Утро выдалось самое что ни на есть весеннее, не жаркое, не холодное, на улице заливались птицы - однако в просторном кабинете Хокаге на половину из окон были опущены шторы. Наруто любил солнце, а Саске - тень, и они долгое время препирались по этому поводу, пока не сошлись на решении: угол, в котором размещался полукруглый стол Хокаге, утопал в солнечном свете, на «половине» Саске царил полумрак.

Утренний разбор документов за много лет превратился в почти ритуал: Наруто подписывал свитки, периодически вздыхая и почёсывая пером затылок, Саске - просматривал отчёты, хмурясь и отпуская уничтожающие замечания.

- Во время доклада Раикаге об итогах миссии проявил непозволительную инициативу и, перебив вышестоящее лицо, выступил с собственными предложениями, - прочитал он вслух и скривился. - Ну кто так делает?

Наруто поднял голову, похоже, борясь с желанием сказать: «Ты».

- Ты цепляешься за одну-единственную ошибку, в то время как в целом твой сын проявил себя как инициативный и нестандартно мыслящий шиноби. Лучше бы похвалил его для разнообразия.

- Он и так вообразил о себе чёрт знает что, если судить по этой бумажке.

- Вспомни себя в молодости.

- Кто сказал, что я хочу, чтобы он был похож на меня? - раздражённо бросил Саске.

- Но он уже похож на тебя, - заметил Наруто.

Повисло молчание.

Наконец, Саске досадливо поморщился и, отложив недочитанный отчёт о пребывании команды номер пятнадцать в составе Учихи Мадары, Узумаки Хаширамы, Узумаки Тобирамы и Сайто Изуми в Стране Молний, потянулся к столу, чтобы сгрести с него целую кипу новых документов.

Наруто смотрел на него внимательно ещё пару минут, потом тоже вернулся к своим свиткам.

В дверь постучали.

Саске нахмурился. Он терпеть не мог, когда ему мешали во время работы, к Хокаге же постоянно кто-то наведывался - а тот и рад был выслушать любого, пришедшего по самому незначительному поводу, и отвлечься от возни с бумагами. Давно уже пора было забыть о глупой привычке приходить к Наруто по утрам с документами, тем более что своих у Саске, разве что не ночевавшего в полицейском корпусе, было немного, и дело неизменно заканчивалось одним: наглядевшись на стол, погребённый под стопками документов, и самого Хокаге, едва различимого в просветах между башнями из бумаги, Учиха, вздохнув, брался помогать.

- Да-да, - рассеянно откликнулся Наруто на стук в дверь.

- Хокаге-сама, - появившийся на пороге юноша кинул на Саске быстрый взгляд и склонился в низком поклоне. - Я хотел бы попросить у вас позволения присутствовать на вечернем собрании.

Смешной мальчишка, подумал Саске, такой церемонный и вежливый. Как у Наруто вообще мог родиться подобный сын? Вот второй его отпрыск - типичнейший Узумаки в детстве: непоседливый, легкомысленный, по рамену с ума сходит, да и внешне похож. А этот… В Хьюга он, что ли, пошёл?

Хаширама и в самом деле был похож на Хьюгу: темноволосый, с аристократическими чертами лица. Вот только бьякуган он, ко всеобщему удивлению, не унаследовал, и глаза у него были ярко-синими, как у отца, а не светло-серыми, как у брата и матери.

- Заходите и располагайтесь, Узумаки-сан, - ответил Наруто, улыбнувшись. - Конечно же, вы можете присутствовать на вечернем собрании. Однако я хотел бы напомнить, что эту привилегию вы получили уже год назад, и вовсе необязательно каждый раз спрашивать моего согласия. Конечно, если это только не является для вас лишним поводом навестить своего вечно занятого отца. В таком случае продолжайте, я всегда рад вас видеть.

Лицо у Наруто было серьёзным и чуть ли не торжественным, однако в глазах сверкала озорная насмешка.

Хаширама сделал шаг вперёд, потом назад, потом снова вперёд и, наконец, остановился напротив отца, чуть улыбаясь, однако явно сконфуженный произнесённый перед ним речью.

- Хока… - снова начал он, однако поправился, покосившись на Саске: - Отец…

Это слово явно тяжело далось ему в присутствии постороннего.

У Саске в памяти неожиданно всплыла картина: он сам в семилетнем возрасте, робеющий и краснеющий перед суровым отцом. Но ведь Наруто-то суровым отцом никогда не являлся. Вот если бы этот Хаширама был его, Саске, сыном, тогда бы можно было понять… А вообще, получалось забавно: ребёнок Наруто называет отца на «вы» и стесняется, а собственный старший сын смущением не отличается ни разу и только дерзит и всячески отстаивает свою самостоятельность.

- Узумаки-сан, вы как-то подозрительно долго молчите, я уже начинаю беспокоиться, - сказал Наруто, подписав очередной свиток.

- Я… - Хаширама поднял голову, взгляд его метнулся по комнате и зацепился за отложенный Саске отчёт. - Отец, так вы уже прочитали отчёт из Кумогакуре? Сайто Изуми должна была занести его несколько дней назад…

Мальчишка явно пришёл к отцу за чем-то другим, подумал Саске, вот только рассчитывал поговорить с ним наедине. Ну и что ж, ему-то какая разница?

- Сайто Изуми… - повторил Наруто и добродушно усмехнулся. - Да, я прочитал отчёт, однако меня больше интересуют некоторые другие аспекты пребывания команды номер пятнадцать в Стране Молний. К примеру, я слышал, что вы умудрились обзавестись там личной жизнью, Узумаки-сан.

Сквозь загар на лице мальчишки проступила густая краска.

- Если возможно, я предпочёл бы поговорить об этом дома, отец.

- Я готов исполнить любое ваше желание, Узумаки-сан.

- Тогда… я пойду, отец.

- Конечно, Узумаки-сан. Увидимся на вечернем собрании.

Хаширама ушёл, пылая как маков цвет, и Саске, не выдержав, расхохотался.

