Это цитата сообщения Mila111111 Оригинальное сообщение

Дворняжки

— Дворнягу вон! — мама разглядывала испорченный наряд, потихоньку возвращаясь в себя. Губы черточкой, взгляд холодный, на переносице злая складка.
«Непробиваемая», — подумала Маша, посмотрела на несчастного щенка и поняла, что она так больше не может...



— Осточертело, надоело, обрыдло!

Маша швырнула на кровать платье. Дорогое, породистое, дурацкое!

Рыжик понюхал рукав, свесившийся вниз. Но тут же спрятался под кровать, так как в комнату вошла мама.

— Это что за выкрутасы?

Она говорила спокойно. А держалась как! Да каменная статуя по сравнению с ней просто неврастеничка! Это бесило еще больше.

— Ну откуда у тебя этот снобизм, мама? — простонала Маша. — Ты же раньше нормальная была! А сейчас – нос кверху, губы в ниточку. А вещаешь таким тоном, что под плинтус заползти хочется!

Но маму так просто не возьмешь. Ни одна мышца ведь не дрогнула.

— Прооралась? Теперь одевайся, и пойдем. Мироновы ждут.

Отдала приказ, развернулась и удалилась из Машиной комнаты. Ни дать ни взять королева: спина прямая, словно к линейке привязанная, взгляд стальной, походка твердая...

*****

Раньше Маша с мамой дружили. А потом мама вышла замуж за этого! Велела называть его по имени-отчеству: Игорь Иванович. Хорошо хоть не папочкой!

Ну какой же он был мерзкий. Маша его ненавидела. Правда, тихо. Мама не понимала, за что:

— Хороший, обеспеченный мужчина. Не жадный, не тиран, не выпивоха. Чего же тебе еще надо, Машка? Может, он на тебя голос повышает?

— Да не повышает он ничего. Он дрессирует! Причем не только меня, но и тебя, мамочка. Что, разве не так?

Ты вспомни ваши сборы куда-нибудь: «Людмила, это платье не годится, туфли – эталон вульгарности. А макияж? Ты хочешь, чтобы люди решили, что моя жена – дама низкой социальной ответственности?»

— А в чем Игорь не прав? Хочет, чтобы я выглядела как леди, а не словно какая-то дворняжка! — тогда мама еще разговаривала с Машей по-человечески.

Потом перестала. «Ледям», судя по всему, со своими детьми нормально общаться не положено. Только приказы можно раздавать.

Изменилась мама. Все в угоду этому. Маша бы не роптала, если бы попутно не старались изменить и ее. Но увы...

— Никаких джинсов! Оверсайз твой в помойку. Кеды туда же. Женщина должна быть женщиной! — командовала мама. А отвратительный Игорь Иванович согласно кивал.

Маша бы ушла, да некуда. Их родная двухкомнатная хрущевка в то время была занята арендаторами. «Хороший и не жадный» не мог позволить, чтобы жилплощадь простаивала.

Поэтому Маша всего лишь огрызалась:

— Мамуля, ты же у меня вроде взрослая, а до сих пор не в курсе, чем женщина от мужчины отличается? Открою тебе тайну, вовсе не джинсами и кедами. Учебник анатомии тебе в помощь.

— Хамит? — удивлялся Игорь Иванович и смотрел на Машу поверх очков. — Наказывать надо было чаще.

— Наверное, — предательски соглашалась с ним мама.

А самое противное было то, что даже после его ухода мама так и осталась мороженой равнодушной селедкой. Зато в дорогой шубе.

Отступные Игорь Иванович маме оставил неплохие, когда решил заменить ее более молодой и породистой моделью женщины.

— Мы с тобой провели хорошие годы, Людмила. Я тебе благодарен. Но все имеет свой срок годности. И отношения тоже. Тот, кто этого не признает, просто врет.

К тому же Маша твоя – еще та заноза. А мне хочется покоя...

Они развелись. И мама с занозой-Машей вернулись в свою квартиру.

Маша тогда уже училась в институте.

*****

«Ну вот, дворец с царьком остался в прошлом, может, и мама теперь в себя придет», — надеялась Маша, но напрасно.

Это стало окончательно понятно, когда в начале зимы Маша подобрала щенка. Милого, лобастого, мохнатого, но совершенно беспородного.

— Дворняга? — мамин голос звучал так, словно Маша мешок мусора вывалила на ковер.

— Ну да, зато какой милаха! — Маша чмокнула щенка в нос. — Рыженький, лохматенький.

— Не смей! — приказала мама, а потом добавила: — Вынеси это вон!

— Не вынесу! — Маша прижала щенка к груди покрепче. — И это, между прочим, называется «щенок»! Тебе твой бывший так сильно мозги прополоскал, что ты простые слова забывать стала?

— Нет, Мария, это называется – дворняга! И, как понятно из названия, это должно жить во дворе!

— Давай так, — предложила Маша. — Максимум через месяц щенка здесь не будет. Найду ему хозяина и...

— Месяц? Это слишком много. Я требую компенсацию! — мама нахмурила аккуратные бровки.

— Какую?

— Мы едем в выходные к Мироновым. И ты не ерепенишься. Надеваешь то, что я скажу, ведешь себя прилично. И не называешь их сына безмозглым павлином!

— Последнее выше моих сил, — попыталась пошутить Маша.

Но мама не улыбнулась, она ждала.

— Договорились.

