В этом году страна отмечает два юбилея: сорокалетие начала горбачёвских преобразований и шестидесятилетие старта косыгинской реформы. Оба этих начинания до сих пор вызывают споры в научных кругах: одни экономисты связывают их с разрушением социалистической системы, другие, наоборот, видят пользу в отходе от примитивной модели хозяйствования. Реформаторов шестидесятых и восьмидесятых отличали разные подходы к преобразованиям, но объединяло их одно – стремление придать буксующей советской экономике здоровый импульс...
В ходе косыгинской реформы в СССР было введено понятие рентабельности производства, показано действие закона рыночной стоимости, признавалась эффективность методов материального стимулирования. Соратники Горбачёва были не против всего этого и предлагали в своём ключе продолжить начатое премьером-реформатором.
В центральной печати появились дискуссионные статьи инакомыслящих экономистов Егора Гайдара, Отто Лациса, Дмитрия Валового и других, которые простым языком объясняли народу природу цен, инфляции и причины дефицита товаров. В журнале «Коммунист» впервые была поднята проблема необоснованного перераспределения ресурсов страны между ведомствами, подробно разбирался механизм принятия решений по государственным проблемам.
На страницах центральных изданий публиковались факты и цифры, наводящие на размышления о несовершенстве системы хозяйствования, приправленной коммунистической идеологией. Если в разгар косыгинской реформы средний рост советского ВВП по паритету покупательной способности (ППС) опережал США, ФРГ и Францию, то в к середине семидесятых экономика стала замедляться. Обострялась проблема дефицита на потребительском рынке. По производительности труда СССР заметно отставал от передовых стран Запада.
Отголоски дискуссий нашли отражение в резолюции XXIV съезда КПСС, в которой было заявлено о дальнейшем продвижении реформ: «Нужно и дальше осуществлять концентрацию производства путем создания производственных, научно-производственных объединений и комбинатов, которые в перспективе должны стать основными хозрасчетными звеньями общественного производства. Совершенствовать структуру, сокращать излишние подразделения административно-управленческого аппарата, шире применять организационную и электронно-вычислительную технику, автоматизированные системы и научные методы управления и планирования».
Тормозом на пути преобразований в экономике стал переход от натурального планирования к валовому. Поскольку эффективность работы предприятия оценивалась в текущих ценах, то производители стремились всеми силами поднять себестоимость продукции.
«Искусственно накручиваемая стоимость реализуемой продукции способствовала росту цен в стране и обесценению рубля. Со злоупотреблениями боролись органы народного контроля и прокуратуры, но при отсутствии комплексной системы автоматизированного учета, выявленные случаи были каплей в море», – писал известный экономист Д.В. Валовой.
На апрельском пленуме 1985 года Михаил Горбачев прямо говорил о том, что «руководители многих министерств и предприятий стремятся «выбить» у государства побольше капиталовложений, станков и машин, сырья и топлива. В то же время нередко безответственно относятся к их рациональному использованию». В капитальном строительстве многие объекты возводятся непомерно долго, задерживается наращивание мощностей, неудовлетворительно выполняется план по вводу основных производственных фондов. На складах предприятий и новостроек скопилось немало неустановленного оборудования. С высокой трибуны впервые прозвучало, что «в большинстве отраслей научно-технический прогресс протекает вяло, по сути дела эволюционно – преимущественно путем совершенствования действующих технологий, частичной модернизации машин и оборудования». Нелицеприятная критика должна была заставить управленцев работать по-другому.
Переломить ситуацию в экономике должен был быстрый переход «на производство новых поколений машин и оборудования, которые способны обеспечить внедрение прогрессивной технологии, многократно повысить производительность труда, снизить материалоемкость, поднять фондоотдачу». Причём «первостепенное внимание должно быть уделено совершенствованию станкостроения, ускорению развития вычислительной техники, приборостроения, электротехники и электроники как катализаторов научно-технического прогресса». Посыл был абсолютно правильным. И уже через год рост ВВП страны удвоился, но в 1987 году резко упал. Торможение экономики некоторые советники Горбачёва связывали с издержками планового хозяйства, когда «действия на макроуровне не приводят к решению проблем на уровне предприятия» и в результате насыщение рынка потребительскими товарами не успевает удовлетворять реальный спрос.