- Наруто, и это меня ты обвиняешь в том, что я плохо обращаюсь с Мадарой? Ты буквально размазал своего сына по стенке, да ещё и на глазах у постороннего.

Наруто сложил вместе руки, посмотрел на Саске. Теперь, когда они остались одни, взгляд у него стал задумчивым и озабоченным.

- Да нет, Саске. Его просто нужно тормошить немного, иначе совсем замкнётся в себе. Тобирама неплохо справляется с этой задачей, но… - Наруто почему-то осёкся и не закончил фразу. - К тому же ты - не посторонний.

«Вряд ли мальчишка думает так же», - пронеслось в голове у Саске. Впрочем, опять: ему-то какое дело до мыслей этого Хьюги?

- Поражаюсь, что у такого раздолбая, как ты, вырос настолько правильный ребёнок. Ты уверен, что он вообще тебе родной? - Саске позволил себе ухмылку. - Волосы тёмные, характер совсем не твой.

- Ну, глаза-то мои, - улыбнулся Наруто.

Впрочем, Саске подозревал, что, даже родись Хаширама с шаринганом, Наруто продолжал бы утверждать, что его отец - он. Экая наивность и вера во всё хорошее в людях.

Мысли Саске переключились на собственных детей: ну, тут уж сомнений быть не могло, спасибо характерной внешности. Да и потом, Сакура - это Сакура, она на измену не способна в принципе.

- Кстати, Саске, - внезапно сказал Наруто. - Ты Сакуру поздравлять собираешься?

Саске вздрогнул. Он что, его мысли услышал?

- Поздравлять? - неохотно откликнулся он. - С чем?

Наруто вздохнул, взял со стола календарь, подошёл к Саске, помахал им у него перед носом и выразительно постучал указательным пальцем по квадратику в красной рамке: двадцать восьмое марта.

- И что? - недоумённо спросил Саске. А потом вспомнил: - А, чёрт…

- Хоть цветы купи, - сказал Наруто и подошёл к окну, неожиданно заинтересовавшись видом, открывавшимся из резиденции.

- Да она его вообще не отмечает, - сказал Саске резко. - Смысл ей напоминать, что ещё на один год постарела? Женщины к этому странно относятся.

Наруто снова посмотрел на него очень внимательно и как-то невыносимо понимающе. В последние годы он вообще стал меньше говорить и больше смотреть, и это было совсем не похоже на него ни в детстве, когда он только болтал и ничего не замечал вокруг, ни в юности, когда стал замечать больше и тут же высказывать мысли на этот счёт. Зато и взгляд его теперь был таким, что никаких слов не требовалось.

Он будто видел насквозь.

Саске ненавидел это ощущение.

- Держи, - сказал Наруто, достав из ящика стола какую-то коробочку и протянув её Учихе.

Тот щелкнул крышкой, уставился недоумённо на камни в серебристой оправе, засверкавшие в лучах солнца сине-зелёными, будто морская вода, огнями.

- Изумруды из Суны, - пояснил Наруто. - Ей к цвету глаз подойдёт.

Саске поднял на него глаза, всё ещё ничего не понимая.

- Ей подарить от тебя, что ли?

Наруто подошёл к нему, положил руку ему на плечо, прямо посмотрел в глаза.

- От себя, Саске.

Саске молчал пару минут, переваривая услышанное. Потом стряхнул с себя его руку, сказал хмуро:

- Нет.

Во взгляде Наруто заплясали тёмные огни, как когда-то, когда ещё был Кьюби. Саске передёрнуло от этого воспоминания и - он никогда бы не признался себе в этом - от нехорошего ощущения, подозрительно напоминающего страх.

- Сделай, как я говорю, Учиха, - сказал Хокаге спокойно. А потом отвернулся и добавил более мягко: - Ради Сакуры-чан, Саске. Ради того, что у нас троих когда-то было. Прошу тебя.

Саске прикрыл глаза и сунул коробочку в карман форменных штанов.

- Чтоб тебе провалиться, Проповедник-сама.

Наруто повернулся к нему; взгляд у него снова посветлел.

- Спасибо, Саске-тэме, - сказал он, улыбаясь широко, как в детстве. - И передай ей мои поздравления.

- Ты не зайдёшь?

Наруто покачал головой, кивнул в сторону заваленного документами стола. Голос у него был печальный:

- Ну ты же видишь, Саске. Вечером собрание ещё это… - Он помолчал и усмехнулся: - К тому же, мне нужно поговорить с сыном. А я как-то… не того… не очень готов, в общем, к этому разговору. Так что надо готовиться.

Он почесал соломенную шевелюру.

Саске вопросительно приподнял бровь.

- Ему семнадцать, Саске, - пояснил Наруто, разведя руками. - И у него неожиданно появилась личная жизнь. Я, конечно, понимаю, что он наверняка сам всё знает, но отцовский долг велит мне побеседовать с ним на некоторые щекотливые темы. Хотя бы для галочки, чтобы не считать себя совсем уж дерьмовым родителем. Ты-то со своими не разговаривал?

Саске хмыкнул.

- У старшего нет никого. К тому же, ему пятнадцать; я в этом возрасте ещё ничем таким не интересовался - а ты утверждаешь, что он похож на меня. Что до младшего… ну, этот совсем ребёнок, лет пять в запасе точно есть.

- Ну смотри, - Наруто засмеялся. - Не прогляди. Дети растут быстро.

Они попрощались, и Саске вышел на улицу. По дороге рука привычно потянулась в карман штанов к сигаретам - несколько лет назад он начал курить, хотя и не позволял этой привычке превратиться в зависимость - и нащупала гладкую крышку коробочки.

Саске чертыхнулся.

Зря он согласился на этот бред. Изумруды из Суны, надо же.

Взгляд его упал на яркую вывеску слева: «Цветочный магазин Яманака». Он никогда в жизни не дарил Сакуре цветов, да и любой другой женщине тоже, но приходить к жене с подарком от Наруто, выданным за свой собственный, и только, было противно.