— И еще: дворнягу из своей комнаты не выпускать! Кормить, гулять, убирать так, чтобы я даже не вспоминала, что в доме есть собака!

Маша кивнула.

*****

И вот настал день расплаты. Нужно было ехать к этим невозможным Мироновым. Они ведь даже не друзья маме. Так, полезные знакомые. Приглашают ее только за то, что когда-то она была женой Игоря Ивановича.

А мама почему-то боится, что однажды перестанут приглашать. Вот и пытается свести Машу с их самовлюбленным сынком Эдиком.

Господи, ну за что ей это? Едик! Так зовет его Маша. А еще павлином. Ну, а как иначе?

Он же просто в восторге от себя. Ни одно зеркало не пропустит. Остановится, мышцами своими поиграет и Маше подмигнет: вот я какой молодец. Тьфу! Качок недоделанный.

Ему бы мозг подкачать. Маша однажды предложила. Так этот Едик разобиделся.

А сегодня она должна быть милой кошечкой. В платьице, на каблучках и обязательно с томным взглядом из-под ресниц.

Маша морально готовилась к этому, и вот, в последний момент сломалась. Ну не может она, не хочет!

Она подхватила щенка на руки, посадила прямо на ненавистное платье:

— Ну что, Рыжик, делать будем? Торговля собой у меня не идет... Надо что-то придумывать.

В голову ничего не приходило. Рыжик тоже задумался, а чтобы мысли бежали резвее, он жевал рукав Машиного «приличного» платья...

*****

— Мария, ты готова? — мама заглянула в комнату и буквально позеленела. — Вон!

Маша подпрыгнула, Рыжик выплюнул недожеванный рукав и спрятался за ее спину.

— Дворнягу вон! — мама разглядывала испорченный наряд, потихоньку возвращаясь в себя.

— Мама, это всего лишь тряпка, нельзя его вон. Холодрыга на улице.

Мама молчала. Губы черточкой, взгляд холодный, на переносице злая складка.

«Непробиваемая», — подумала Маша, посмотрела на несчастного щенка, сжавшегося в испуганный рыжий комок, и поняла, что она так больше не может.

Не хочет улыбаться лощеному Едику, не желает надевать это дурацкое платье и превращаться в ту, кем вовсе не является.

На душе вдруг стало легко, пусть и страшно. Маша решительно встала, полезла в шкаф и вынула свой старый рюкзак. Непрезентабельный, зато вместительный.

Мама с подозрением следила за ней:

— Это тебе сейчас зачем? Для дворняги?

— Нет, для моих пожитков. Рыжика я на руках понесу.

— И куда же это ты собралась, позволь узнать?

— Узнаешь, но попозже...

Маша и сама не очень представляла, куда ей идти, да еще и с собакой. Но уходить однозначно надо! Она нырнула в шкаф, выбирая, что взять на первое время с собой.

— Мило, и с чего это вдруг? Тебе что, три года? Щеночка девочке не позволили оставить, так теперь девочка истерику закатит? Так?

— Нет, не так, — ответила Маша из шкафа. — Просто сегодня я кое-что поняла. Тебе ведь начихать на всех. Главное – статус, главное – понт. Собака «дворянской» породы – на мороз ее! Не жалко.

Только, вот что, мамочка, я у тебя, получается, тоже «дворняжка». Так как ненавижу все эти твои платья, туфли, реснички и ноготки. И Едика Миронова я ненавижу!

Ты и меня со временем выгонишь?

Лучше уж я сама уйду. Живи, как тебе нравится. А мы с Рыжиком не пропадем. Перекантуемся у кого-нибудь пару дней, а потом я жилье сниму...

План получился так себе, Маша импровизировала на ходу, запихивая вещи в рюкзак. Ну и ладно! Друзья есть, кто-нибудь временно да приютит.

Потом подработку найдет, жилье какое-нибудь снимет попроще. Выкрутится как-нибудь!

— Машка, не дури, — мамин голос изменился, стал таким, как прежде, до Игоря Ивановича.

Маша обернулась. Мама сидела на краешке кровати, растеряв свою надменность, и выглядела такой родной, такой грустной, что Маше стало немножко стыдно:

— Я не дурю. Просто не хочу быть цирковой обезьянкой.

— Ну, значит, я дурю, — мама вздохнула. — Привязалась к тебе с этим платьем, с этими Мироновыми. По привычке изображаю из себя эдакую мадаму. Игоря уже нет, а я все по его указке живу и тебе жизнь порчу.

Оставайтесь. Если уж на то пошло, то я тоже «дворняжка», правда, дрессированная...

Мама отвернулась, принялась изучать сердечки на покрывале.

Маша оставила рюкзак, подошла, обняла.

— Спасибо. Я уж думала, что ты обратно не превратишься.

Рыжик почуял добрые перемены, запрыгнул на кровать, несмело поддел мамину руку носом.

— И вам спасибо, — мама погладила рыжую голову, примяв треугольнички ушей. — Заигралась я что-то в королеву...

Если честно, мне и самой Мироновы не нравятся. Павлины. Правильно ты, Машка, говоришь. Не пойду! Останусь дома со своими «дворняжками».

Позже они втроем сидели на диване и смотрели все подряд по телевизору. Ведь неважно, что идет на экране. Важно, что за окном играет снежинками вечер, дома уютно и тепло, а рядом родные.

Автор АЛЁНА СЛЮСАРЕНКО