Экзамены Изуна, к собственному удивлению, сдал, и даже не с худшим результатом. После того, как им объявили результаты, оказалось, что по каким-то техническим причинам распределение в команды, которое должно было произойти на следующий день, переносится на сегодня, и внутренний голос шепнул:

«Если ты хочешь отказаться от дальнейшего обучения, то сейчас самое время».

Изуна растерялся.

Он рассчитывал, что у него будут, как минимум, сутки на то, чтобы принять это непростое решение; хотел поговорить с матерью, возможно, с отцом… с Мадарой. Понять, действительно ли тот хотел, чтобы брат пошёл по его пути, или разозлился на что-то другое.

Однако время уходило катастрофически быстро, а Изуна только беспокойно ёрзал на месте и не мог понять, что ему делать дальше.

Он думал, думал… и дождался того, что объявили состав команды номер пять: Учиха Изуна, Урукава Мидори, Такахаши Наоки.

«Эх ты. Даже решение вовремя принять не можешь, - укоризненно сказал внутренний голос. - Плывёшь по течению».

Изуна понуро посмотрел на соседку, однако та, в отличие от него, вся прямо светилась.

- Я рада, что мы в одной команде, - сказала она и покраснела.

«Команда - это вторая семья», - напомнил себе Изуна.

- Угу. Я тоже, - сказал он и почувствовал, что вышло не очень убедительно.

Впрочем, лучше уж Мидори, с которой он хотя бы иногда разговаривал, чем кто-то другой. В семье и с братьями Изуна всегда был общительным и весёлым, однако чужих людей, в том числе, одноклассников, побаивался и не умел найти с ними общий язык. Все эти годы он не слишком страдал от своей застенчивости: у него были братья и мир, который он придумал для них четверых, безопасный и светлый, а остальное не имело значения.

Однако теперь…

После объявления состава его команды вокруг поднялся шёпот, и Изуна почувствовал себя неуютно, понимая, что говорят о нём. Пытаются вспомнить, кто такой Учиха Изуна? Спрашивают друг друга: он что, учился с нами все эти годы? Смеются над шрамом на его щеке?

Он вздрогнул. Поразительно, насколько легко и комфортно ему жилось раньше, когда он знал, что за спиной у него стоят братья. Он не обращал внимания ни на косые взгляды, ни на насмешки, ему было всё равно, что о нём подумают. Для него существовали только они трое, и он даже предположить не мог, что когда-нибудь это изменится.

- Мне нужно домой пораньше, - шепнула ему Мидори. - Родители обещали взять меня в город, если я успешно сдам экзамены.

Изуна кивнул, однако когда она ушла, он почувствовал себя совсем одиноким и беззащитным. Хуже всего стало, когда учитель объявил, что ему нужно отлучиться на несколько минут, и вышел из аудитории: в классе сразу же поднялись болтовня, веселье, шумный смех. Раньше Изуна только и ждал таких моментов, чтобы сбежать с занятия, однако теперь он вынужден был остаться и сидел, опустив голову и вздрагивая от очередного взрыва хохота у себя за спиной.

Он не знал, как ему себя вести - делать вид, что происходящее в классе его не волнует? Но тогда его сочтут заносчивым и гордым, а он же решил наладить общение с одноклассниками. Вступить в беседу, сказать что-нибудь остроумное? Он закусил губу, пытаясь придумать реплику, однако в голову, хоть убей, никаких шуток не приходило («Я не Тобирама», - с грустью подумал Изуна). К тому же, он боялся, что ляпнет какую-нибудь фразу, а она не покажется никому смешной.

Он попробовал было поднять голову, посмотреть на одноклассников с интересом, улыбнуться паре шуток, но этого никто не заметил.

Хоть бы учитель поскорее вернулся, подумал Изуна с тоской.

За его парту внезапно подсели двое мальчишек и принялись оживлённо обсуждать возможную кандидатуру сенсея своей команды.

- Я хочу, чтобы это был Копирующий Ниндзя Какаши! - заявил первый.

Изуна поднял голову. Из разговоров родителей он знал, что в этом году Хатаке Какаши не собирается брать себе команду генинов - это был его шанс завязать разговор.

- Я слышал, что… - взволнованно начал он, однако приятели продолжали разговаривать между собой и не обратили на него никакого внимания.

Он быстро опустил голову, изо всех сил надеясь, что никто не заметил этой неуклюжей попытки встрять в беседу, однако на его слова уже обернулась какая-то девочка, и Изуна мучительно покраснел, чувствуя себя полнейшим идиотом.

К счастью, в этот момент вернулся учитель.

- Завтра в девять вы должны быть здесь, чтобы познакомиться со своим сенсеем, - сказал он. - А на сегодня все свободны.

Изуна вздохнул с облегчением.

Встречи с сенсеем он боялся не так сильно, как общения с одноклассниками. Сенсей - взрослый человек, его внимание не придётся привлекать, пытаясь сказать что-нибудь остроумное. Да и в команде всего три человека, это не тридцать, как в классе - уж как-нибудь найдутся темы для разговоров.