Он пересилил себя, зашёл внутрь.

Ино, отчитывавшая за что-то молоденькую продавщицу, широко раскрыла накрашенные глаза.

- Надо думать, ты пришёл искать шпионов, притаившихся где-то под прилавком? - насмешливо поинтересовалась она. - Потому что иной причины, побудившей тебя сюда заглянуть, я найти не могу.

Саске мысленно проклял себя за то, что не удосужился поискать другой цветочный магазин, однако отступать было поздно. Он положил на кассу крупную купюру, сказал мрачно:

- На все.

Ино хмыкнула.

- Розы? Хризантемы? Лилии?

- Что угодно, - ответил Саске холодно. - Кажется, это твоя работа - составлять букеты, вот и делай её хорошо.

Через пятнадцать минут он подходил к дому с охапкой алых роз, перевязанных подарочной лентой. Более глупо он не ощущал себя с семилетнего возраста, однако выкинуть букет на глазах у всей улицы в мусорный бак представлялось ему не лучшим решением, поэтому оставалось только надеяться, что Сакура ещё на работе. Он понятия не имел, в котором часу она возвращается, поскольку сам обычно приходил в двенадцать, не раньше, однако судя по тому, что иногда рассказывал Наруто, жена засиживалась в госпитале допоздна.

Однако не в этот раз.

- Саске, я и не думала, что ты придёшь так рано, - удивлённо крикнула она из соседней комнаты, услышав звук раздвигающихся дверей и его шаги по коридору. - Меня вот отпустили пораньше, вернее сказать, выгнали…

Она вышла из комнаты, вытирая мокрые руки о передник, и в этот момент чем-то напомнила Саске его собственную мать, чьё лицо уже давно позабылось, потерялось где-то в размытых детских воспоминаниях.

- Ой, - растерянно сказала Сакура, уставившись на розы в его руках. А потом спросила, робко и почти испуганно: - А это… кому?

Саске разрывался между двумя чувствами: раздражением - она и правда такая дура или прикидывается? - и чем-то, похожим на сожаление.

- Мадаре, разумеется, - фыркнул он. - Он же у нас так любит цветы.

Она улыбнулась… сначала неуверенно, потом всё смелее, и под конец расхохоталась чуть ли не до слёз. Саске сунул букет ей в руки и почувствовал облегчение.

Сакура была явно смущена не меньше его - она сразу же начала суетиться, хлопотать, подрезать розы, избегая смотреть на мужа.

- Ваза… Где же эта ваза? - бормотала она, заглядывая на полки и приподнимая салфетки, хотя уж под ними-то вазы не могло обнаружиться точно.

Из комнаты вышел младший сын, прислонился к стене, посмотрел каким-то пустым, остановившимся взглядом.

- Милый, ты не знаешь, где ваза, которую нам бабушка на Новый Год подарила, фиолетовая такая? - обратилась к нему мать.

Изуна ответил не сразу. Задержал взгляд на букете, осторожно уложенном на стол; губы его чуть шевельнулись, однако слов не последовало.

- На втором этаже, - наконец, произнёс он таким тоном, как будто только что вспомнил, что собирался сказать пять минут назад. - В твоей комнате. Я принесу.

Он сделал шаг и замер, наклонившись, словно споткнулся обо что-то невидимое. Постоял в этой позе секунд десять, потом снова двинулся вперёд, вверх по лестнице, крепко вцепившись в перила.

Саске посмотрел ему вслед.

- Что с ним такое?

- Ох, не знаю… - Сакура вздохнула, покачала головой. - Сама себе места не нахожу. Спрашивать боюсь. Может, экзамены… Ладно, пойду посмотрю, что там с рисом - переварился уже, наверное.

- Стой. - Саске достал из кармана коробочку, отдал ей.

Сакура открыла крышку, вздрогнула, подняла на него расширившиеся, неверящие, прозрачно-зелёные, как после слёз, глаза.

- С-саске… - Взгляд у неё был совсем как в детстве, в двенадцать лет - взгляд испуганной, восхищённой, влюблённой девочки. Когда-то она такой была. Когда-то они все были другими. - Но… я…

- Если ты хочешь спросить, кому это, то да, тоже Мадаре.

Она улыбнулась, покачала головой, как будто всё ещё не смела поверить, шагнула назад. Потом вдруг развернулась, быстро подошла к нему, коснулась губами его щеки.

- Спасибо. Я… я правда…

- Не надо, - резко сказал Саске и отвернулся. Чувствовал он себя гораздо отвратительнее, чем можно было представить.

За много лет Сакура научилась понимать его, подстраиваться, поэтому быстро переменила тему:

- Что-то Изуна долго.

- Пойду посмотрю, чего он там.

Он поднялся по лестнице, раскрыл дверь.

…и замер, поражённый.

Изуна прижимал к глазам руку, и по лицу его, по щекам, по шее, с пальцев текла густо-алая кровь. Рядом стоял Мадара.

Сцены, показанные однажды шаринганом брата, воскресли, ожили, заплясали перед глазами. Пронеслось яркой вспышкой: тёмная комната, разобранная постель, основатель клана Учиха, тянущий руки к лицу дрожащего брата, жуткий багровый отсвет Вечного Мангекьо.

В голове застучало. Вспыхнуло и разлилось в груди единственное чувство, которое он знал в своей жизни по-настоящему: ненависть.

Саске метнулся вперёд, сбил с ног старшего сына, схватил его за волосы.

- Ты, ублюдок!

Тот так изумился, что даже вырваться не попытался.

- Но… но за что?! - голос его дрожал от глубокой обиды. - Это же он разбил вазу, не я!..

Вазу?

Саске глубоко вдохнул и разжал пальцы, выпуская короткие непослушные пряди. Обернулся: Изуна смотрел на него, широко раскрыв большие чёрные глаза; крови из раны на его щеке натекло столько, что пропитался уже весь ворот футболки.

