и в этот миг кровь наполнила его рот. Он глотал ее, густую и соленую, но ее было слишком много - столько, что он чувствовал, что сейчас захлебнется ею.

КОНЕЦ