Князь Владимир Палей
Князь Владимир Палей был, бесспорно, одним из одаренных членов династии Романовых; его большой талант сиял, ещё тогда, когда он был маленьким ребенком. Уже в 19 лет, он опубликовал свой первый сборник поэзии, названный просто «Сборник». Все доходы от продажи книг шли в благотворительные основания Императрицы Александры. « Сборник» содержал 86 стихотворений, написанных с 1913 по 1916 год. Стихи были посвящены целому диапазону тем: любовь, природа, мифология, музыка, искусство, театр, семейство, друзья, патриотизм и война. Работа Князя была очень хорошо встречена критиками: некоторые даже называли Владимира одной из надежд современной Русской поэзии. Князь Владимир, который знал 7 языков, написал истинно великолепный перевод на французский язык, пьесы Великого Князя Константина Константиновича «Царь Иудейский». Великий Князь, который был уже болен в то время, читая перевод, воскликнул: «Перед моей смертью, Мне удалось, испытать один из наиболее красивых моментов своей жизни, и Я обязан этим Володе!» Но талант Владимира был обречен, чтобы не дать больше плодов: он погиб от рук Большевиков в Алапаевске, в возрасте 21 года, вместе со своими родственниками, Великой Княгиней Елизаветой Федоровной и её келейницей Варварой, Великим Князем Сергеем Михайловичем и тремя сыновьями Великого Князя Константина Константиновича.
[показать]Люблю тебя, томясь, волнуясь и рыдая,
В отрадном блеске дня, в безмолвии ночей,
О, фея юная, богиня молодая,
Люблю в тебе я жизнь, и Бога, и людей.
ЦАРЕВИЧУ
Тебе, вдохновенный царевич,
Божественной позе твоей,
Склонясь пред тобой на колени,
Играю на лире своей.
Если ищешь ты в мире добра,
Если хочешь ты ласки народной,
Чтоб народ полюбил бы тебя
И гордился бы вечно тобою.
Не забудь, о любимый мой князь,
Ты так ласков и кроток душою,
Приласкать наш унылый народ,
Заглянуть ему в душу с любовью.
Сонет отцу
Мой ласковый, мой милый, мой родной!
Средь ужасов земного урагана
Теперь сплотились с силою двойной
Мечты отца и грезы мальчугана.
Из колеи мы выбиты войной,
Томимся мы - но поздно или рано
Вернется счастье солнечной весной,
И прошлого не станет, как тумана...
На память же о днях борьбы и смут,
О вечерах совместного молчанья
И тихого взаимопониманья
Прими мой первый труд, мой робкий труд
И озари его улыбкой, полной света,
Равно любя и сына, и поэта!
Сентябрь 1916 г
СОНЕТ МАТЕРИ
Когда в родном гнезде еще я слабо спал,
Под крылышком Твоим мои таились грезы...
Ты их взлелеяла - и вот, мой час настал,
И пышно расцвели мечтательные розы...
На жизненном пути я не видал угрозы,
Мой юный горизонт никто не омрачал:
Все слезы для меня - одни Твои лишь слезы,
Все думы, все мечты - один Твой идеал!
Ты мне вдохнула мощь, и веру, и надежды,
Ты душу облекла в блестящие одежды,
Дрожала надо мной, как я дрожу теперь,
Когда передо мной раскрыта Рифмы дверь...
Тебя, а не меня, архангелы коснулись:
Мои стихи Твои: Они к Тебе вернулись.
Сентябрь 1916 г.
***
Как на сердце вдруг стало тихо
Среди наскучившего дня...
Наверно кто-то помолился
Душою чистой за меня.
Наверно кто-то незнакомый,
Далёкий,старый и простой,
Мой образ вспомнил промелькнувший
Своею тихою мечтой.
1915 г.
***
Люблю лампады свет неясный
Пред темным ликом божества.
В нем словно шепот ежечасный
Твердит смиренные слова.
Как будто кто-то, невзирая
На то, чем жив и грешен я,
Всегда стоит у двери Рая
И молит Бога за меня.