На крики прибежала Сакура, остановилась на пороге.

- Что случилось?!

Изуна переводил взгляд с неё на отца, а потом на брата.

- Я полез за вазой, и оказалось, что Тобирама… - он запнулся, затем продолжил: - …когда-то, сто лет назад, мы тут играли в войну, и он спрятал на верхней полке свиток. Я нашёл его, и он взорвался… А ваза разбилась.

Сакура перевела дыхание. Потом посмотрела на Мадару и Саске, заметила ошарашенный, злой взгляд старшего сына, поняла, что произошло что-то нехорошее.

- Так. К чёрту вазу. Мадара, подай мне, пожалуйста, аптечку, - скомандовала она. - Изу, иди сюда. А осколки я сама потом уберу.

Изуна сделал несколько неуверенных шагов вперёд.

«Так слепые ходят», - пронеслось в голове у Саске, и он похолодел.

- Что с твоими глазами?

Сын вздрогнул, обернулся, посмотрел удивлённо.

- Ну… я не очень хорошо вижу, - признался он. - Свиток у меня прямо перед глазами взорвался.

Вид у него был испуганный, однако ощущение, что он двигается как под водой, по крайней мере, пропало.

Сакура тем временем собрала в ладони зеленоватую чакру, провела ею по щеке сына, останавливая кровь, приподняла его веко, вгляделась в зрачок.

- Жить будешь, - пообещала она. - И видеть тоже. Шрам, правда, может остаться… А глазам нужно дать отдых - поспать или хотя бы просто полежать в темноте.

- Пусть идёт ко мне, - сказал Саске. - Там шторы.

Сакура вздрогнула, заметив выражение, появившееся на лице Мадары при этих словах; вспомнила, как несколько лет тому назад отец устроил старшему сыну жуткую выволочку за то, что тот без спроса зашёл к нему в комнату и что-то там переставил, и строго-настрого запретил даже близко к ней подходить. Может быть, не надо…

Однако было уже поздно: Изуна, кивнув, вышел в коридор.

- Футболку новую возьми, - крикнула она ему вдогонку. - А эту в стирку кинь.

Мадара прошёл мимо неё, стиснув зубы и сжав кулаки.

- Что у вас с ним такое? - спросила Сакура устало, когда они с Саске остались одни.

- Ничего.

- Да ладно, Саске, я же видела, как он на тебя смотрел. И в воскресенье вы поругались…

- В воскресенье? - переспросил Саске нехорошим тоном. - Это когда я его бардак внизу убрать заставил? Знаешь что, Сакура, лично мне было глубоко безразлично, кто из вас это сделает - он или ты. Я, кажется, твои интересы отстаивал; ты вообще сама это начала.

- Да я ж не думала, что ты на самом деле его убирать заставишь…

Глаза Саске опасно сузились.

- Ах вот как? Отлично, тогда в следующий раз решай свои проблемы с ним сама, хватит с меня этого! - Он сделал шаг к двери, однако перед тем, как выйти, остановился и раздражённо бросил напоследок: - Вечно ты всем недовольна.

У Сакуры аж в глазах потемнело от обиды.

«Я недовольна?! - хотелось закричать ей. - Да я только и делаю, что под тебя подстраиваюсь и играю роль счастливой жены; единственный, кто всегда и всем недоволен, причём с самого детства - это ты!»

Она отвернулась, сжав кулаки и подумав, что ещё одно слово с его стороны - и она не выдержит, взорвётся. И так уже нервы на пределе из-за младшего сына, который все последние дни бродит по дому, словно тень, так что страшно на работу уходить и оставлять его одного - вдруг натворит каких-то глупостей…

Взгляд её упал на осколки вазы, рассыпанные по полу - ну вот, теперь цветы даже поставить некуда.

Цветы…

И ожерелье.

Сакура вздохнула. Никогда ещё она не видела настолько красивых камней - тёмно-зелёных, как морская вода на большой глубине, и в то же время прозрачных; солнечные лучи дробились в их гранях, рассыпаясь снопами сине-зелёных искр всех возможных оттенков.

«Ладно, - подумала она. - Я не права. Он тоже старается - раньше не помнил даже, когда у меня день рождения, а теперь такие чудеса».



***

Саске, выйдя из комнаты, не стал спускаться вниз - отправился прямо к себе: хватило с него на сегодня общения с домочадцами; лучше бы, как обычно, оставался на работе до ночи.

Зайдя внутрь, он с силой захлопнул дверь, и тут только вспомнил, что послал младшего сына к себе: тот лежал на постели с тёмной повязкой на глазах и повернул голову на звук.

Ну и что теперь, отправлять его обратно?

Саске сел на кровать рядом с сыном, потёр раздражённо лоб. Изуна молчал - ну ладно, по крайней мере, он умеет молчать, когда следует, это уже ценное качество.

Несколько минут он сидел, не шевелясь; где-то на стене, едва различимые из-за царившего в комнате полумрака, мерно отсчитывали очередную секунду часы.

Раздражение начало мало-помалу отпускать Саске; он повернул голову, посмотрел на младшего сына. Тот лежал на спине, бледный и тихий; рана под правом глазом снова начала кровоточить. Саске вытащил бинты из сумки, которую так и не успел, вернувшись с работы, отцепить от пояса, и вытер ему кровь. Рука задела чёрные волосы, рассыпавшиеся по подушке, и он подумал: мягкие. Не то что у старшего сына, чьи непокорные вихры прямо-таки напрашивались на то, чтобы за них оттаскать - что, считай, сегодня и произошло. У младшего же волосы были, как у Итачи, только короткие.

- На подушку, по-моему, накапало, - сказал Изуна, прикладывая к щеке бинт.

- Мать отстирает.

Рукой Саске по-прежнему касался его волос.

Вспомнилось: рождение старшего сына прошло практически мимо него. У Наруто уже был тогда Хаширама, и Сакура возилась с малышом при встречах, держала его на руках, улыбалась, лепетала что-то материнское. Потом ходила беспокойно по дому, прятала слёзы, не спала по полночи, задерживая дыхание и глядя в потолок.