- Прошу всех остаться! - заявила девочка с первой парты, когда учитель ушёл. - Не уходите никто! Мы давно собирались отметить окончание экзаменов, давайте обсудим, как это сделать.

Изуна замер на месте, не зная, как ему поступить. С одной стороны, девочка сказала «все», с другой - его ведь никто праздновать не приглашал. Или это подразумевалось само собой?..

Он замешкался и пропустил момент, когда можно было незаметно выйти из аудитории, воспользовавшись суетой. А потом уже было поздно: все собрались вокруг первой парты и замолчали.

- Так, - сказала девочка. - Давайте тогда каждый выскажет свои предложения, по кругу.

«Как, и я тоже?!»

Изуна похолодел от ужаса. Что он скажет, когда до него дойдёт очередь?!

Мальчик, стоявший к первой парте ближе всех, сказал: «Давайте устроим ночёвку в лесу». Изуна мысленно взмолился, чтобы все согласились и разошлись по домам, однако было решено сначала выслушать остальные предложения. Очередь должна была дойти до него через три человека.

Он судорожно перебирал в уме варианты: кафе? Ичираку Рамен? побережье?

Один казался ему глупее другого.

А потом в голову пришла мысль: если никто на самом деле не имеет в виду, что он будет отмечать окончание экзаменов вместе с ними, то высказывать свои предложения на этот счёт просто смешно. Что же тогда, промолчать?..

- Может, просто в кафе посидеть? - спросил задумчиво мальчик, стоявший рядом с ним.

- Да ну, это скучно. Давайте дальше.

Изуна прикрыл глаза и искренне пожелал провалиться на этом самом месте под землю.

Спасение пришло неожиданно - дверь открылась, и на пороге появился его старший брат.

Изуна так обрадовался, что забыл обо всём на свете - в том числе о вчерашней ссоре - и, выбравшись из толпы одноклассников, по привычке кинулся Мадаре в объятия.

Тот оторопел, когда младший брат уткнулся лицом ему в грудь, а сзади раздался взрыв хохота.

«Я идиот», - подумал Изуна.

Пытался сбежать от одной неловкой ситуации, а в результате попал в другую, ещё хуже: теперь эти объятия с братом на глазах у всего класса ему будут припоминать до конца жизни. Он бы ещё маме на шею кинулся.

- Шпана, - скривился Мадара, посмотрев на хихикающих одноклассников брата.

Вместе они вышли из Академии.

- По-твоему, я очень глупый? - вздохнул Изуна, решив сделать вид, что не помнит брошенного в него куная.

Мадара фыркнул.

- Разумеется.

Ну а чего другого он ожидал? Что брат станет утешать его и скажет: «Ну что ты, ты у меня самый умный, это они - идиоты»? Тогда бы это был не брат. За таким нужно к маме.

Изуна чуть повеселел, представив себе сюсюкающего Мадару, и постарался идти с ним вровень.

- А куда мы идём? - наконец, спросил он осторожно.

- Помнится, у нас были кое-какие планы на тот день, когда ты разберёшься с Академией. Или подготовка к экзаменам совсем отшибла тебе мозги? - сварливо поинтересовался брат.

Изуна захлопал глазами, не смея поверить.

Так они вспомнили про него?! Вспомнили, что обещали провести этот день с ним?..

Его захлестнула радость: плевать на одноклассников, плевать на насмешки, всё это будет только завтра, а сегодня...

«Интересно, а Хаширама тоже придёт?»

Всю его радость внезапно как рукой сняло; он похолодел. Со старшим Узумаки они не виделись со дня его возвращения из Кумогакуре («Великолепный вид открывается отсюда, не правда ли?» - эта фраза так часто всплывала в памяти, что он уже выучил её наизусть), и Изуна не был уверен, что хочет его видеть.

Точнее, хочет, конечно, но…

Какое здесь «но», он сам не очень понимал, однако чем ближе они подходили к площади, обычному месту встречи с братьями Узумаки, тем сильнее он волновался - под конец у него просто начали подгибаться колени.

- Ты чего такой красный? - спросил Мадара.

- Жарко, - быстро ответил Изуна.

Ему и в самом деле было очень жарко, вот только погода к этому отнюдь не располагала - день было солнечный, но прохладный - и на лице брата справедливо отразилось недоумение.

«Хочу я, чтобы он пришёл, или не хочу?» - подумал Изуна в смятении, и в этот момент его сомнения разрешились - сквозь толпу к ним пробирался Тобирама, с привычной хитрой улыбкой во всё лицо и растрёпанными светлыми волосами. Один.

«Он не пришёл, - понял Изуна и почувствовал громадное облегчение. - Какое счастье».

- А ну признавайся, где он?! - спросил Узумаки-младший страшным голосом, подойдя к ним с Мадарой.

Изуна подумал, что он спрашивает про Хашираму. Но почему Тобирама решил, что именно он может быть в курсе?..

- А я откуда знаю? - спросил он тоненьким голосом. - Наверное, с этой своей…

- С «этой своей»? - повторил Тобирама озадаченно.