Тут и вспомнили про сталинскую «модель опережения» с элементами рыночной экономики, благодаря которой к середине 1950-х годов СССР вышел на первое место в Европе, перегнав Англию и Францию, и стал стремительно догонять США. Попыткой решить проблему ускорения в восьмидесятых стали шаги по повышению самостоятельности предприятий в рамках расширения хозрасчёта.
Выходом из кризиса могло бы стать продолжение косыгинских реформ, которые впервые проводились не «за счёт населения», а на фоне повышения уровня жизни в СССР. При премьере Косыгине бурно развивалось строительство кооперативного жилья. Государство предоставляло пайщикам жилищно-строительных кооперативов практически беспроцентную ссуду в размере до 70% от стоимости квартиры на 20 лет. Резко возросло значение прибыли в управлении экономикой, появление фондов социально-культурного назначения и ускорение жилищного строительства позволило повысить уровень жизни. Как вспоминал академик Леонид Абалкин, в конце 1960-х «у нас даже появился избыток произведенного мяса, и мы арендовали у стран, входивших в Совет экономической взаимопомощи, холодильники, чтобы его хранить». К 1970 году Советский Союз обосновался на высоких позициях в таблице ооновского Индекса развития человеческого потенциала, который считается наиболее авторитетным показателем уровня жизни.
Сторонники косыгинских реформ хотели перейти к централизованному управлению в сочетании «с хозяйственной самостоятельностью и инициативой предприятий, объединений и других организаций» с использованием хозяйственного расчёта, прибыли, себестоимости и других экономических рычагов и стимулов.
И это, кстати, не противоречило Конституции 1977 года (статья 16 об экономической системе СССР). Заодно хотели возродить и разрушенную Хрущёвым систему предпринимательской инициативы в форме артелей, кустарей, личных приусадебных хозяйств. Они выпускали абсолютно всё, что пользовалось спросом, не только культтовары, стройматериалы, продукты питания, но даже холодильники, пылесосы, стиральные и швейные машины, радиоприемники. В артелях того времени постоянно изучался спрос, шёл поиск новых товаров, востребованных рынком.
Пробудить хозяйственную жилку, забытую новыми поколениями строителей коммунизма, должен был закон «О кооперации в СССР», который фактически разрешил предпринимательскую и негосударственную банковскую деятельность. С расширением кооперативного движения связывались надежды на быстрое реформирование всей экономики и создание предпосылок для развития рыночных отношений. Основой для этого служили углубление хозрасчётных принципов деятельности госпредприятий, появление первых арендных и акционерных организаций, выработка новых экономических концепций.
Расчёт делался на то, что кооперативы помогут быстро насытить страну дефицитными товарами, предложат населению множество новых качественных услуг. Но свобода предпринимательства, провозглашенная в восьмидесятых, в корне отличалась от артельного труда пятидесятых.
Сталинские артели продавали свои товары по доступным ценам, заботились об ассортименте, у них даже действовала своя, дополнительная, негосударственная пенсионная система, программа финансовой помощи, предоставлялись ссуды на строительство жилья и необходимые покупки.
Настроить кооперативы, появившиеся в перестройку, на честную работу так и не удалось. Вместе с ростом кооперативного движения возникал ряд крупных проблем и противоречий, тормозящих развитие честного предпринимательства. В большинстве кооперативов не соблюдался порядок ведения бухгалтерского и статистического учета, не велись приходно-расходные книги, нарушалась кассовая дисциплина. Налоговые проверки выявляли множество фактов сокрытия кооперативами своих доходов.
Особое недовольство у населения вызывали высокие цены на продукцию кооперативов. В народе к «частникам» стали относится как к рвачам и спекулянтам. Больше всего народ возмущало, что служащие одного и того же предприятия за одну и ту же работу в кооперативе и на заводе получали разную зарплату.
Многие советы трудовых коллективов выступали за ликвидацию кооперативов, размещавшихся на территории их предприятий.
Предоставленная кооперативам свобода в установлении цен не вписывалась в специфику финансовой системы страны. В обороте появилось слишком много наличных денег, что спровоцировало всплеск инфляции. Отсутствие культуры предпринимательской деятельности, несоответствие реальных целей многих кооперативов сути кооперативных отношений, а также противоречия, сложившиеся в государственном хозяйстве и обществе, только ускорило крах горбачёвских реформ. Нездоровая предпринимательская среда, которую облюбовали криминальные авторитеты, вероятно, и сформировала образ будущего российского предпринимателя в малиновом пиджаке и пальцами веером, который не хотел играть с государством по законам и правилам.