Когда Наруто сообщил, что у него будет второй ребёнок, Сакура не выдержала.

- Саске… может быть, мы… тоже…

Он подумал: всё равно же хотел возрождать клан. Так почему нет?

Сакура забеременела почти сразу и какое-то время летала, словно на крыльях. Покупала детские вещички, заставила дом цветами, бросила миссии и даже в госпитале появлялась через раз. Общалась с Хинатой, хотя изначально отношения у них были как-то не очень - впрочем, тут Саске её понимал: о чём вообще можно разговаривать с этой Хьюга? Он и её присутствия-то в комнате обычно не замечал. Поразительно, что Наруто выбрал себе такую жену. Разве что в постели она львица, но Саске обычно пробивало на смех, когда он пытался себе это представить.

Дети родились с перерывом в два месяца: в июне - у Хинаты, в августе - у Сакуры.

- Блондин! Блондин, как я, - гордо говорил Наруто, пеленая младшего сына - поразительно, но при всей его неуклюжести у него это получалось довольно ловко. - Глаза, правда, не мои, но мои зато у старшего.

Первенец Саске был стопроцентно в отца, однако Учиха не испытывал, глядя на него, никаких чувств: ни гордости, ни нежности, или что там ещё полагается испытывать по отношению к собственным детям?

Он брал ребёнка на руки в угоду Сакуре, однако тот словно чувствовал его недовольство: заливался благим матом, краснел, хрипел, так что пришлось в конце концов отказаться от этой затеи - к большому облегчению Саске.

Впрочем, сыну не нравилось и на руках у матери. Уже в два года он бегал от неё, вырывался из объятий, плевался кашей в ответ на ласковое «Мада-чан». Сакура какое-то время продолжала попытки завоевать его привязанность, потом стала всё чаще задерживаться на работе, оставляя ребёнка с бабушкой.

А потом она снова забеременела.

На этот раз радости не было и в помине: Сакура плакала, когда узнала, и, кажется, задумывалась над возможностью прервать беременность. Саске не разубеждал её и не настаивал, полагая, что это решение должна принимать женщина. К тому же, понимал: не сможет и не полюбит. А есть ли смысл плодить нелюбимых детей? Однако потом что-то произошло, Сакура передумала и поставила его перед фактом: будет второй ребёнок.

Он подумал: пусть девочка - не нужно снова этих глупых маленьких братьев. Сакура сказала: наверняка будет девочка, я так чувствую. Наруто смеялся: девочка родится, сколько можно - мальчишки да мальчишки, у самого уже двое.

Они были так уверены, что даже не стали узнавать пол ребёнка заранее.

Первую беременность Сакура переносила тяжело, со второй всё обошлось: она до последнего ходила на работу и даже как-то расцвела, хотя никаких детских вещичек, мягких игрушек и умилений на картинки с младенцами, как со старшим ребёнком, не было.

Она родила в июле. Саске, что удивительно, запомнил число: семнадцатое, запомнил и день - солнечный, тёплый. В воздухе пахло цветами, скошенным сеном и почему-то морской водой; хотелось лежать на траве и ничего не делать, как в далёком детстве, когда ещё были семья и брат, и не было ни Академии, ни миссий, ни ненависти. Под вечер деревню накрыла туча, огромная, чёрно-фиолетовая, с багряными отсветами заходящего солнца в рваных краях - Саске еле успел вернуться до грозы. В тот момент, когда он заходил в дом, с утомлённого, измученного предгрозовым ожиданием неба сорвались первые капли дождя и застучали негромко по крыше.

Внутри было так тихо, что Саске подумал: Сакура наверняка в больнице - она говорила ему, что срок подошёл ещё на прошлой неделе.

Однако потом по лестнице спустилась её мать и сказала, торжественно и спокойно:

- Всё.

Выяснилось, что Сакура не захотела идти в больницу, осталась дома, когда начались схватки. Это было опасно, однако она настояла на своём и, получается, не ошиблась: роды прошли на удивление легко.

- Где она? - спросил Саске.

- Сакура? Спит наверху.

- Дочка. - Он успел настолько увериться, что будет девочка, что даже не предположил другого варианта.

- Сын у тебя родился. Младший.

Позже он поднялся наверх и остановился, не зная, что делать дальше. Мать Сакуры хлопотала внизу, сама Сакура спала, девушки-медики, принимавшие у неё роды, ушли - казалось, что он остался один во всём доме. Саске - и стук капель дождя по крыше.

Когда-то это уже было, подумал он и почувствовал глухую тоску.

Заглянул в спальню: лицо у Сакуры было усталое, но умиротворённое. Он не стал её будить, пошёл к себе. Внутри, как всегда, были опущены шторы; он присел на пол, опустив голову на скрещённые руки. Потом поднялся, походил по комнате - и только тогда заметил люльку у кровати.

Он застыл.

Кому бы ни пришла в голову эта идея, она была идиотской. Однако настроение вечера, а, может, и погода за окном подействовали на Саске странным образом - он даже не смог как следует разозлиться.

Поражало вот что: ребёнок не плакал. С того момента, как Саске зашёл в дом, прошло уже больше часа, а он до сих пор не слышал детского крика. Мадара, помнится, все первые сутки орал, как будто его резали, а этот…

Спал он, что ли?

Саске подошёл к кровати, посмотрел на ребёнка сверху вниз; тот ответил ему внимательным взглядом больших тёмных глаз.

«Нет, не может быть», - подумал Саске.

Он знал, что новорожденные реагируют только на свет, даже лиц не различают, какой уж тут внимательный взгляд?

На мгновение в голове промелькнула безумная мысль: Итачи тоже был таким, когда родился.

Поколебавшись, Саске щелкнул выключателем, а потом наклонился и взял сына на руки. Электрический свет развеял иллюзию: ребёнок был просто ребёнком, однако он действительно не спал и выглядел серьёзным, как маленький старичок.