- Что ты имел в виду? - спохватился Изуна.

- Твой протектор, конечно!

- О.

Да что ж за день такой?! Неловкие ситуации сыпались на него просто одна за другой.

Впрочем, даже несмотря на это недоразумение с протектором, который Тобирама тут же повязал ему на лоб, Изуна чувствовал себя необъяснимо счастливым. Может быть, подействовала радость от встречи с братьями, но ему хотелось обнять и расцеловать каждого встречного, да хоть даже смеявшихся над ним одноклассников.

«Ну, кроме Хаширамы, конечно. Его - ни за что», - подумал Изуна, и ему внезапно почему-то стало очень смешно. Он засмеялся, и смеялся так долго и сильно, что под конец у него из глаз потекли слёзы, а прохожие начали оборачиваться и неодобрительно качать головой.

Тобирама посмотрел на него с недоумением.

- Чего это с ним?

Мадара махнул рукой.

- Не обращай внимания, у него, по-моему, от экзаменов совсем крыша поехала.

Изуна не обиделся. Он подумал, что вообще больше никогда и ни на кого не обидится - дайте ему сейчас одноклассников, и он с радостью побудет для них шутом.

- Всё, я успокоился, - пообещал он, прекратив смеяться.

Тобирама недоверчиво покачал головой и потащил их обоих в кафе.

- Оцените степень моей доброты, - заметил он. - Я даже не требую от вас сегодня идти в Ичираку Рамен!

- Ты просто воплощение благородства, - согласился Изуна с самым серьёзным видом, забираясь на высокий стул.

- Он что, надо мной издевается? - спросил Тобирама подозрительно.

Изуна не ответил, почувствовав, что в противном случае не сдержит очередного приступа хохота, и замахал руками: нет-нет, ну что ты. Впрочем, после этого он и в самом деле успокоился - Тобирама принёс ему коктейль красивого голубовато-синего цвета, и он потягивал его через трубочку, подперев рукой голову и мечтательно глядя в стакан.

«Я люблю синий цвет», - неизвестно почему подумал Изуна, любуясь кусочками льда, медленно растворявшимися в сладком сиропе.

Васильковое поле…

- Надеюсь, это безалкогольный? - с нажимом спросил Мадара.

- Да он и так сегодня как пьяный, куда ему ещё? - проворчал Тобирама.

Изуна улыбнулся и устроился на стуле удобнее, болтая ногами. Солнце сияло высоко в лазурно-голубом небе, лёгкий ветер развевал волосы, прямо перед глазами была оживлённая улица - ему всегда нравилось, сидя вот так, рядом с братьями, разглядывать дома, цветочные горшки на подоконниках, бумажные фонари над дверями, прохожих…

Ох.

Сердце ухнуло куда-то вниз, и он так дёрнулся, чуть не опрокинув стакан с коктейлем, что Мадара и Тобирама неосознанно схватили его за руки с двух сторон.

- Ты чего?

- Дайте я уйду, - прошипел Изуна, пытаясь вырваться.

Однако было уже поздно.

Хаширама, пробиравшийся между столами, несомненно, заметил его, и пытаться сбежать теперь, у него на глазах, было просто смешно. Поэтому Изуна замер и опустил взгляд.

- Привет.

- Дорогой братец, чем ты так напугал малыша Изу, что он пытался удрать, едва тебя завидев?

«Если я когда-нибудь составлю список тех, кто заслуживает самой мучительной смерти на свете, - подумал Изуна, - то Тобирама будет в нём первым».

Хаширама сел на стул рядом с ним, и он, по-прежнему не решаясь поднять на него взгляд, видел только его загорелую руку и рукав, подвёрнутый до локтя, полосатый, оранжево-чёрный - цвета Узумаки. Значит, он в обычной одежде, не в джоунинской - это хорошо: Изуне не нравилась его форма, в ней он выглядел совсем чужим, далёким.

Ему мучительно хотелось на него посмотреть; он поймал себя на том, что почти не помнит лица Хаширамы: в прошлый раз, когда они виделись, он был слишком взволнован и расстроен, и в памяти почему-то остались совсем другие вещи - развевающийся плащ, длинные волосы, эта дурацкая фраза, которую он выучил наизусть…

- Видишь, я же говорил, что ты сдашь экзамены.

Голос был спокойный, приветливый, с лёгким холодком.

Изуна собрался с силами, ответил:

- Откуда ты знаешь, что я сдал?

- Протектор.

- А-а…

Он понял, что если и дальше будет разговаривать с ним так, глядя в другую сторону, то Тобирама обязательно отпустит новую шуточку, и пересилил себя - повернул голову.

Хаширама смотрел прямо на него, и Изуна вздрогнул, увидев его так близко. Лицо у него было такое же, как и раньше, и в то же время неуловимо изменившееся - каким-то другим стало выражение глаз, губ; появилось несколько едва заметных морщинок; в тёмных прядях, обрамляющих лицо, серебрился седой волос; левую щёку пересекал длинный багровый шрам (где это он умудрился?)

