| История одной песни: "Шар голубой" "Наверное, многие слушатели удивятся, узнав, что песня "Крутится, вертится" была сочинена ещё в середина XIX века и что её хорошо знал М. И. Глинка. До наших дней дошли лишь два куплета - и то благодаря Борису Чиркову, который спел их в знаменитой кинотрилогии о Максиме. Между тем песня была значительно длиннее, и фигурировал в ней не "шар", а "шарф голубой", что более соответствует логике сюжета и стандартным вкусам тех времен (тогда был в моде романс Н. А. Титова "Шарф голубой")", - так пишет композитор, филолог и искусствовед Наум Шафер в предисловии к пластинке "Кирпичики". Также он уточняет, что песня является аллюзией на романс «Шарф голубой» композитора Николая Алексеевича Титова и поэта Михаила Александровича Маркова. Этот романс появился в 1830 году, был сильно популярен и вполне мог стать Отправной точкой в создании обсуждаемого произведения. Кроме того, Наум Григорьевич считает автором песни "Крутится, вертится" Ф. К. Садовского, о котором, к сожалению, практически ничего не известно, кроме того, что он жил на рубеже веков и является автором знаменитой песни «Мой костёр» и ещё нескольких произведений. Ссылок на источник этой информации Шафер не дает. Вот вариант, представленный на упомянутой пластинке в исполнении барда Андрея Корчевского: Крутится-вертится шарф голубой, Крутится-вертится над головой, Крутится-вертится, хочет упасть – Кавалер барышню хочет украсть! Где эта улица, где этот дом? Где эта девица, что я влюблен? Вот эта улица, вот этот дом, Вот эта девица, что я влюблен! На все я готов, я во власти твоей, Умру от тоски, коль не будешь моей! Любил я, люблю, вечно буду любить. Зачем же меня понапрасну томить? В саду под скамейкой записку нашел: «Свиданье в двенадцать»! Я в десять пришел. Минуты за годы казалися мне, Вдруг шорох раздался в ночной тишине. Я ночи пройденной забыть не могу, С тех пор еженощно встречались в саду. И в вечной любви мы клялися вдвоем, Луна и скамейка свидетели в том. Крутится-вертится шарф голубой, Крутится-вертится над головой, Крутится-вертится, хочет упасть – Кавалер барышню хочет украсть! В своей книге «Голошение волн», посвященной поэту Валентину Ивановичу Вольпину (1891–1956), Дмитрий Антонович Сухарев делает следующее предположение: "Существовал даже фильм Фридриха Эрмлера «Катька — бумажный ранет» (1926) — «один из первых опытов советской социально-бытовой драмы». Не знаю, что тут первично: фильм или вольпинская песня. Еще неожиданней было найти в «Кастальском ключе» такое: Крутится, вертится Шарф голубой, Крутится, вертится над головой, Крутится, вертится, Хочет упасть, Кавалер барышню хочет украсть. Песня про «шар» голубой считается народной. Иногда авторство приписывают великому князю Константину Романову — поэту К. Р. Или всё-таки автор — Вольпин? Но возможно, что Вольпин лишь добавил к двум общеизвестным куплетам три своих." Осталось рассмотреть вышеупомянутый вариант с «К.Р.».На канале СТС в 2005 году вышла программа «Жизнь прекрасна». Тогда в передаче с Михаилом Швыдким и Еленой Перовой ведущий телепрограммы «100 к 1» Александр Гуревич озвучил сенсационные результаты работы историков и собственных изысканий. По мнению уважаемых исследователей, автором песни "Крутится, вертится шарф голубой" стал… великий князь Константин Константинович Романов, который, как мы помним из истории России, приходился двоюродным дядей Великомученика Николая II. Образованнейший человек, командир Преображенского полка, президент Императорской Санкт-Петербургской Академии наук, Константин Константинович увлекался музыкой, театром, поэзией, а с 1879 года начал писать собственные произведения. Его первое стихотворение «Псалмопевец Давид» было опубликовано в 1882 году под псевдонимом «К.