Забавный, подумал Саске, и дотронулся до сморщенной ручки - когда он провёл по ладони малыша, тот крепко обхватил его палец.

Дождь на улице закончился, тучи разошлись, в просвете между шторами виднелась полоска фиолетово-синего июльского неба, усыпанного огромными, будто умытыми дождём звёздами.

- Она проснулась, - сказала мать Сакуры, заглянув в дверь.

Саске вздрогнул, почувствовав себя так, будто его застали на месте преступления.

Он хотел было поинтересоваться, кто додумался оставить младенца в его комнате, однако тот зашевелился беспокойно у него на руках, и он отвлёкся, промолчал.

- В остальных комнатах слишком холодно из-за дождя, а у тебя вечно закрыты окна, - ворчливо сказала тёща. - Поэтому я принесла ребёнка сюда. Плохо будет, если простудится.

«Не простудится, - внезапно пришло в голову Саске. - Это же мой сын».

- Да отнеси ты ей малыша, наконец, - улыбнулась тёща, и он, растеряв свою обычную решимость, последовал за ней.

Однако Сакура оказалась слишком слаба и попросила его подержать ребёнка до тех пор, пока тот не проголодается. Они сидели друг напротив друга: Саске в кресле с ребёнком на руках, Сакура - среди подушек, бледная и счастливая, и это было совершенно не похоже на тот день, когда родился Мадара, и вокруг сновали медсёстры, а потом и коллеги Сакуры, пришедшие поздравить её всем отделением.

- Это мальчик, - сообщил Саске внезапно, подумав, что, может быть, ей не сказали.

Сакура рассмеялась.

- Я знаю.

- Ты не расстроена?

Она покачала головой, посмотрела на них с ребёнком

- Я думала, что не хочу второго мальчика. Но… вот он есть, и я знаю, что мои предыдущие чувства и мысли не имеют никакого значения. Всё оказалось совсем по-другому… и это прекрасно. Понимаешь?

Не смогу и не полюблю, вспомнилось Саске.

- Понимаю, - сказал он. - А есть он вообще когда-нибудь захочет?

Ему казалось, что младенцы должны орать беспрерывно, требуя грудь, и Мадара в своё время не торопился опровергнуть это мнение.

- Не буди лиха, пока оно тихо, - засмеялась Сакура.

Он посмотрел на ребёнка и обнаружил, что тот действительно заснул.



…Двенадцать лет назад невероятно осмысленное выражение в глазах младенца, поразившее Саске, было всего лишь игрой света и тени в полутёмной комнате, однако теперь сын смотрел на него точно таким же взглядом - внимательным, серьёзным, печальным.

А потом он, вздохнув, перевернулся в кровати и положил голову отцу на колени.

Саске вздрогнул; он терпеть не мог, когда к нему лишний раз прикасались, в том числе жена и дети - однако младший сын обычно и не пытался. Он вспомнил, каким заторможенным и отстранённым тот был внизу, вспомнил слова Сакуры.

- Что у тебя с экзаменами?

Изуна вздохнул.

- Сдам…

Нет, не то.

А что тогда? Что за проблемы у него могут быть в двенадцать лет?

Он вспомнил себя в этом возрасте: дни, наполненные чёрной, жгучей ненавистью; бесконечные тренировки в погоне за большей силой; редкие вкрапления минут, проведённых с друзьями, как проблеск солнца между тучами - но солнца холодного и далёкого. Нет, у его сына совсем другая судьба и совсем другие проблемы. И это, в общем, хорошо.

Машинально Саске снова провёл рукой по волосам мальчика, и тот повернул голову, посмотрел на него с молчаливой просьбой в глазах.

- Отец… - начал Изуна осторожно и сделал долгую паузу. Саске молчал - А вы… с Наруто-саном никогда не ссорились?

Вот оно.

Он с Узумаки, что ли, поругался? И с которым из?

Почему-то сразу подумалось: со старшим.

«К примеру, я слышал, что вы умудрились обзавестись там личной жизнью, Узумаки-сан».

Может, он ревнует его к девчонке?

Саске вспомнил, как сам в детстве ревновал Итачи к Шисуи. А потом Итачи к отцу. И отца к Итачи.

Что касается вопроса, то лучше, конечно, сказать, что нет. Во избежание дальнейших разговоров на эту тему. Но…

Саске почему-то подумал об ожерелье, подаренном Сакуре.

Ещё одна ложь?

- Ссорились, - наконец, сказал он. - И даже сильно. На несколько лет.

Изуна приподнял голову, жадно вгляделся в его лицо.

- …Почему?

«Потому что мой брат убил всю нашу семью, и я был готов спуститься в ад, чтобы ему отомстить. А Наруто, так получилось, был против».

Нет, этого ему знать не нужно.

Саске прислонился к стене, заложил руку за голову - вторая лежала на плече сына - и посмотрел в потолок.

- Потому что у нас были разные цели в жизни. Скажем так.

- А потом цель снова стала одна и та же?

Саске усмехнулся.

- После достижения определённого возраста у большинства людей цели в жизни становятся похожими.

Сам от себя не ожидал, что это скажет.

- То есть, надо просто ждать?

- Смотря что для тебя важнее - твоя цель или твоя дружба.

- Но у меня нет никакой цели.

- Тогда в чём проблема?

- Я… не знаю. - Изуна опустил голову, посмотрел в сторону, обдумывая услышанное. Вид у него при этом был забавный: сдвинутые брови и сосредоточенный взгляд не слишком сочетались с нежными, ещё полудетскими чертами лица. Саске помнил его совершенно другим: весёлым, беззаботным, болтливым. Когда он успел измениться?

- Я подумаю об этом, - наконец, пообещал младший сын решительным голосом.

И это тоже выглядело забавно.

- По-моему, тебе пора к себе.