21 ноября 1916 г.
Когда вспыхнула война, Владимир Гогенфельзен, в то время Владимир носил это имя, как и многие русские молодые люди, преисполнился чувством патриотизма, которое не раз находило отражение в его поэзии.
Война сократила время учебы в Пажеском корпусе. Уже в декабре 1914 года юноша вступил в Императорский гусарский полк и отправился в Муравьевские казармы в Новгороде для прохождения воинской службы…
Тот факт, что Владимир был сыном великого князя, не спасал его от опасностей и жестокости войны. Не раз его посылали в разведку, не раз рядом с ним падали снаряды и свистели пули. За храбрость он был награжден орденом Святой Анны четвертой степени и произведен в поручики. Много позже его мать писала, что Владимир пользовался любовью и уважением солдат…
В окопах Владимир продолжал писать, но теперь наряду со стихами, посвященными прошлому и любовным переживаниям, появляются и такие, где описываются страдания и разрушения, вызванные войной, благородный труд сестер милосердия, гибель близких друзей по Пажескому корпусу, например подпоручика Рейнталя и Михаила (Миши) Евреинова.
ТРЕТИЙ ЗВОНОК
Дождь моросит. Из окон мрачных зал
Сквозь дым тумана льется отблеск мутный.
Огни ночные сторожат вокзал,
Звучит во мгле свисток ежеминутный.
Проносятся с шипеньем поезда,
Бежит толпа с цветными узелками.
Уходят рельсы мокрые — туда,
Во мрак сырой, пронизанный гудками.
Вздыхает паровоз. Там, в стороне,
Два воробья заботятся о корме...
Фуражкой машет офицер в окне,
И кто-то в черном плачет на платформе.
* * *
Спите, солдатики, спите, соколики.
Вам здесь простор и покой
Благословил вас Господь наш Всевидящий.
Миротворящей рукой
Русь защищая, ребята бывалые.
Долго дрались вы с врагом
Спите, родимые, спите, усталые,
Под деревянным крестом.
РАЗЪЕЗД
Разъезд по просеке крадется... Тишина...
Лишь под копытами хрустят сухие ветки...
Душа пленительной тревогою полна —
О, радость жуткая начавшейся разведки...
Теперь как будто все в порядке у меня:
Сейчас дозорные прискачут с донесеньем,
Наган заряжен мой, и на конце ремня
Двухверстка серая гордится наступленьем...
Вот выстрел вдалеке... Все смолкло... И опять
Идем по просеке мы осторожным шагом,
А ночь готовится и даль, и лес обнять,
И сосны стройные синеют за оврагом...
* * *
МОЛИТВА ВОИНА
Огради меня, Боже, от вражеской пули
И дай мне быть сильным душой...
В моем сердце порывы добра не заснули,
Я так молод еще, что хочу, не хочу ли,
Но всюду, во всем я с Тобой...
И спаси меня, Боже, от раны смертельной,
Как спас от житейского зла,
Чтобы шел я дорогой смиренной и дельной,
Чтоб пленялась душа красотой беспредельной
И творческой силой жила.
Но, коль Родины верным и преданным сыном
Паду я в жестоком бою —
Дай рабу Твоему умереть христианином,
И пускай, уже чуждый страстям и кручинам,
Прославит он волю Твою...
Действующая Армия
Сентябрь 1915 г.
* * *
Опять спустилась ночь...Под потолком, в углу,
Икона восстает перед усталым взором
И так же смотрит Лик с любовью и укором,
Как целый день смотрел на этой жизни мглу.
Но полон суеты, вражды, непостоянства,
Земные помыслы в душе своей храня,
Взглянул ли я наверх хоть раз в теченье дня?
О, христианство!
20 октября 1916 г.
ПТИЦА ГАМАЮН
Ты весною окровавлена,
Но рыдать тебе нельзя:
Посмотри — кругом отравлена
Кровью черною земля!
Силы вражьи снова прибыли,
Не колеблет их война.