А ещё он зачем-то стал носить очки…

Изуне очень хотелось их снять, посмотреть ему прямо в глаза - и это было странно, потому что всего пару минут назад он отдал бы что угодно, лишь бы не видеть его вообще, а теперь не мог оторвать от него взгляда.

- Что это?

Хаширама поднял руку, коснулся пальцами его щеки, и у Изуны на миг перестало биться сердце. Он не сразу понял, о чём его спрашивают.

- Это… это Тобирама сто лет назад спрятал в нашем доме свиток, а позавчера я его случайно нашёл, и он взорвался.

- Мой… брат? - спросил Хаширама каким-то странным, глухим голосом.

Рука у него ощутимо напряглась; Изуна чувствовал это, хотя, казалось, не должен был - ведь пальцы лишь чуть-чуть касались его щеки.

- Я? - удивился Тобирама. - Не помню.

- Когда бы ты помнил хоть один из своих поступков.

Тон, которым Хаширама произнёс эти слова, был настолько жёстким, что даже Мадара посмотрел на него изумлённо - никогда он так не разговаривал со своим братом. Последнего это явно задело - светло-серые глаза сделались стальными, с лица пропала улыбка. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, однако потом вдруг передумал и усмехнулся.

- Кстати, Изу, ты заметил, что у моего брата теперь тоже шрам на левой щеке? Забавное совпадение.

Изуна вздрогнул.

Когда-то давно («Врёшь ты всё, не больно тебе. - Откуда ты знаешь? - Чувствую.») он сделал очень глупую вещь: захотел проверить, правду ли говорит Хаширама, на самом ли деле чувствует, и проткнул себе руку кунаем. Крови было столько, что он сам испугался, не говоря уже про обнаружившую это маму, и позже ему стало ужасно стыдно. Хашираме он так ничего и не сказал, но…

Изуна сам не понимал, отчего вдруг вспомнил сейчас эту историю.

- А что случилось? - спросил он.

- Они подрались с Мадарой, - ответил Тобирама, недобро усмехнувшись. - Мой брат ему завидует.

Повисшее после этих слов молчание было таким напряжённым, что звуки, раздававшиеся на его фоне - голоса и смех других посетителей кафе, звон стаканов, стук палочек, обрывки разговоров, доносившихся с улицы, - казались оглушительно громкими и жуткими, словно звуки из потустороннего мира.

Хаширама пристально смотрел на брата, а тот смотрел на него, и Изуне казалось, что ничего более страшного он в жизни не видел.

Что происходит?!

Что с ними всеми происходит?..

- Шутка, - наконец, сказал Тобирама и засмеялся.

Однако никому, кроме него, смешно не было: Хаширама, сложив перед собой руки, смотрел на них тяжёлым, остановившимся взглядом, Мадара недоумённо переводил глаза с одного Узумаки на другого, Изуна боялся пошевелиться.

- Вы уже выбрали, что будете заказывать? - спросила подошедшая к ним девушка.

Все четверо ухватились за возможность сменить тему и принялись вырывать друг у друга меню.

- Детский сад, - прокомментировал Хаширама и отобрал меню у брата. - Дай я вслух прочитаю.

Изуна воспользовался ситуацией, чтобы ещё раз украдкой на него посмотреть: он действительно сильно загорел, однако ниже, в расстёгнутом вороте кофты, виднелась полоска более бледной кожи. Чем-то эта полоска Изуну смущала: он не мог отделаться от ощущения, что что-то не так.

- А где твой кулон? - наконец, понял он.

- Какой кулон? - рассеянно переспросил Хаширама.

Он сделал заказ; Изуна попросил себе ещё один коктейль - ему хотелось есть, однако он чувствовал, что физически не сможет ничего проглотить на глазах у Хаширамы.

- Кулон Первого Хокаге, - продолжал допытываться он. - Который тебе отец подарил.

- А, этот. Дома забыл.

Изуна посмотрел на него растерянно.

Как же это? Он ведь с детства носил его… И никогда не снимал, даже ночью…

Только один-единственный раз, тогда, много лет назад. Тобирама и Мадара поспорили: первый утверждал, что брат ни за что не расстанется со своей драгоценностью даже на день, второй отстаивал противоположную позицию, считая, что если должным образом польстить самолюбию «нашего будущего Хокаге», то тот не устоит. Вместе они подговорили Изуну попросить у него кулон, объяснив это тем, будто он мечтает почувствовать себя им, Хаширамой, хотя бы ненадолго. Сказать это было просто: это была не такая уж и ложь.

Хаширама отдал кулон без разговоров; Тобирама проиграл спор и ещё долго ходил надувшись, как мышь на крупу. Успокоился он только тогда, когда придумал новую забаву: стащил кулон у Изуны и выставил это так, будто тот сам его потерял. Изуна да сих пор помнил, с каким тяжёлым сердцем приходил признаваться Хашираме в пропаже; тот не ругал его, однако посмотрел так, что ему резко расхотелось жить.

У Тобирамы иногда бывали жестокие шутки…

Однако если Хаширама перестал носить кулон, то это значит… значит, что он действительно очень сильно изменился.