Изуна чуть вздохнул и попытался встать, однако Саске не позволил ему этого сделать - подхватил и поднял на руки, как маленького. Чёрные глаза чуть расширились, однако в целом сын, похоже, не возражал. Он был тёплым и тяжёлым, и Саске подумал: а Итачи то же самое ощущал, когда носил меня на руках?

Он толкнул дверь и вышел в коридор.

- Отец… А почему вы назвали меня этим именем? - внезапно спросил Изуна, обхватив его руками за шею.

«Потому что я слишком боялся, что назову тебя Итачи».

Впрочем, на этот раз во взгляде младшего сына светилось чистое любопытство; вряд ли это могло быть вопросом жизни и смерти.

- Имя как имя. Тебе не нравится, что ли?

- Да нет, - Изуна засмеялся. - Просто Хашираму и Тобираму назвали в честь Шодая и Нидайме. Я подумал, что, может, был какой-то Изуна тоже. Говорят, с именем передаётся и судьба.

- Бред говорят.

- Ну, в общем, да…

- Всё, иди теперь сам.

Саске опустил сына на пол перед дверью в его комнату, и тот напоследок ему улыбнулся.

«Судьба… Когда-то я думал, что моя судьба - убить Итачи».

Но это было не так.

Усмехнувшись, он развернулся. Снизу на лестнице стоял старший сын и смотрел на отца как-то странно; Саске окинул его холодным взглядом и пошёл дальше.



***

Судя по всему, эта кошка была для старика единственным близким существом на всём белом свете, и он так по ней убивался, что Мадара невольно подумал: «Если бы я был у отца единственным, он бы тоже меня любил?»

Он вздохнул, пытаясь отделаться от навязчивых воспоминаний: отец послал Изуну к себе в комнату, отец отнёс Изуну обратно на руках.

Отец! На руках!

Да скажи кто-то такое пару дней назад, Мадара рассмеялся бы ему в лицо.

Раньше он думал, что Саске считает его слишком маленьким, поэтому не воспринимает всерьёз, и выбивался из сил: отличные отметки, тридцать пять миссий класса «А»…

Однако младшему брату двенадцать, он ещё не закончил Академию и учился всегда посредственно, а отец любит Изуну, а его, Мадару, - нет.

Он даже по поводу отчёта из Страны Молний ничего не сказал…

Нет, лучше вообще об этом не думать, иначе препаршивое настроение на весь день обеспечено.

Мадара посмотрел на утопающую в прохладном солнечном свете поляну; на прыгающих по веткам сосны белок; на покрытые облупившейся красной краской деревянные стены храма.

Потом подул на занавесившую лицо чёлку, поглядел на солнце, прикрыв один глаз - и в очередной раз поймал себя на том, что гримасничает: не иначе как влияние придурка Тобирамы.

Впрочем, лучше уж Тобирама, чем Хаширама. После возвращения из Страны Молний их оставили работать в том же составе, и Узумаки-старший окончательно вообразил себя Хокаге, даймё, или кем он там себя представляет. На этот раз он, словно издеваясь, послал его выполнять задание уровня «D»: у смотрителя какого-то захудалого храма пропала любимая кошка.

- Узумаки, ты совсем сдурел?! - возмутился Мадара. - Это же миссия для моего младшего брата!

- Главное правило шиноби, Учиха? - спросил тот в ответ, приподняв бровь.

Мадара закатил глаза.

- Шиноби никогда не показывают своих эмоций.

- Ну, и это тоже. Но вообще-то я имел в виду, что приказы командира не обсуждаются.

Учиха фыркнул.

Нет, Хаширама, конечно, всегда строил из себя не пойми что, но раньше всё-таки больше для смеха - кривлялся и сам понимал, что кривляется - поэтому Мадара ему и прощал. А теперь он, кажется, и впрямь возомнил себя самым умным. Это всё девчонка, которая поддакивает ему на каждом слове…

Чёрт бы её побрал.

- Хаши, я тоже блондин, давай лучше я буду твоей девушкой! - возопил Тобирама тогда, в Стране Молний, когда до них обоих дошло, что происходит.

Мадара мрачно подумал, что так и впрямь было бы лучше, однако Хаширама энтузиазма по поводу идеи отчего-то не продемонстрировал и продолжал проводить всё свободное время с напарницей.

- Предатель! Изменник! - всю последующую неделю Тобирама картинно заламывал руки, расхаживая по комнате. Раньше они всегда просили в гостиницах один номер на троих, но в Кумогакуре Хаширама с девчонкой неизменно брали отдельный. - Учиха, мы должны ему отомстить!

- Как? - хмуро поинтересовался Мадара однажды, доставая из холодильника холодное пиво и стараясь не прислушиваться к звукам, доносившимся из-за стенки.

- Не знаю ещё! - Узумаки-младший заходил по комнате быстрее, то и дело запуская руку в светлые растрёпанные волосы: верный признак того, что мозги у него заработали в полную силу. Если, конечно, в случае этого идиота вообще можно говорить о каких-то мозгах. - Слушай, Учиха! Я придумал. Предложу этой Изуми провести со мной ночь, и когда она, разумеется, согласится, расскажу обо всём Хашираме!

- Разумеется, согласится, - передразнил его Мадара. - Девственник несчастный.

- От девственника слышу! - возмутился Тобирама. - Ну соблазняй её сам, раз такой умный.

Мадара уселся на диван, открыл банку с пивом.

- Меня не привлекают блондинки.

- А блондины? - Тобирама неожиданно нарисовался рядом и, томно вздохнув, плюхнулся к нему на колени.

Учиха чуть не поперхнулся пивом.

- Да иди-ка ты, - ласково предложил он и спихнул Узумаки с коленей - так, что тот отлетел практически к противоположной стенке.

- Учиха, ты разбиваешь мне сердце! - зарыдал Тобирама, потирая ушибленный бок. - Сначала брат отверг, теперь вот ты… Никто не может разглядеть во мне настоящей женщины, ах, как это ужасно!..

- Какой ещё женщины, придурок? - спросил Мадара и тут же понял, что зря это сделал.