Ты идешь к своей погибели,
Горемычная страна!
ПТИЦА СИРИН
Нет, тебе к расцвету чистому
Богом велено идти.
Ты проходишь по тернистому,
По тяжелому пути,
Но, начавшись долгой битвою,
К светлым дням выводит он.
И всевластною молитвою
Меч славянский освящен.
Действующая Армия
Май 1916 г.
* * *
Мы восходить должны, в теченье этой жизни,
В забытые края, к неведомой отчизне,
Навеявшей нам здесь те странные мечты,
Где свет и музыка таинственно слиты...
О, низшая ступень! О, лестница к святыне!
О, вещий, вещий сон Иакова в пустыне!
Январь 1917 г
ОГОНЬКИ
В июньских сумерках однажды, на войне,
Я, помню, видел раз, как у лесной опушки,
Под яркою звездой, горевшей в вышине,
Зажегся слабый свет в окне простой избушки...
Маня к себе в простор, в страну крылатых грез,
Вечерняя звезда сияла горделиво,
А в дремлющем селе, внизу, среди берез,
Мерцал огонь земной неровно и пугливо;
Но голубой дымок всходил прямой чертой
От очага земли к звезде неугасимой,
И чудилось в душе, неясною мечтой,
Что огоньки горят в связи неуловимой...
Февраль 1917 г.
[показать]
СУМЕРКИ
Уже сгустилась полумгла,
Но в небе, над землей усталой,
На золотые купола
Еще ложится отблеск алый;
Зовя к молитвенным мечтам
Того, кто сир и обездолен,
Кресты высоких колоколен
Еще сияют здесь и там,
Как будто солнца замедленье
На каждом куполе златом
Напомнить хочет нам о
Том, Кто обещал нам воскресенье...
Февраль 1917 г.
* * *
ЧЕРНЫЕ РИЗЫ...
Черные ризы...Тихое пенье...
Ласковый отблеск синих лампад
Боже всесильный! Дай мне терпенья:
Борются в сердце небо и ад...
Шепот молитвы... Строгие лики...
Звонких кадильниц дым голубой...
Дай мне растаять, Боже великий,
Ладаном синим перед Тобой!
Выйду из храма —снова нарушу
Святость обетов, данных Тебе, —
Боже, очисти грешную душу,
Дай ей окрепнуть в вечной борьбе!
В цепких объятьях жизненных терний
Дай мне отвагу смелых речей.
Черные ризы... Сумрак вечерний...
Скорбные очи желтых свечей...
Великим Постом 1917 г.
* * *
Немая ночь жутка. Мгновения ползут.
Не спится узнику... Душа полна страданья;
Далеких, милых прожитых минут
Нахлынули в нее воспоминанья.
Мысль узника в мольбе уносит высоко —
То, что растет кругом — так мрачно и так низко.
Родные, близкие так страшно далеко,
А недруги так жутко близко
***
Не требуй от судьбы...
Не требуй от судьбы снопа душистых лилий -
Проси один цветок,
Моля, чтоб этот дар твои мечты ценили,
Хотя он и убог.
И клятвы чувственной не требуй в час признанья -
Проси один намек,
Моля, чтоб этот дар был полн очарованья,
Хотя он и убог...
Июня 1917 г.
* * *
Господь во всем. Господь везде:
Не только в ласковой звезде,
Не только в сладостных цветах,
Не только в радостных мечтах,
Но и во мраке нищеты,
В слепом испуге суеты,
Во всем, что больно и темно,
Что на страданье нам дано...
Покидая Напольную школу, где заточили Алапаевских узников, верный слуга Кронковский увозил с собой последнее письмо Владимира родителям. В нём он рассказывал о страданиях и унижениях, выпавших на долю узников в Алапаевске, но одновременно подчеркивал, что его вера дает ему мужество и надежду. Далее он писал:
Все, что раньше меня интересовало: эти блестящие балеты, эта декадентская живопись, эта новая музыка, — все кажется мне теперь пошлым и безвкусным. Ищу правды, подлинной правды, света и добра.