Так много разных историй… Слишком много, чтобы объяснить это случайностью, совпадениями… Нет, тут проглядывает определенный опыт.
Приведу рассказ моей духовной дочери, который она прислала мне на почту:
«Когда я училась в школе, у меня была любимая подруга, Ира Д., самая красивая и популярная девочка в классе. Иногда я ей чуть-чуть завидовала, но все равно очень любила, потому что Ира была очень ласковая, отзывчивая и добрая девочка.
Бабушка Иры – очень верующая женщина, и каждое воскресенье Ира с бабушкой ходили в Никольский собор. Я, когда мне было лет 16, первый раз в своей жизни пошла на службу с ними, правда, не причащалась, как они, да и вообще я еще не была крещена, но, помню, Ира подошла к бабушке и сказала «Бабулечка, а ведь то, что N сегодня пришла, ей уже зачтется, правда?» Егор на той службе тоже был, он в то время прислуживал в Никольском соборе. Я хотела пойти с ними и в следующее воскресенье, но меня мама не пустила – она считала церковь сектой и не пускала меня туда. Это было зимой…
Прошло время, мы закончили школу и поступили в ВУЗы, Ира поступила в Герцена. Новый год мы справляли очень весело – помню, накануне гуляли по Апрашке, покупали всякие глупости и смеялись без остановки. А потом Ира заболела. Она сказала, что у нее в носу нашли полип и будут удалять (она немного говорила в нос), потом оказалось, что это не полип, а опухоль, потом – что опухоль злокачественная. Ира держалась молодцом. Ей сделали операцию, через все лицо проходил шрам, стали выпадать волосы от химиотерапии, все болело, конечно, она очень похудела… Я старалась приходить к ней почаще в больницу, а потом, когда ее выписали, и домой. За время ее болезни мы сблизились еще сильнее, я старалась отвлекать ее от грустных мыслей.
Стояло лето. Мы поехали ко мне на дачу и ели удивительно вкусную пиццу, заботливо приготовленную ее мамой-поваром. Ира спросила у меня: «А если я умру?» Я не хотела, чтобы она думала о смерти, и сказала ей: «Давай, если я умру первая, я тебе приснюсь, а если ты – ты мне, чтобы мы знали, что жизнь не заканчивается…» Она задумалась на мгновение, а потом сказала: «Хорошо, давай».
Больше к этой теме мы не возвращались. Был июнь. В середине июля я уехала на летние каникулы к тете, а 7 августа Ира умерла. Я узнала об этом в тот же день. И мне стало страшно, дико страшно, потому что я помнила о нашем уговоре, и я боялась, что она мне приснится… Мне казалось что мир живых и мир мертвых очень разделены… Каждый вечер я молилась за нее и просила Господа перед иконкой Нерукотворного Спаса, чтобы она мне не снилась (за полгода до этого я покрестилась), и она мне не снилась…
Прошло несколько дней – около 10 – может, больше, может, меньше. Я молилась вечером, как всегда, прочитала молитвы об упокоении за нее, поплакала, но ход моих мыслей поменялся – я представила, что она такая же, как и я, и она в первый раз умирает, ей, может, тоже где-то непонятно и странно такое состояние… стена между нами рухнула… и я почувствовала, что у подножия моей кровати кто-то стоит. Высокий и невидимый. Мне не было страшно, я знала, что должно произойти, и что, как только я лягу, я сразу засну. Так и случилось.
Я обнаружила себя в прекрасном солнечном месте. День был очень яркий. Солнца не было видно, но все было пронизано светом. (Каждый раз весной – в начале лета, когда солнце особенно яркое и светит сквозь свежую зелень, – бывают такие дни, я вспоминаю это, и мне становится хорошо.) Были очень большие деревья, я таких больших раньше не видела, все было зелено, ходили люди, они улыбались, я стояла на дорожке и ждала Иру. Иру привели ко мне из глубины этого сада. Мне показалось, что она немного удивилась, увидев меня, но ей что-то сказали (не знаю, кто, Ангелы??), и она заулыбалась и кинулась меня обнимать. Я сказала, что очень ее люблю, и она сказала что очень меня тоже любит, и я почувствовала такое тепло в груди, мне было очень хорошо. Ира выглядела, как в жизни, только волосы были чуть темнее – не мелированные.
Потом мы гуляли, мы провели вместе целый день – очень много времени, мы говорили и не могли наговориться. Интересно, что я всегда шла с одной стороны, а она с другой, в каком бы направлении мы ни шли, мы не менялись положением. Мы даже ели мороженое. Мне было очень радостно. Когда мы разговаривали, я отметила себе две вещи: первая – то, о чем мы говорим, очень интересно нам обеим и не касается земной жизни, вторая – я ничего не буду помнить из нашего разговора. Так и есть. Эта мысль – единственное, что я помню.
