Я лежу, свернувшись калачиком, на узкой больничной кровати и  не могу пошевелиться - руки скрещены и завязаны длинными рукавами за спиной. Ты сидишь на полу  и испуганно смотришь на меня такую... Я сажусь,  начинаю раскачиваться и рассказывать стишок Янки Дягилевой:

"Порой умирают боги - и права нет больше верить,

Порой заметает дороги. Крестом забивают двери.

И сохнут ключи в пустыне, а взрыв сотрясает сушу,

Когда умирает богиня, когда оставляет души.

Огонь пожирает стены, и храмы становятся прахом,

И движутся манекены, не ведая больше страха.

Шагают полки по иконам бессмысленным ровным клином,

Теперь больше верят погонам и ампулам с героином.

Терновый венец завянет, всяк будет себе хозяин.

Фольклором народным станет убивший Авеля Каин.

Погаснет огонь в лампадках, умолкнут священные гимны,

Не будет ни рая, ни ада, когда наши боги погибнут.

Так иди и твори, что надо, не бойся, никто не накажет,

Теперь ничего не свято..."

Из другого угла комнаты на меня затравленно смотрит еще кто-то.  Ты не знаешь, что со мной делать. Я не знаю, что тебе сказать. Покачаюсь еще немного и опять:

"... Шагают полки по иконам бессмысленным ровным клином,

Теперь больше верят погонам и ампулам с героином..."

Ты теребишь простынь на кровати: "Ну зачем ты так... Я ж люблю тебя, дура. Ты из-за меня? Из-за меня?"

А я не знаю, что тебе говорить, только раскачиваюсь и рассказываю тебе стишок.