Жизнь человека вполне можно представить как цепочку: Человек, рождение, жизнь, судьба, осмысление, смерть.… И всё – словно мошка по стеблю, и все – словно в поле колосья – и вроде бы рядом, но при этом - каждый по-своему.
Ты рождаешься. И от факта сего тебе уготован свой персональный росток. Стебель. Ствол. Кому как повезёт. Нелепый смешной человечек - букашка, козявка – цепляешься ты слабенькими ручонками за первые всходы своего пути и начинаешь взбираться всё выше, и выше, и выше… Не зная зачем, не понимая к чему, но карабкаешься ты вверх изо всех сил, ломая о пока ещё не загрубевшую кору свои несформировавшиеся ноготки и в кровь раздирая нежное ещё брюшко. Так натираешь ты первые мозоли, получаешь ранний опыт, усваиваешь основные уроки.
Ещё немного, и - о чудо – ты с удивлением открываешь, что рядом, сплошь сопя и пыхтя, ввысь стремятся такие же несмышленые личинки-гусеницы. А потом, присмотревшись, замечаешь за хлипкими былинками сотоварищей толстенные стволы тех, кто много раньше начали свой путь. Границы твоей грядки раздаются, мир обретает трёхмерность, ты впервые постигаешь мощь безграничного поля, по одному из колосьев которого ты совершаешь своё восхождение. Поле произрастает в рощицу, а та – в лес. Смотря как долго уготовано расти твоему колоску. А вкруг тебя уж сомкнулись чужие, пока ещё беззубые и дружелюбные, мордашки. У вас одна цель – ползти вверх. Но у каждого - свой стебелёк. И силы и скорости тоже свои. Все вы с рождения обречёны на участие в каком-то чудовищном марафоне. Чем выше и дольше ты лезешь, тем явственней это осознаёшь.
Вскоре приходит ещё одно откровение: не факт, что все стебли направлены вверх! Вот рядом змеится синусоидой чей-то изогнутый колос, с мелькающей по нему то слева, то справа хитрющей физиономией. Чуть поодаль – сломавшийся ствол, под острым углом уткнулся он короткой вершиной в землю. По нему вниз головой, почти не цепляясь и не стремясь остановиться, съезжает кто-то хмурый. В заблуждении считая, что движется к верху своего стебля, на самом деле стремительно скользит он вниз. Мгновение, гулкий удар, тишина… и сломанный ствол засыхает, лишившись своей таракашки. И что ужасает, повсюду видны буреломы сухой древесины. На разных отметках при разных толщинах обрубленной страшною силой (а может быть – волей…). Интуитивно свой стебель начинаешь обхватывать цепче. А он постепенно крепчает. Становится толще, да и кора огрубела. И если к тому времени ты не набрался достаточной ловкости – то пальцы перестанут держать тебя, разожмутся в самый неподходящий момент и… ствол твой, секунду назад зелёный и сочный, пополнит собой засохший частокол неудач и провалов.
Меж тем, если ты не сорвался, будь готов к ещё одному испытанию. Чем прямее древо твоей жизни, чем выше тебе удалось по нему взобраться, тем чаще мешают твоему восхождению другие соседи по полю, по роще, по лесу. Настырно запрыгивают они на твои ветки со своих уродливо искривлённых стеблей, за ноги и руки начинают отрывать твоё тело от ствола, чтобы продолжить подъём вместо тебя. Тебе приходится изловчаться, одной рукой плотнее прижимая себя к спасательной древесине, другой отдирая их липкие крючковатые пальцы от своих запястий, лодыжек, горла. Говорят, чужую жизнь не прожить. А, вот, место чужое занять – не вопрос для кого-то. И эти "кто-то" своим звериным чутьём (кто врождённым, кто – приобретённым) знают об этом с пелёнок, и до тех пор будут преследовать и караулить тебя, пока твой стебель зелен, свеж и не сломлен.
