Когда меня послали снимать военные действия в Афганистане, я был просто счастлив. У другого любого нормального человека появилось бы ощущение тревоги за свою жизнь, за свою семью. У меня же не было ничего подобного. Я был рад тому, что буду снимать то, что происходит на самом деле, брать интервью у настоящих солдат. И я знал, что с моей семьей все будет в порядке, о себе…я забыл. Попрощался с женой, обнял мать, пообещал привезти детям подарки. Такая уж традиция – куда бы я не уезжал, я отовсюду привозил детям сувениры.

    Уже прибыв в Кандагар, я познакомился с солдатами.  Это оказались обычные ребята. У них тоже есть свои семьи, они любят читать, слушать музыку, ходить в боулинг.  От обычных людей их отличает только одно: они были готовы в любую секунду погибнуть за свою страну. И пока кто – то развлекается в джакузи, солдат дерется с кем-то, получает ранения, если не повезет, умирает. Семье погибшего солдата скажут, что он был настоящим героем, что он погиб не зря. Но о таком человеке вряд ли напишут в газетах и журналах, равно как и о других военных.

   Когда солдаты заряжают оружие, они не целятся в кого-то конкретного. Они надеются убить или ранить хоть кого-нибудь, и плевать, кто будет жертвой: обычный солдат или президент США. В тот день в числе жертв оказался и я.

   19 июня 2010 года я с солдатами проходил обычный патруль. Никто в нас не стрелял, самолеты не летали, не было ни одного предвещания беды. Помню только песок. В одно мгновение все изменилось. Я услышал некий звук, понял, что к нам летит граната. Я успел закрыть глаза. Когда открыл, я и несколько ребят лежали на земле. Почувствовал острую боль, посмотрел вниз – из ноги торчит осколок от гранаты.  Вот так все просто. Не прошло и минуты – а я уже инвалид.

   Как – то раз я прочитал рассказ о пожилом итальянце, который поспорил со своим соседом, кто сядет на единственный шезлонг под деревом, в тени от солнца. Этот итальянец выиграл спор, но когда он лег на шезлонг отдохнуть, дерево на него обвалилось. Глупая смерть, не правда ли? Так вот, я в тот момент почувствовал себя еще глупее, чем тот старик в последнюю секунду жизни.

   Почему – то вспомнил, как в детстве меня возили на экскурсию в типографию. Я видел, как создаются газеты. Видел, как огромные рулоны бумаги формата А0 закрепляют в специальный аппарат и прогоняют  по печатным машинам через десятки валиков и роликов, пахнущих свежей краской. Видел, как уже готовые газеты автоматически разрезаются; как рабочие лично проверяют газеты на наличие брака; как их упаковывают и уже загружают в грузовики. Этот процесс заворожил меня на всю жизнь.

   Я даже не заметил, как пару чудом не раненых солдат  отнесли меня в безопасное место. Тут же прилетел вертолет, откуда вылезли медики и погрузили меня внутрь. Там я взял телефон  и написал своей жене Саре, что я стал инвалидом, но жить буду. После чего  наконец – то отключился.

   Сейчас я чувствую себя просто замечательно. Мне вставили протез вместо левой ноги. Конечно совсем не те ощущения, что при двух ногах, но хоть что-то. Заниматься большими физическими нагрузками мне нельзя, запрет врачей. И пусть я хожу на протезе, либо сижу в кресле, для своих детей и жены я просто герой.

  Мне не жалко себя за то, что произошло тогда. Журналисты погибают сплошь и рядом для того, чтобы заголовки на полосах газет не пустовали.  Мне же еще повезло, что я остался жив. Если Когда я восстановлюсь, я продолжу заниматься своей профессией, без сомнений. Ведь кто – то должен говорить правду, не так ли?

                                                                                                                                                                                                                                              Dominic Jones

                                                                                                                                                                                                                                 “The New Yorker”, 2012

Прим. автора  - Любые совпадения с реальными людьми и событиями случайны.