- Что значит «какой»?! Секси-но-дзюцу!

Комнату заволокло белыми облаками (и без того дышать было нечем, подумал Учиха). «Прекрасная золотоволосая дева является потрясённому воину подобно тому, как солнце показывается среди туч, услаждая взор своим божественным сиянием» - вот как называл это дзюцу Тобирама, и, надо признать, в глазах у Мадары и в самом деле зарябило от обилия золотого цвета.

- Ты же не поднимешь руку на девушку? А не то смотри, могу повредить тебе ненароком какие-нибудь внутренние органы… или не только внутренние, - невинно пообещала блондинка, сверкая бьякуганом в обоих глазах.

Мадара отступил, но было уже поздно.

- Учиха, а может мы на собственном опыте проверим, что же такого Хаширама находит в блондинках? - жарко зашептала красотка, повиснув у него на шее.

Он попытался вырваться из объятий недевичей силы, но она вцепилась в него только крепче; он со всей силы толкнул её, она не устояла на ногах, однако и его потянула за собой; вместе они рухнули на пол. Падение сопровождалось ужасающим грохотом: Тобирама задел локтём небольшой столик, стоявший возле дивана, тот опрокинулся, и стоявшие на нём вазы, стаканы, чашки, тарелки - всё полетело вниз.

Дверь резко распахнулась, и на пороге появился Хаширама в одних штанах.

- Что…

Он замер, уставившись на открывшуюся его взгляду картину: брат в обличие голой красотки раскинулся на полу; сверху на нём лежал Учиха, покрасневший и тяжело дышащий.

Глаза у старшего Узумаки сделались, как два больших голубых блюдца.

- Он пытался меня изнасиловать! - завопил Тобирама, по счастью тут же принявший свой обычный облик. - Но я знал, что ты придёшь спасти меня, о, мой герой! Отомсти же за поруганную честь своей сестры… то есть брата!..

Мадара фыркнул, поднимаясь на ноги.

- Кто тут кого пытался изнасиловать - это большой вопрос.

- То есть ты признаешь, что тебя может изнасиловать женщина, Учиха?! - с восторгом спросил Тобирама.

Хаширама смотрел на них каким-то странным взглядом.

А потом устало сказал:

- Идиоты.

И вышел вон.

- Я-то тут причём? - пробормотал Мадара, не понимая, отчего ему вдруг стало так тошно. Хаширама и раньше обзывал их идиотами, да и они его тоже, но… всё это было игрой. А теперь он, похоже, говорил совершенно серьёзно.

По-видимому, Тобирама тоже это заметил, потому что сказал сердито:

- Сдаётся мне, старший братец возомнил себя слишком взрослым. А это всё она, она, я точно тебе говорю!

На сей раз Мадара с ним согласился.

- Да, - сказал он, нахмурившись. - В кои-то веки ты прав, Узумаки.

И ладно бы Хаширама с ней только трахался - это ещё можно было пережить. Но он ведь и на миссиях стал распределять задания так, что всё самое серьёзное и ответственное делилось между ним и девчонкой, а им с Тобирамой оставалась какая-то чушь, достойная разве что малышей, только закончивших Академию.



…Вот как, например, это задание найти кошку. Нет, Хаширама точно над ним издевается.

Ладно, надо отделаться быстрей от этого идиотской миссии, а с Узумаки… с Узумаки он ещё поговорит. Сколько можно это терпеть, в самом деле?!

Мадара не удержался от соблазна продемонстрировать смотрителю свою технику теневого клонирования - когда-то, когда Хаширама ещё не был таким высокомерным ублюдком, именно он научил его ей. Учихе нравилось, какими округлившимися глазами простые люди смотрели на дзюцу, используемые шиноби, однако старик особого интереса к зрелищу не проявил и через какое-то время скрылся в храме. Мадара плюнул с досады - и стоило только тратить чакру? Старик наверняка вообще полуслепой.

Оставив клонов прочёсывать кусты на предмет пропавшей кошки, он обошёл храм, уселся на траву и достал из кармана сигареты - ну хоть покурить спокойно, пока есть возможность. Рядом с домом, да и вообще в Конохе, нельзя - может узнать отец, и ему это наверняка не понравится. Хотя сам-то курит, Мадара видел.

Впрочем, ему наверное вообще всё равно…

Он затянулся и поглядел на чёрную кошку, выбравшуюся из углубления под фундаментом и уставившуюся на него будто бы с осуждением.

- Ну что ты смотришь? - спросил Учиха, наклонившись и глядя прямо в мерцающие жёлтые глаза. - Мне тоже хочется быстрее свалить отсюда, не думай. Но я не могу, пока не найду эту чёртову…

И тут до него дошло.

- Эй! - заорал он, рванувшись за кошкой, однако та успела проскользнуть обратно под храм, и он просунул внутрь руку, пытаясь поймать её за хвост. - А ну иди сюда, животное!

Он пошарил рукой ещё и внезапно наткнулся на что-то шуршащее.

«Это ещё что такое? - подумал Мадара, вытаскивая на свет целую кипу пожелтевших от времени листков, вложенных в клеёнчатую обложку. - Любовные письма смотрителя? Тобирама бы пришёл в восторг».

Он скользнул глазами по бумаге.

«И тогда я подумал: видит ли кто-нибудь из окружающих мои истинные возможности? Замечает ли, какой силой я наделён? Нет».

Мадара замер и отложил листок. Потом вытащил наугад другой.

«Позволить этой силе погибнуть вместе со мной, отказаться от сокровища, оставленного в наследство великим кланом, казалось мне предательством по отношению к самому себе. Много ли значило предательство по отношению к глупому младшему брату в сравнении с этим?»

По спине Мадары пробежал отчётливый холодок.

«Дневник это, что ли?», - подумал он, и хотел было положить его на место, однако в этот момент из дыры в фундаменте снова показалась кошка, и Учиха, поспешно сунув листки в рюкзак, бросился вслед за ней.