Вместо того, чтобы постепенно переводить экономику страны на рыночные рельсы, кооперативы старались отхватить от общего пирога как можно больше, делали деньги, наживались, откупались от проверяющих. Это и вызывало отторжение в обществе. Опрос населения, проведенный Госкомстатом СССР в 1989 году, показал, что люди связывали с кооперацией все негативные явления в жизни страны: увеличение дефицита в торговле, рост преступности. Слово «кооператор» на закате СССР воспринималось в обществе как ругательное, равнозначное махинатору и вору. Всё это и привело к свертыванию горбачёвской кооперации.
Ситуация в экономике всё больше усугублялась. Республики и области начали проводить всё более самостоятельную политику, ограничивая вывоз из регионов дефицитных товаров и перетягивая на себя контроль за находящимися на своей территории предприятиями. К 1990 году под контролем союзного центра формально оставалось примерно 30% всех ресурсов, причём свободы в распоряжении ими в Москве было гораздо меньше, чем на местах.
Спасти экономику и страну от развала ещё можно было в начале девяностых. Последний премьер Советского Союза Валентин Павлов подробно поведал об этом в книге «Упущен ли шанс? Финансовый ключ к рынку». Согласившись возглавить правительство в разгар острого экономического и политического кризиса, он выступал за то, чтобы конституционно ввести понятие частной собственности. Но частная собственность, в его представлении, должна не доминировать, а расширяться параллельно с государственной, дополнять её.
Павлов понимал, что получив свободу, нарождающийся частный сектор со временем займет свои позиции в торговле, в сфере услуг, легкой промышленности, ресурсосберегающих отраслях, связанных с научно-техническим прогрессом и ратовал за регулируемый социально ориентированный рынок. Путь к такому рынку лежал через реформу ценообразования, обмен денег и другие не очень популярные в то время процессы по оздоровлению экономики. Павловская реформа могла бы не только укрепить экономику, но и создать новые стимулы к труду, ускорить развитие частного сектора. Именно денежно-финансовая сфера, по мнению Валентина Павлова, должна была дать начальный импульс рыночным реформам.
Доклад В.С. Павлова о кризисном положении в народном хозяйстве так не увидел свет. Премьер, на которого младореформаторы повесили всех собак за неудачные рыночные эксперименты, так и не успел предупредить народ о том, что уже в 1990 году определённые финансовые круги на Западе начали готовиться к грядущей в СССР приватизации, что часть нашей денежной массы через подставных лиц оказалась в руках иностранных граждан.
За границей на счетах коммерческих банков начали накапливаться и огромные капиталы наших «теневиков». Они вбрасывали в Союз солидные суммы долларов, обменивая их по «чёрному» курсу. Так доллар приступил к решению своей стратегической задачи – вытеснению рубля.
Павлов хорошо понимал, что финансовая система страны вот-вот рухнет, и начнётся настоящий хаос. Но разрешение на полномасштабную денежную реформу Горбачев не давал. А утечка информации о готовящемся частичном обмене денег сыграла на руку «теневым» структурам, которые успели обменять свои наворованные деньги на иностранную валюту.
Сегодня даже те экономисты, кто в своё время критиковал Павлова, признают, что в то время обмен был необходим для стабилизации денежного обращения, усмирения «чёрного рынка», повышения покупательной способности рубля. При государственном регулировании цены это позволило бы избежать «шоковой терапии», навязанной американскими «советниками, которая вскоре потрясла всю страну.
За годы реформ наша страна прошла непростой путь к построению рыночных отношений ценой больших потерь и разочарований, предательств и измен. Об этом написано немало умных книг и статей нашими и зарубежными авторами. Одни из них считают, что рыночные реформы, затеянные в советское время, были разрушительными, другие стараются отыскать в них рациональное зерно.
Но как бы мы теперь не относились к преобразованиям тех лет, исторический опыт первых шагов на пути к рыночной экономике востребован и сегодня. Спустя десятилетия, изучая документы и факты той эпохи, мы можем глубже осмыслить причины неудач, познать цену преобразований, сделать правильные выводы, чтобы не наделать ошибок при построении новой суверенной экономики, которая работала бы на благо своего народа, а не в угоду интересов чужестранцев...