Да, кстати, и сам он - некогда нежный росток - сейчас не так уже гладок, как кажется стороннему завистливому взгляду. Кора – как наждак, как напильник, как рашпиль. И ствол – то годами ни ветки, ни сука, а то, вдруг, сплошь поросль – гуще, чем джунгли. А ты всё ползёшь. По неписаным правилам на всём протяжении твоей марафонской дистанции нельзя ни присесть, ни остановиться, ни даже просто передохнуть. Растёт стебель. Карабкаешься ты. Надо всё время опережать его. Поднимаясь выше. Стремясь в будущее. Секундная задержка – и ствол обогнал тебя. Он - вверх, ты - на месте, выходит, ты - в прошлом. И в том настоящем, где сейчас твой росток – там всё без тебя. А, значит, и завтрашний день, он, увы, для других. Печально, но такие условия. Не ты их устанавливал, не тебе их менять.
Изорванный в кровь, со сбивающимся дыханием ты продолжаешь движение. И с каждой подвижкой твой путь становится лишь сложнее. И сам ты стал грузный, и стебель твой – в три обхвата, да и годы тебя незаметно ослабили. Но вот наступает момент, когда кажется, будто снова в тебе пробуждаются силы, и руки начинают вновь смыкаться за стволом, и двигаться становится легче, и, вроде, подъём не так труден. На самом-то деле звонок этот тревожен: не руки стали длиннее, а ствол утончается: самую толстую его часть ты преодолел. Не силы добавились вверх карабкаться, а стебель под тобой начинает клониться, и ты ползёшь уж не строго по вертикали, а по наклонной.
Итак, полпути позади. Казалось бы, самый тяжёлый и трудный участок подъёма пройден. И тут заявляют о себе новые сюрпризы. Стебель стал тоньше, зато и качается вдвое сильнее. Того и гляди, размахнётся как катапульта – и скинет. Наклон появился, но с ним и добавились страхи: а вдруг переломится? Преследователи стали терять интерес к тебе. Вроде, можно расслабиться, но, словно специально, начинают ныть и саднить все заработанные шрамы, мозоли, потёртости, раны. Ещё четверть вдруг ставшей казаться сизифной дороги – и ты начинаешь самому себе напоминать ту букашку, что встала на этот путь изначально. Ты слаб, неуверен, в тебе нет прежнего задора. Скорость продвижения заметно уменьшилась, впрочем, сократился и прирост стебля. Он уже не подстегивает своего ползуна, а, кажется, сам боится от тебя оторваться. Ты, наконец, получаешь возможность замедлиться, обернуться, взглянуть на себя. И что же ты видишь?
Пока ты карабкался, сильнее стараясь прижаться к стволу, то всю грязь, что на нём оседала, невольно собрал на себе. Перед грудью твоей образовалась застаревшая гармошка из валиков сора, которые ты с тупым упрямством из последних сил толкал пред собою. Ты чистил руками и грудью свой стебель, как тряпочкой удаляют масло с автомобильного щупа. Всё что смог, ты, спрессовав, брал с собою. Да что же всё это такое? Кто говорит, грязь, кто говорит, карма, кто говорит опыт, а кто-то скажет – грехи. Наверное, оттого-то и кажется тебе сейчас столь чистым тот, противоположный, нижний конец стебля, который когда-то назывался детством. Если что и осталось на нём, так отсюда не видно, глаза уже слабы, видят на стебле только самые близкие или самые сильные оставшиеся пятна. Навечно въевшиеся. Гнилью точащие стебель. Грузом тянущие совесть. И, Богу хвала, если их мало!
Последние метры. То, что раньше пугало, теперь уже кажется обыденным, близким, рутинным и даже… желанным. Как ни страшно признаться, но тебе уже самому хочется, чтобы стебель твой начал клониться быстрее. Карабкаться станет легче, а, значит – доползти до вершины получится много раньше. Но, самое главное, стали желанья всё мельче, всё проще, всё реже. Наверное, именно в этом если не спасение, то - утешение, помощь.
Вдруг - треск!
...засыхающий стебель...
ПОКОЙ…
***
А где-то в сей миг появляется стебель! И кто-то на нём начинает свой путь на вершину, цепляясь слабенькими ручонками за первые всходы своего пути, взбираясь доверчиво выше, и выше, и выше…