Потом пришла пора прощаться, мы тепло обнялись на прощанье… И тут я вспомнила, что Ира умерла. Меня откинуло назад. Между нами возникла черная полоса – как пропасть-граница. И я сказала: «Ирочка а ведь ты же, ты же …», я хотела сказать «умерла» и не смогла… Как можно сказать «ты умерла» человеку, который стоит перед тобой живой, с которым ты только что обнималась и который спрашивает, что же ты хочешь все-таки сказать?
Я почувствовала, что меня кто-то взял за правую руку выше локтя, потянул назад, и услышала в голове голос – «пора». Заботливый голос. Дальше я очутилась в комнате, где спала. Было солнечное утро. Я видела себя лежащей на кровати и плавно опускалась на себя. У меня не было никаких особенных эмоций по этому поводу, хотя мне было 18 лет, мне не было интересно, как я выгляжу или что-нибудь такое. Я обратила внимание, что рука неудобно лежит – наверное, затекла… Когда я опустилась к своему лицу, я проснулась. Рука действительно затекла…
Прошло больше 10 лет. Я очень люблю Иру. Когда я думаю о ней, у меня нет чувства безысходности и утраты, мне приятно о ней думать, но в последнее время я стала сильнее по ней скучать.
P.S. Эти 10 лет я регулярно – раз в месяц-два – навещаю Ирину бабушку, я ее очень люблю и дружу с ней – она удивительно добрый и адекватный человек, несмотря на свой преклонный возраст. Конечно, она рассказывала мне о смерти Иры. Ее положили в отдельную палату, бабушка была с ней. За какое-то время до смерти ее мучили сильные боли, и ей кололи обезболивающие лекарства. Но за три дня до смерти все боли прекратились. Ира иногда приходила в сознание, она попросила позвать священника. Пришел батюшка из Никольского собора, он исповедовал и причастил ее. Она сказала бабушке, что умирает, и когда она умирала, бабушка тоже была с ней. Она сказала, что Ира как будто отгоняла кого-то слева от кровати, чуть наклонялась и делала движения рукой, как будто отгоняет кого-то. Так она отошла ко Господу – тихо и спокойно, исповедовавшись и причастившись.
Еще летом бабушка ездила к старцу Николаю Гурьянову – он в те годы уже сильно болел и никого не принимал, но монашка отнесла ее письмо ему в келью, попросила подождать и через какое-то время вынесла икону «Воскресение Христово» – эта икона висит теперь в комнате.
Этим летом я спросила бабушку, видела ли она Иру после смерти. Она сказала, что два раза ей казалось, что она видит ее силуэт. А один раз, года три назад, она закрыла дверь в комнату, прочитала вечерние молитвы, сидя на кровати, и вдруг дверь распахивается и входит Ирочка. Входит и говорит: «Бабулечка!» «Сама такая красивая, и платье у нее такое красивое, – бабушка делает движения руками, показывая пышность юбочки, – расцветка изумительная, и прыгнула ко мне на кровать за мою спину (Ира спала в одной кровати с бабушкой). Я хочу повернуться и не могу. Через какое-то время поворачиваюсь – никого. Подхожу к двери – открыта…»
Вот так.
Не проходит и месяца, чтобы различные известные ученые не выдвигали аргументы в защиту того, что со смертью жизнь человека не заканчивается. Да, со смертью умирает тело, но сломавшееся тело – не весь человек; человек несводим только к физиологии.
Со смертью жизнь не заканчивается. Смерть – это не точка, смерть – это двоеточие.
Смерть открывает новую, иную жизнь. Смерть вводит в новый мир. То, что говорит Церковь, – правда. Другое дело, что не все, что сказано церковным опытом, надо понимать буквально. Нужно уметь читать символы, знаки потустороннего. Но то, что иная жизнь существует, – это для меня факт. Потому что не могут заблуждаться все те люди, кто свидетельствовал о встречах с потусторонним миром. Бредом человека, впавшего в отчаяние от смерти близких, воспаленным воображением это не назовешь. Как и несводимы к эффекту гипоксии – кислородного голодания мозга – все эти видения туннелей и встречи с усопшими.
Человек в какие-то минуты своей жизни действительно соприкасается с потусторонним миром. И примечательно, что эти встречи не воспринимаются, впоследствии, как сон, как что-то случайное, но являются для человека сильнейшим субъективным свидетельством и мотивом переосмыслить всю жизнь.