Р.». Впоследствии писал князь много, пусть во многом подражая признанным мастерам пера, но был признан в обществе: на его стихи писали романсы и песни Чайковский, Глиэр, Рахманинов, Глазунов. К сожалению, авторы сенсации пока не предложили документальных свидетельств этой версии. Песня эта полюбилась и запомнилась многим после того, как замечательный актёр театра и кино Борис Петрович Чирков спел её в первом фильме кинотрилогии о питерском рабочем пареньке с Выборгской стороны по имени Максим. Фильм этот так и назывался «Юность Максима» (1934 г.). Время действия фильма - 1910 год. В своей автобиографической книге «…Азорские острова» Борис Петрович так рассказал о появлении песни в кинотрилогии: «Пришёл день, когда мы поняли, что обидели Максима — не дали ему песню. Были у него лиричность, жизнелюбие, юмор, а песни не хватало. Песни, которая помогла бы ему жить, в которой выливалось бы его настроение, в которой задумывался бы он над своей судьбою. У Максима должна была быть песня или песни не для слушателей, а для самого себя, в которых отражалось бы его отношение к жизни. Мы поняли, что без песни образ Максима недостаточно ясно обрисован, он был суше и сдержаннее, чем хотелось бы нам. Он был серьёзнее, чем нужно было для картины. Мы испугались, как бы не стал он походить на назойливого пропагандиста, вместо того чтобы быть человеком, который убеждает людей примером собственной биографии. Мы подумали, что с песней в Максиме яснее прозвучит его русская натура, её широта, открытость, обаяние. — Этим надо заняться сейчас же! — сказали режиссёры Григорий Козинцев и Леонид Трауберг. И тут же начались поиски подходящей песни для Максима. Где мы её искали? И в своей памяти, и в памяти родных и друзей. В сборниках русских песен и романсов. В библиотеке Академии наук пересмотрели мы целый шкаф песенников. Яркие литографированные обложки лубочных изданий заманчиво предлагали нам сообщить тексты «самых популярных и любимых», старинных и современных образцов поэтического творчества. Но увы! Ни один из них не был по душе Максиму… Вдруг как-то на репетиции появились среди нас незнакомые товарищи с большими чёрными футлярами в руках. — Кто это? — Баянисты из пивных и ресторанов, — ответил ассистент режиссёра. — А зачем? — Пусть поиграют свой репертуар. Может быть, у них найдём песню для Максима… Нет, и у этих знатоков городского фольклора не отыскали мы её. А явилась она к нам сама, нечаянно. Как-то на репетиции один из режиссёров сказал мне: — Сейчас в этой сцене запойте хоть что-нибудь, что придёт на ум. Посмотрим, как этот эпизод пройдёт с песней… Я безнадёжно пожал плечами, хотел что-то ответить, но тут ассистент режиссёра громко окликнул меня и моих партнёров: — Смотрите, вот эта корзина для бумаги — это будет помойная яма во дворе вашего дома. Эти два стула — крыша сарая, на которую выскочит Максим. А Дёма и Андрей выйдут из этой маленькой комнаты — как будто бы придут с улицы. — Начали! — скомандовал режиссёр. Мои друзья вышли из указанной двери, я спрыгнул со стульев, мы сыграли сцену нашей встречи, потом положили руки на плечи друг другу и двинулись вдоль стены репетиционной комнаты, как бы по дороге на работу, на свой завод. На первом же шагу Дёма пихнул меня кулаком в бок: «Запевай!» И от неожиданности я заголосил, даже сам как следует не понимая, слова какой-то песенки, слышанной мною не раз, но уже давным-давно позабытой. — Как-как? — разом вскрикнули оба режиссёра. — Вы что, не можете погромче?.. И слова… Что там за слова такие?.. — Ну, вы же сами сказали — пой, что в голову придёт… Случайно припомнилась эта… Отец когда-то напевал… Сейчас что-нибудь другое соображу. — Не надо соображать другое! Зачем другое?.. Эту, эту давайте! Что же вы скрывали её? Именно эту и пел Максим! Как там у вас?.. Крутится, вертится… Что вертится-то? Шар или шарф?.. Так и появилась у Максима песня, с которой не расставался он во всей трилогии, песня, по которой узнают и вспоминают его многие зрители: Крутится, вертится шар голубой, Крутится, вертится над головой, Крутится, вертится, хочет упасть, Кавалер барышню хочет украсть. Где эта улица, где этот дом? Где эта барышня, что я влюблён? Вот эта улица, вот этот дом, Вот эта барышня, что