Изуна отвернулся; между столами к ним снова кто-то пробирался, на этот раз девушка, однако стоявшее высоко в зените солнце слепило глаза, и он не сразу разглядел, кто это - сначала подумал, что официантка.

- Всем привет!

...Он едва не застонал.

Мадара и Тобирама явно были тоже не слишком рады видеть Сайто Изуми, и его это слегка подбодрило; Хаширама единственный ответил ей:

- Привет.

Сказал это точно таким же голосом, каким полчаса назад приветствовал Изуну - не более… но и не менее дружелюбным.

- Не предложите девушке присоединиться? - жизнерадостно спросила Изуми, будто не замечая мрачных взглядов, которыми обменялись Мадара и Тобирама.

- Стула лишнего нет, - буркнул последний.

Она на миг перестала улыбаться.

- Садись, - предложил Хаширама, вставая, и Изуна робко посмотрел на него.

Он ведь сказал это с лёгким вздохом, или ему только послышалось?..

- Нет уж, - Изуми усмехнулась и чуть толкнула его, вынуждая опуститься на своё место. - Мы лучше поступим по-другому.

И сама села к нему на колени.

- Никто же не возражает? - запоздало спросила она, чуть покраснев.

«Возражает! - хотелось закричать Изуне. - Кто тебя вообще сюда звал?!»

Ощущение молчаливого согласия Мадары и Тобирамы немного утешало, но он, конечно, предпочёл бы, чтобы то же самое думал Хаширама, а все остальные пусть хоть считают её самой красивой куноичи Конохи (в то время как, по мнению Изуны, таковой была, разумеется, Сакура).

Изуми переводила взгляд с одного на другого и продолжала улыбаться - но теперь уже явно с усилием.

- Привет, Изу, - наконец, сказала она, посмотрев на него.

Он едва кивнул. На секунду ему стало почти неловко: она явно обращалась к нему за поддержкой, не найдя её у остальных. Он вспомнил самого себя утром в классе, свои мучительные попытки завести с кем-нибудь разговор. Но…

«Я был один, а у неё есть Хаширама, - сердито подумал он. - Этого и так слишком много».

Молчание продолжалось.

- Как прошли экзамены? - не отступалась она.

Изуна не мог заставить себя даже взглянуть на неё; не мог видеть, как она сидит на коленях у Хаширамы, как касается курносым носом его щеки, как поглаживает его руку под столом.

- Нормально, - ответил он тоном, явно подразумевавшим: «Не твоё дело».

Принесли их заказ; Тобирама с довольным видом наблюдал за тем, как перед ним расставляют многочисленные тарелки и миски - он всегда набирал себе с десяток-другой разных блюд и отъедал от каждого по чуть-чуть.

«Я могу себе это позволить! Я сын Хокаге, - возмущался он, когда его обвиняли в бессмысленной растрате денег. - Для чего ещё я хожу на миссии?!»

- А мороженого нет? - спросила Изуми, поглядев на него. - Люблю мороженое.

- Нет, - отрезал Тобирама. - Любишь - так сходи и купи, вон палатка напротив.

В голосе его звучала откровенная неприязнь, и на этот раз до неё, кажется, дошло. Она прекратила улыбаться, опустила голову, так что пышные белокурые волосы упали на лицо, и крепко стиснула под столом руку Хаширамы - Изуна не хотел бы этого видеть, но они сидели слишком близко к нему, и он не мог не заметить.

- Ладно, так и сделаю, - наконец, сказала Изуми глухо и, соскочив с колен Хаширамы, быстрым шагом отправилась к выходу из кафе, на ходу поправляя волосы и подозрительно долго задерживая руку у лица.

- Она же реветь не собирается? - мрачно спросил Тобирама.

Хаширама поднялся на ноги и пошёл вслед за ней.

- А деньги-то забыли, оба, - добавил младший Узумаки, кивнув на сиротливо стоявшую на столе маленькую сумочку и наброшенную на стул куртку Хаширамы, из кармана которой торчал кошелёк.

- Я отнесу, - быстро сказал Изуна и, схватив куртку, бросился вслед за ними.

Он так и подумал, что до мороженщика Хаширама и Изуми не дойдут - они стояли в стороне, в тени от деревьев.

Изуна подошёл ближе, едва дыша и разом вспомнив все приёмы, которым их обучали в Академии, чтобы подобраться к противнику незамеченным.

- Я ведь стараюсь, - сказала Изуми усталым голосом, - так стараюсь быть милой и приветливой с ними. Но всё бесполезно. Почему?..

Хаширама провёл рукой по её волосам, и у Изуны мучительно заныло в сердце.

- Не надо было тебе приходить.

- Я думала, что сделаю тебе приятно. Ты ведь так не хотел идти…

- Всё равно не надо было.

- Ладно, - Изуми смахнула слёзы, подняла голову. - Скажи, ты меня любишь?..

- Люблю.

Изуна развернулся и пошёл обратно.

