Армия любви Лили Брик, или Как войти в историю?
Накануне смерти на Владимира Маяковского свалилось немало личных бед и творческих проблем. Это и надвигающаяся холодная опала, и злобные оскорбительные выпады «передовой молодежи», и всепоглощающий творческий кризис, и проблемы со здоровьем. К этому следует добавить и одиночество, и неблагополучие в личной жизни, и предательство близких...
Грустная сенсация
Семь лет назад впервые полностью и без купюр было опубликовано уголовное дело по расследованию самоубийства Владимира Маяковского. Эта публикация состоялась благодаря усилиям государственного музея классики советской поэзии.
Гласности были преданы и многочисленные неофициальные документы и воспоминания, так или иначе связанные с этим трагическим событием. Солидный том документов приоткрыл многолетнюю плотную завесу над тем, что творилось вокруг поэта накануне и после его гибели.
Как известно, днем 14 апреля 1930 года тело Маяковского было перевезено в квартиру поэта в Гендриковом переулке. В самой большой комнате этой квартиры была произведена операция по извлечению мозга поэта.
После этой операции сотрудники Института мозга записали в медицинском акте, что мозг Маяковского сразу после его изъятия весил 1700 граммов. Но об этом в прессе тех лет ничего не сообщалось.
На следующий день после гибели Маяковского главная газета страны «Правда» поместила некролог. Под заголовком «Памяти друга» было напечатано:
«Тяжелая личная катастрофа унесла от нас нашего близкого друга В.В. Маяковского, одного из крупнейших писателей-революционеров нашей эпохи. Для нас, знавших и любивших его, самоубийство и Маяковский несовместимы, и если самоубийство вообще не может быть в нашей среде оправдано, то с какими же словами гневного и горького укора должны мы обратиться к Маяковскому: «Выстрел в сердце - ошибка, тягостная, непоправимая ошибка гигантского человека»»
Своим читателям газета «Правда» сообщила: по факту гибели Маяковского было возбуждено уголовное дело. После производства соответствующих следственных действий оно было прекращено. Следствием был достоверно установлен факт самоубийства поэта.
Это уголовное дело было на долгие годы упрятано в спецархив. И только спустя десятилетия с материалами этого дела смог ознакомиться очень узкий круг специалистов. Сегодня опубликованные материалы уголовного дела стали доступны всем, кто изучает жизнь и творчество знаменитого советского поэта. Из этих материалов можно почерпнуть немало неприглядных фактов, которые скрывались или попросту считались неизвестными до самого последнего времени.
 [показать]Лиля Брик, главная муза Маяковского, в день трагедии находилась за границей. Ее приятель Яков Агранов, который занимал должность начальника секретного отдела ОГПУ, опечатал архив погибшего поэта и, дождавшись прибытия Лили Брик в Москву на похороны, передал ей этот архив.
Получив доступ к наследию, муза принялась уничтожать и сжигать в камине все, что ей было не по душе. Первым делом в огонь полетели письма поэта к последним музам поэта Татьяне Яковлевой и Веронике Полонской.
Брик методично уничтожила бесценную документальную сердцевину трагедии, ведь именно роман с Полонской стал толчком к самоубийству. Поэт застрелился сразу после ссоры с Полонской, и та, убегая, услышала выстрел, кинулась назад в комнату - поэт уже был в агонии.
Брик «почистила» и свою личную переписку с поэтом, что в немалой степени способствовало созданию на страницах книг рукотворного «идеального» мифа о великой любви.
Как известно, в газете «Правда» от 15 апреля 1930 года была опубликована копия предсмертной записки Маяковского, ставшей его завещанием: «...товарищ правительство моя семья это Лиля, Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская».
Однако в подлиннике завещания между словами «Лиля» и «Брик» запятая не проставлена. Так, благодаря всего лишь одной посмертной запятой, среди наследников Маяковского появился муж Лили, Осип Брик, заполучивший немалую часть гонораров за массовые переиздания произведений классика советской поэзии.
Документы из уголовного дела и архива ОГПУ беспристрастно свидетельствуют о той тягостной атмосфере, которая сложилась вокруг Маяковского в последние годы его жизни. Буквально каждый шаг и каждое слово Маяковского фиксировались сексотами.
Читая многочисленные донесения, подписанные оперативными псевдонимами «Арбузов», «Зевс», «Шорох», «Михайловский», нетрудно догадаться, что на самом деле эти гнусные бумаги составлялись самыми близкими людьми поэта.
Давайте окунемся в атмосферу 30-х годов и посмотрим, как же все происходило на самом деле и как вообще создаются мифы.
Итак…
Про это
В 1920-х годах в России, выстраивающей советский быт, само слово «салон» было отвергнуто как буржуазное, место сбора гостей называли просто домом Бриков. «И Маяковского», - добавляли, как бы смущаясь. Теряться было от чего: эту квартиру в Гендриковом переулке получил гремевший тогда пролетарский поэт Владимир Маяковский. А жили они здесь действительно втроем: он, Лиля Брик и ее муж Осип.
Супруги Брик являлись в столице, что называется, притчей во языцех. Лиля Брик была настоящей разрушительницей морали. С юных лет ее считали чуть не колдуньей, умеющей, как магнитом, притягивать мужчин.
[550x]
«Она не была красива, но неизменно была желанна. Ее греховность была ей к лицу, ее авантюризм сообщал ей терпкое обаяние», - так отзывался о ней Леонид Зорин.