я влюблён…» В фильме прозвучали только эти два куплета. Вдове Бориса Петровича Чиркова, Людмиле Юрьевне, был известен первоисточник песенки, исполнявшейся её мужем в трилогии о Максиме. Вот каким он, оказывается, был: В Москве проживала блондинка, На Сретенке, в доме шестом, Была хороша, как картинка, И нежная очень притом. Ах! Крутится, вертится шар голубой, Крутится, вертится над головой, Крутится, вертится, хочет упасть. Кавалер барышню хочет украсть. Таких прехорошеньких ручек Не видел на свете никто. Ходил к ней кудрявый поручик В нарядном и светлом пальто. Ах! Где эта улица, где этот дом? Где эта барышня, что я влюблён? Вот эта улица, вот этот дом, Вот эта барышня, что я влюблён. Но вскоре то счастье пропало На самый ужасный манер. Поручику стряпка сказала, Что «стал к ней ходить анжанер». Ах! Где эта улица? и т. д. Поручик на скетинге-ринге Увидел красотку в окне. Он к ней подошёл и блондинке Хватил кулаком по спине. Ах! Где эта улица? и т. д. Всегда так на свете бывает. Окончился этот роман. Мужчина от страсти пылает, А женское сердце — обман. Ах! Крутится, вертится шар голубой… Судя по всему, песня эта была сложена где-то в конце ХIХ или в начале ХХ века каким-то московским уличным бардом. В пользу этого свидетельствуют некоторые детали её содержания, включая упоминание о скетинге-ринге. (Это площадка для катания на роликовых коньках, которое было модно в начале XX века. Использовались скетинг-ринги не только по прямому назначению, но и как увеселительные заведения. Например, в петербургском скетинг-ринге, сооруженном в 1910 году на Марсовом поле, работал большой ресторан с отдельными кабинетами и торговлей до часу ночи. Горожане прозвали его "Дворец пьяноблудия" - по аналогии с Дворцом Правосудия, который намеревались построить на Марсовом поле, но так и не построили.) Нетрудно понять, почему Борис Петрович Чирков не стал приводить в своих воспоминаниях полный текст этой фривольной вальсовой песенки российских фабричных окраин. Да и режиссёрам картины Козинцеву и Траубергу приглянулся только её припев с прилипчивой, легко запоминающейся мелодией, от которого и пошла песня, полюбившаяся миллионам. Популярность этой песни накануне Великой Отечественной была такой огромной, что, когда война началась, в тылу и на фронте родилось немало её текстовых версий и переделок. Пожалуй, самой первой из них оказалась та, которую спел опять-таки Борис Чирков в одной из новелл боевого киносборника «Победа за нами» № 1. Их выпуск в первые же месяцы войны наладили на киностудии «Мосфильм». Каждый из них составлялся из нескольких коротких игровых фильмов или маленьких рассказов, снимавшихся сразу несколькими коллективами, с соответствующей группой сценаристов и режиссёров. Вступительный сюжет для первого киносборника решено было открыть кем-то из знакомых уже зрителям героев кино, завоевавших признание и доверие аудитории. Выбор пал на Максима — героя Чиркова, пользовавшегося в то время большой популярностью. Последняя картина трилогии о Максиме — «Выборгская сторона», вышедшая на экраны страны в 1939 году, кончалась тем, что герой Чиркова, отправляясь на фронт Гражданской войны, обращался с прощальным приветом непосредственно к своим зрителям. Вот этот-то эпизод, живо перекликавшийся с обстоятельствами Великой Отечественной войны, и послужил началом нового обращения к своим соотечественникам их старого знакомого. Именно этой сценой и открывался сборник: на экране появлялись последние кадры заключительной части трилогии — Максим, комиссар отряда красногвардейцев, смотрит в зрительный зал. Но вместо того, чтобы сказать «До свидания!» и уйти в затемнение, он произносит «Товарищи!», двигается вперёд, отделяется от экрана, спускается в зрительный зал, и реальный, живой герой кино проходит к своим зрителям и начинает говорить с ними, как со своими современниками, единомышленниками, с товарищами, с которыми теперь вместе пойдёт отстаивать своё Отечество от его врагов. А завершался эпизод песней, которую