На полдороге он остановился и прижал куртку, которую по-прежнему держал в руках, к себе - неосознанно. Просто слишком больно было в груди, и хотелось что-то сделать, как-то унять эту боль, как будто она была физической, и её можно было облегчить прикосновением гладкой ткани.

- Ох… - пробормотал он и задрал голову, не позволяя подступившим к глазам слезам скатиться вниз по щёкам.

К счастью, на этот раз удалось справиться с собой достаточно быстро.

Он вернулся в кафе, сказал, что не нашёл Хашираму с его девушкой, забрался на стул, и, вздохнув, снова потянул через трубочку свой коктейль. Тот успел нагреться на солнце и был теперь тёплым и приторно-сладким, как резкий запах цветочных духов. Почувствовав, что его тошнит, Изуна отодвинул стакан.

- Зачем она ему? - спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно.

Тобирама фыркнул.

- Зачем-зачем. Затем, что он её…

- Так, ты, - предостерегающе сказал Мадара.

- …любит, - закончил Тобирама и, помедлив, развёл руками. - Любовь - такая штука.

- Какая? - спросил Изуна.

Младший Узумаки засмеялся и положил руку Мадаре на плечо.

- Не знаю, не пробовал. А ты, Учиха? Ну скажи, скажи, что ты любишь меня.

- Пошёл вон.

Изуна чуть улыбнулся и отвернулся от них, снова вглядываясь в оживлённую улицу - однако на этот раз фигуры и лица прохожих расплывались у него перед глазами. Он чувствовал себя усталым и ужасно опустошённым, хотя надо отдать должное - боль в груди успокоилась.

Просто странный какой-то день, подумал он. Экзамены, эта дурацкая ситуация в аудитории, встреча с братом, потом…

Он растянулся на столе, подложив под голову руку, и прикрыл глаза.

Голоса на улице и в кафе постепенно слились в монотонный гул; перед глазами начали мелькать разные картинки, сначала просто сменяя друг друга, как в калейдоскопе, а потом ожив и внезапно связавшись в какой-то причудливый сюжет. Он видел Хашираму рядом с собой и недоумевал, как это пропустил, что тот вернулся - и куда делись все остальные. Хаширама наклонился и шепнул ему что-то на ухо; его каштановые пряди защекотали Изуне шею, и стало так сладко, так невыносимо, мучительно сладко - так хорошо, что почти плохо…

- …да он же спит.

Голос Тобирамы, неожиданно прорезавшись сквозь обманчивую тишину сновидения, вернул его в реальность.

Изуна не стал открывать глаза, страстно желая досмотреть свой сон. Он не шевелился и старался даже не дышать - однако тщетно: снова заснуть не получалось.

- А Хаширама так и не вернулся. Сволочь.

Не вернулся?

Изуну охватило горькое разочарование - сон казался таким реалистичным…

- Да я вообще удивился, что он пришёл.

- Знаешь, сколько я его уговаривал?! Думал, он хочет заставить меня на коленях перед ним ползать в отместку за вчерашнее.

- И ты пополз бы? - голос Тобирамы звучал недоверчиво.

- Издеваешься. Я, конечно, люблю моего маленького брата, но не до такой степени.

Изуна подавил судорожный вздох.

- В конце концов он удовлетворился, объявив, что теперь за мной целых два долга, - продолжил Мадара.

- А второй какой?

- Ну как какой. Шрам, изуродовавший его физиономию. Наверное, боится, что теперь эта Сайто его бросит.

- Тише ты, брата своего разбудишь.

- Да он вообще мёртвым сном спит.

Притворяться дольше спящим было невыносимо - у Изуны и без того уже всё затекло - и он пошевелился, стараясь «проснуться» как можно правдоподобнее.

Мадара и Тобирама тут же замолчали.

Он зевнул, потёр глаза, спросил:

- Я, что, заснул?

- А то, - ехидно ответил младший Узумаки. - Минут сорок продрых, не меньше.

Минут сорок? А сон казался таким недолгим…

Когда он только-только проснулся, то помнил его очень хорошо, во всех подробностях, однако теперь привидевшаяся сцена начинала расплываться в памяти, ускользать, словно вода сквозь пальцы, оставив только ощущение чего-то сладкого и волнующего.

И горечь, невыносимую горечь от контраста того, что приснилось, и того, что было в реальности.

«Знаешь, сколько я его уговаривал?!»

- Может, домой пойдём? - предложил Изуна, меланхолично разглядывая заметно удлинившиеся тени на мостовой.

- Ты иди, а у меня ещё дела, - сказал Мадара.

Ах да, они же теперь поодиночке, он и забыл…

- Нет, я не понял! - возмутился Тобирама. - Дела у него! А это что, мне караулить?!

Он кивнул в сторону сумочки Изуми и куртки Хаширамы, забытых на стуле.

- Хорош орать, дома ему отдашь.

- Я, может, не дома сегодня собрался ночевать!

Мадара закатил глаза.

- Скажи лучше, что тебе просто неохота тащить их вещи с собой.

- Ну и это тоже.

- Давай я возьму, - перебил их Изуна.

Он обошёл столик кругом и, взяв в одну руку крошечную сумку с перламутровой пряжкой, перекинул куртку Хаширамы себе через плечо.