«Самой обаятельной женщиной» считал Лилю Николай Пунин, муж Анны Ахматовой. Сама Ахматова имела на Лилю другой, и не менее точный взгляд: «Лицо несвежее, волосы крашеные, и на истасканном лице наглые глаза».
[550x]
Наглые, зовущие, бездонные, ее глаза действительно притягивали. Чуть не сотня постельных партнеров - ее эскадрон. У мужа возражений нет. Осип - теоретик свободной любви. С Лилей они договорились еще до брака, «на берегу»: они не мещане, чтобы цепляться за нажитое, в том числе друг за друга.
[показать]Вот Маяковский - Осип увидел его дар. Лиля оценила талант и просчитала будущее. Она, как писала ее подруга, с детства мечтала «войти в историю благодаря любовному союзу и лучше - с большим поэтом».
Прямо скажем, ей это удалось. То, что он пришел к ним в дом как возлюбленный ее родной сестры, значения уже не имело. Между Лилей и поэтом завязались сложные отношения: он истово рвался к ней, а она то приближала, то отдаляла его.
Три года их странных отношений завершились тем, что в 1918-м они публично назывались парой. Осип в этом сюжете не был ревнивым мужем, скорее, добрым другом обоим. Он действительно любил и уважал Маяковского. А еще желал исполнения всех Лилечкиных желаний.
Среди прочего Лилечке нравилось королевствовать. Презирая сплетни и удивляясь, что такого особенного в их поведении, Брики стали регулярно собирать на квартире Маяковского высший московский свет.
Четырехкомнатная квартира, даже не обставленная толком, была сама по себе роскошью. Не смущали ни канцелярские столы, ни жалкий буфетик с множеством дешевых стаканов и тарелок.
Звала хозяйка обычно «на чай». Лиля потчевала круглыми пирожками, испеченными домработницей. «Кому пирожок?» - спрашивала она кокетливо и бросала отвечающему прямо в руки.
Но что еда в таком сюжете? Здесь угощали общением. Обаятельная умная Лиля, образованный Осип. Но главный маяк, на который шли, конечно, Маяковский.
[550x]
Эйзенштейн, Пастернак, Горький и другие известные люди эпохи приходят сюда слушать его. Лиле это нравилось. И, понятно, больше всего то, что она была музой такого поэта. Но при этом нисколько не корректируя свою жизнь. Ровно год «пролюбила» она Маяковского. Далее ее романы шли параллельно.
Кроме нежелания стеснять себя, был у нее и расчет: страдания писателю полезны для творчества. И когда он в муках любви написал поэму «Про это», Лиля созвала в салон первых лиц вплоть до наркома Луначарского.
Успех превзошел ожидания. Лиля сияла: ее портрет работы лучшего фотохудожника Родченко украсил обложку издания, первой строчкой - посвящение: «Ей и мне».
«Если бы я вышла за него замуж и нарожала детей, поэт на этом бы закончился», - писала она потом. А Маяковский, видя улыбки окружающих, говорил: «Я не могу с ними расстаться».
Доверие и уважение к Осипу, сексуальная тяга к Лиле плюс очевидный ее талант «дрессировщицы» скрепляли этот союз намертво.
Параллельно и у Маяковского шли другие любови. Лиля не возражала против его романов и романчиков. Смотрела, и пристально, лишь за одним: чтобы он не переступил черту, то есть не женился.
Литературный салон или отделение московской милиции?
Однако вся эта «армия любви» - творцы, номенклатура, заезжие иностранные знаменитости - еще не все гости салона. Спорят, музицируют, играют на деньги в «тетку» или «железку» и действительно железные люди, в том числе заместитель наркома ОГПУ Яков Агранов. Лиля зовет его «милый Яничка», Маяковский - по-свойски: «Аграныч».
Его имя, а также имена других чекистов - завсегдатаев салона Бриков, остались в делах многих репрессированных деятелей культуры. Борис Пастернак назвал потом этот салон «в сущности, отделением московской милиции». Чекисты здесь не только развлекались - работали. Что особенно интересно (в это долго было трудно поверить), на работе была и сама хозяйка салона. Нынче известен даже номер ее чекистского удостоверения.
[550x]
Элегантная женщина с бездонными глазами управляла Маяковским еще и от имени Родины. В том числе для того, чтобы он непременно возвращался домой из многочисленных зарубежных поездок, да и там оставался надежным «агитатором, трибуном, главарем» страны Советов.
С задачей государственной и личной Лиля Брик справилась, за что была до конца жизни вознаграждена материально и морально. После самоубийства поэта она осталась основной владелицей средств от издания его книг. Что до славы, то мало кто помнил бы сегодня ее имя, если бы оно тесно не сопрягалось с Маяковским.
Доживала Лиля, как и жила. Салон ее уже не гремел в Москве, но публику собирал до конца. До конца она оставалась и женщиной.
[550x]
Ей было хорошо за 80, когда, как написала потом, «впервые в жизни не посмотрелась в зеркало». Ей было 85, когда сам Ив Сен Лорен «исполнил» платье к ее к юбилею.
А в 86, сломав шейку бедра, такой жизни не захотела. Конец знаменитой Лили Брик известен: стакан воды, таблетки нембутала и завещание - развеять ее прах в чистом поле. …Наверное, боялась осквернения своей могилы. Видимо, понимала: что-то в ее жизни было все-таки не так...
Источник
|