Чирков спел на мотив песенки про «шар голубой», начинавшейся словами: Десять винтовок на весь батальон, В каждой винтовке — последний патрон. В рваных шинелях, в дырявых лаптях Били мы немца на разных путях… Автором этого текстового варианта песни был поэт Василий Иванович Лебедев-Кумач. Ещё большее распространение в годы Великой Отечественной получила текстовая версия на мотив «Шара голубого», принадлежащая перу ещё одного популярного поэта-песенника — Михаила Васильевича Исаковского, про то, как «лесом, полями, дорогой прямой парень идёт на побывку домой». Родственные песни есть и у других народов. Во-первых, это популярная песенка "Vu Is Dos Gesele" ("Где эта деревня?") на ту же мелодию, опубликованная на идише в 1912 году в сборнике «Yidishe folkslider mit melodiyes» автора Y. L. Cahan. Vu iz dos gesele, vu iz di shtib? Vu iz dos meydele, vemen kh'hob lib? Ot iz dos gesele, ot iz di shtib, Ot iz dos meydele, vemen kh'hob lib... Где эта деревня, место моей юности? Где этот парень, который меня по правде целовал? Вот эта деревня, место моей юности, Вот этот парень, который меня по правде целовал? Согласно другой версии, песня была придумана в 1926 году композитором Шоломом Секундой (Sholom Secunda) и поэтом Израэлем Розенбергом (Israel Rozenberg), проживавшими в штатах. Песня впервые прозвучала в мюзикле «Mashe oder Margarita» («Маша или Маргарита») в стенах театра Хопкинсона, а чуть позднее, в 1927 году, была записана фирмой Columbia. Предложившие эту версию украинские «исследователи», считают, что шастающий по пивным Чирков каким-то образом совместил авторскую американо-хасидскую музыку с русскими народными словами о барышне и шарфе голубом, принёс её Дмитрию Дмитриевичу Шостаковичу, который написал музыку к трилогии, и все вместе, дружно и безбоязненно понесли песню на блюдечке к премьере фильма товарищу Сталину, напомню, в 1934 году, будучи уверенными, что великий вождь просто обожает еврейские напевы. Думается мне, расстрелял бы Иосиф Виссарионович всех создателей картины до третьего колена по старой привычке, если б дело обстояло действительно так. Во-вторых, припев популярной польской народной песенки "Szła dzieweczka" (в прошлом - охотничьей, сейчас - застольной). Правда, мелодия чуть отличается, но очень похожая на "Шар голубой". В 1996 году в Польше была издана книга автора Вацлава Панека (Wacław Panek) «Сборник польских народных песен» («Polski Śpiewnik Narodowy»), где приведена следующая информация. Некто Юлиуш Рогер (Juliusz Roger) опубликовал в сборнике песен Горной Силезии, изданном в 1863 году, одну из «песен охотников» неизвестного автора с бессловесным припевом. Песня как бы относилась к началу 19-го века и называлась «Szła dzieweczka» («Шла девушка»). (2) Мажорная такая песенка, мазуркового склада. Однако ж, в начале 20-го века оная резко поменяла размер – стала вальсом, — и приобрела весьма примечательный припев: Gdzie jest ta ulica, gdzie jes ten dom, gdzie jest ta dziewczyna со kocham ją? Znalazłem ulicę, znalazłem dom, znalazłem dziewczynę, со kocham ją. Припев этот появился в польской песенке предположительно в 20 веке, причем сначала его пели на "ла-ла-ла", а потом добавились слова. В 20 веке версии "Vu Is Dos Gesele" - "Где эта улица?" появились и на английском. Вариантов напрашивается два: первична либо еврейская песенка, либо русская. Обе они примерно одного и того же времени, и обе очень популярны. Польский припев и английский перевод появились позже. Смена в песне "шарфа" на "шар" понятна. В любом случае, буква "ф" в устном бытовании здесь не удержалась бы на стыке слов. Как ни старайся, а реально слышно будет все равно "шар голубой". В книжных и аудио-сборниках иногда публикуется "шар", иногда - "шарф". В популярную студенческую песню "Глобус", написанную в конце 1930-х в МГУ, вошел "шар": Я не знаю, где встретиться Нам придется с тобой. Глобус крутится, вертится, Словно шар голубой... Надежда Морозова Источник [500x] |
| Для Вас нашла Аструля |