Тобирама захлопал глазами.

- Ты? Но…

- Завтра утром найду его и отдам. Всё, я пошёл, пока. Спасибо за день.

Не дожидаясь ответа, он бросился к выходу.



***

«Я бы никогда этого не сделал».

«Я бы никогда этого не сделал», - повторял Мадара снова и снова, а в голове крутились прочитанные строчки:

«Великий Учиха Мадара тоже когда-то принимал это решение, и выбор оказался не в пользу его младшего брата. Он обагрил руки его кровью, он вырвал глаза из его глазниц и забрал их себе, однако он добился неслыханной силы и подчинил себе половину мира».

Он перечитал страницу из дневника ещё раз; потом засунул её обратно в рюкзак и вытащил другую бумажку, на которой ещё по-детски крупноватым почерком было написано: «Хочу провести с ними весь день после экзаменов… И с Хаши тоже». Бумажку Мадара нашёл приколотой к одной из мишеней на тренировочных площадках позади дома и справедливо решил, что последняя, зачёркнутая, фраза и есть самое важное.

Приступ благородства по отношению к глупому маленькому брату дорого ему обошёлся - Хаширама, очевидно, получил немалую долю удовольствия, выслушивая его униженные просьбы прийти и сделать Изуне приятно.

Мадара до сих пор краснел от злости, вспоминая об этом, однако затем на ум приходило другое: «…но сейчас, много лет спустя, я понимаю, что все эти слова про власть и могущество, были ложью самому себе, а в действительности я всего лишь ненавидел моего брата. Ненавидел и завидовал ему», и ярость уступала место страху, липкому и противному, как дорожная грязь.

«Нет. Нет, я не такой. Я люблю его. Люблю моего брата».

«Расскажу отцу», - в конце концов, решил он.

Уж тот-то должен был знать про Мангекьо Шаринган и Великого Учиху Мадару… раз уж назвал старшего сына в его честь. Почему? Хотел, чтобы тот вырос таким же? Знаменитым шиноби?

Но он и так старался. Исправно выполнял миссии - даже ту, с кошкой - чтобы в карточке не появилось ни одного «провалено», учил новые техники… чуть не угробил Узумаки Хашираму, а это дорогого стоило. Однако отцу было всё равно…

Или, может быть, он ничего не знал ни про шаринган, ни про глаза, а имя было всего лишь совпадением?

Тогда тем более, нужно было рассказать.

При этой мысли его начинали одолевать смутные мечты (с мечтами явными, так и не исполнившимися и приносившими одни разочарования, он распростился уже несколько лет назад): отец, потрясённый рассказанной ему историей, совместные попытки разгадать тайны клана, может быть, миссия…

Он кривил губы и пытался отогнать эти глупые надежды, так же как и мысли о слепом маленьком брате, которого кто-то из их клана бросил умирать в тёмном подвале, однако не получалось ни первое, ни второе.

Он провёл целый день с Изуной и обоими Узумаки, однако ни странное, смешное поведение младшего брата, ни привычные ленивые перепалки с Тобирамой, ни злость на Хашираму не смогли отвлечь его от мыслей о дневнике, которые присутствовали на заднем плане, что бы он ни говорил и ни думал - и тогда Мадара решил, что с этим надо что-то делать.

Убедившись, что младший брат пошёл домой, он отправился по хорошо знакомому пути к полицейскому корпусу. Перед входом он на миг задержался и перевёл дыхание - в глубине души он действительно боялся отца, хоть и считал своим долгом ему этого не показывать и вообще вести себя, по мере возможностей, вызывающим образом.

Однако решил - так решил.

Стараясь быстрее отрезать себе путь к возможному отступлению, он доложил о своём визите первому охраннику - и понеслось.

«Подожди здесь», «подожди там», «Учиха-сан сегодня не принимает посетителей», «Да, я знаю, что он ваш отец, но…»

«Чёртова бюрократия», - раздражённо думал Мадара, чтобы не думать о предстоящем.

Оказалось, что Саске несколько часов назад спустился в архив, расположенный на подземном этаже, и приказал его не беспокоить, однако Мадара, опасаясь, что в следующий раз у него не хватит ни решимости, ни терпения, настоял на том, чтобы увидеться с ним именно сегодня.

Он пошёл вниз по узкой винтовой лестнице («…мне не составило большого труда уговорить его спуститься в подвал»). Вокруг царил полумрак - тусклые лампочки в потолке почти совсем не светили («…брат просил отдать ему этого котёнка, чтобы ему не было так страшно в темноте»), и когда за его спиной захлопнулись с ржавым визгом железные двери («Дверь была плотной, тяжёлой и хорошо заглушала его крики»), Мадара не выдержал и выкрикнул жалкое:

- Отец!

…Ему всё детство, каждую ночь, снились кошмары, однако об этом так никто и никогда не узнал.

Его голос эхом прокатился по огромному помещению, заставленному полками с пыльными книгами, а затем снова наступила тишина - внезапная и оглушительная, как первый раскат грома во время грозы.

Мадара усилием воли подавил в себе желание развернуться и побежать прочь - хотя бы для того, чтобы проверить: а сможет ли он открыть двери, ведущие на лестницу?

Что, если его обманули и заперли в этом жутком тёмном месте одного, как того маленького Учиху с вырванными глазами?!

«Я не трус, - шептал он всё громче, до боли вцепившись ногтями в ладони. - Не трус!..»

- В самом деле? - спросил насмешливый голос.

Мадара вздрогнул и попятился.

От стены отделилась тёмная фигура, и какую-то долю секунды он медленно умирал, ожидая увидеть призрак слепого мальчика, оставленного много лет назад в подвале на съедение крысам.

Но это оказался, как и можно было предположить, Саске.

- Отец, - снова тупо сказал Мадара, не зная, какое чувство в нём сильнее: облегчение или ещё больший страх.

Сколько времени тот стоял здесь и наблюдал за ним?

- Боишься темноты?

- Мне в детстве снились кошмары, - неизвестно зачем ляпнул Мадара и похолодел.

За всю жизнь ведь не сказал никому об этом ни слова!..

- Кошмары? - переспросил Саске со злой усмешкой. - Кошмары, в которых ты видишь трупы своих родителей, друзей и родственников на полу в лужах крови?

- Ч-что…

- Если нет, то это не кошмары, - отрезал Саске и повернулся к нему спиной. - Что тебе здесь нужно?

Мадара перевёл дыхание.

Нет, уж лучше эта привычная резкость отца, чем странный и жутковатый насмешливый тон.

- Я…

Однако он был слишком ошарашен и напуган, чтобы пытаться сейчас внятно изложить историю с найденным дневником, и решил начать с другого.

В тот день, когда они вернулись из Страны Молний, Мадара собирался поделиться с Саске кое-какими подозрениями насчёт перехода большой группы шиноби через границу, который он имел возможность наблюдать воочию, но о котором почему-то не указывалось ни в одном официальном документе - видимо, подзабыл за полгода, что отцу глубоко безразличны и он, и его мнение. Потом он об этом вспомнил и передумал. Но…

- Я… хотел показать… вот.

Он вытащил из рюкзака давно написанный отчёт о своих наблюдениях и версиях происходящего и протянул Саске.

Тот бегло просмотрел его и отшвырнул в сторону.

- Бред.

…Вот так? И всё?

- Если тебе больше нечего сказать, то можешь идти.

Мадара развернулся было, однако потом вспомнил дневник, свои навязчивые мысли и страхи, своё решение, и взял себя в руки.

- Отец… - снова начал он. - Я ещё хотел спросить… про шаринган. Про Мангекьо Шаринган. Что это такое?

Лампочка в потолке внезапно замигала, и в её неровном свете исказившееся лицо Саске показалось таким жутким, что у Мадары чуть не подкосились ноги. Однако ещё страшнее был его мертвенно-спокойный голос:

- Почему ты спрашиваешь?

- Так… Услышал случайно, - быстро сказал он, интуитивно чувствуя, что это единственно правильный и единственно возможный ответ. - И заинтересовался.

- Некоторыми вещами не стоит интересоваться.

- Да, отец. Я не буду. Не буду.

Он готов был сказать, что угодно, лишь бы поскорее выбраться отсюда.

Саске молчал, и Мадара, кивнув на всякий случай ещё раз, торопливо пошёл к выходу.

- Мадара.

Он хотел было не останавливаться и уже даже раскрыл двери, однако словно какая-то невидимая сила, невидимые руки схватили его за шиворот и развернули к отцу.

Взгляд у Саске был спокойный, почти ласковый, и у Мадары на миг мелькнула безумная мысль: может, он скажет сейчас, что всё это время испытывал его, а на самом деле просто хотел, чтобы он был сильным и бесстрашным? И любит, любит, и видит в нём себя, и…

- Если ты коснёшься своего брата хоть пальцем, - сказал Саске очень тихо и подошёл ближе, - то пожалеешь о том, что родился на свет. И никакой шаринган тебя не спасёт. У меня он, видишь ли, тоже есть.

«Он знает. Он всё знает», - неожиданно осознал Мадара.

А затем пришло еще одно понимание: тот вечер, когда отец схватил его за волосы и повалил на пол - он тогда думал, что это из-за разбитой вазы. Но на самом деле отец решил… решил, что он пытается…

«Он обагрил руки его кровью, он вырвал глаза из его глазниц и забрал их себе».

И тогда он не выдержал.

- Я давно уже об этом жалею! Давно жалею о том, что родился на свет, чёрт тебя подери!!! - заорал Мадара так, что его наверняка услышали во всём здании, включая последний этаж, и стремглав бросился вверх по лестнице.

Он выскочил в коридор, распахнул ещё одни двери, растолкал толпившихся в комнате людей и ринулся к выходу, сбив с ног какую-то женщину.

- Смотри куда идёшь, дура! - злобно крикнул он и выскочил, не помня себя, на улицу.

И только через несколько минут понял, что этой женщиной была его мать.