
	
	   За два года, которые Марина Цветаева прожила в СССР после возвращения из эмиграции в 1939, она формально не подвергалась преследованиям за литературную деятельность. Ее, величайшего поэта и жену и мать арестованных по обвинению в шпионаже Сергея и Ариадны Эфрон, просто не стали печатать. Единственная попытка Цветаевой издать сборник стихов была пресечена внутренней рецензией Гослитиздата. Не позволили быть даже литературным поденщиком: предоставленная вначале возможность делать переводы была отнята. Безработица и изоляция довели ее до отчаяния, нищеты, а в конечном итоге — до самоубийства.
	
	"...Смерть – это так:
	
	Недостроенный дом,
	
	Недовзращенный сын,
	
	Недовязанный сноп,
	
	Недодышанный вздох,
	
	Недокрикнутый крик..."
	
	 1920 
	
	«Ни с кем, одна, всю жизнь, без книг, без читателей, без друзей, — без круга, без среды, без всякой защиты, причастности, хуже, чем собака, а зато… А зато — все», — писала о себе Марина Ивановна Цветаева в частном письме. 
	
	Прогудела — как осенний прибой —
	
	И проплакала сама над собой.
	
	Июнь 1934
		М. Цветаева.  Портрет работы М. Нахмана.
Портрет работы М. Нахмана. 
				Рябину
				
				 Рубили
				
				Зорькою.
				
				Рябина —
				
				Судьбина
				
				 Горькая.
				
				Рябина —
				
				Седыми
				
				Спусками…
				
				 Рябина!
				
				Судьбина
				
				Русская.
1934
			Когда я гляжу на летящие листья,
			
			Слетающие на булыжный торец,
			
			Сметаемые — как художника кистью,
			
			Картину кончающего наконец,
				
				Я думаю (уж никому не по нраву
				
				Ни стан мой, ни весь мой задумчивый вид),
				
				Что явственно жёлтый, решительно ржавый
				
				Один такой лист на вершине — забыт.
				
				
				20-е числа октября 1936
	
	 О себе. Меня все считают мужественной. Я не знаю человека робче себя. Боюсь — всего. Глаз, черноты, шага, а больше всего — себя, своей головы — если это голова — так преданно мне служившая в тетради и так убивающая меня — в жизни. Никто не видит — не знает,— что я год уже (приблизительно) ищу глазами — крюк, но его нет, п. ч. везде электричество. Никаких "люстр"... Я год примеряю — смерть. Все — уродливо и — страшно. Проглотить — мерзость, прыгнуть — враждебность, исконная отвратительность воды. Я не хочу пугать (посмертно), мне кажется, что я себя уже — посмертно — боюсь. Я не хочу — умереть, я хочу — не быть. Вздор. Пока я нужна... Но, Господи, как я мало, как я ничего не могу!
	
	Доживать — дожевывать
	
	Горькую полынь —
	
	Сколько строк, миновавших! 
	
	Ничего не записываю. С этим — кончено.
	
	   Вчера ночью Федин сказал мне, будто с собой покончила Марина. Я не хочу верить этому. Она где-то поблизости от вас, в Чистополе или Елабуге. Узнай, пожалуйста, и напиши мне (телеграммы идут дольше писем). Если это правда, то какой же это ужас! Позаботься тогда о ее мальчике, узнай, где он и что с ним. Какая вина на мне, если это так! Вот и говори после этого о "посторонних" заботах! Это никогда не простится мне. Последний год я перестал интересоваться ей. Она была на очень высоком счету в интеллигентном обществе и среди понимающих, входила в моду <…>. Так как стало очень лестно числиться ее лучшим другом, и по многим другим причинам, я отошел от нее и не навязывался ей, а в последний год как бы и совсем забыл. И вот тебе! Как это страшно.
	
	 http://www.kommersant.ru/doc/2792469
Гриша Газизулин (1947-1972) г. Магнитогорск
	
	МАРИHА.
(31 августа 1941 г.)
		
		Континентальная Елабуга,
		
		Сквозь твой засиженный уют,
		
		Так целомудpенные яблоки
		
		Hа ветках сентябpем встают.
		
		Эх, Елабуга, Ела-буга,
		
		Опоздают твои снега.
		
		Ты тепеpь, гоpодок, помедли,
		
		Hам еще не пели пpо петли.
		
		Губы в соль, неласковый пpивкус, -
		
		Задыхается в петле август.
		
		Ты его пpиголубь, пpикаpмань,
		
		Глухомания - глухомань.
		
		("Я-то знаю - настанет чеpед,
		
		Тоpоплюсь опоздать напеpед.
		
		Опоздать заслужить почет.
		
		Опоздать смолчать, что почем.
		
		И в такой-то, такой-то зной
		
		Колесить в боpьбе с саpанчой.
		
		Ты пpости - устаю участьем,
		
		Кpохой славной больших столов.
		
		Да поэты в сумятице слов
		
		Сами пpавят свой жесткий ластик.")
		
		Hикого собой не наpушив.
		
		Без записок великодушных.
		
		Так умеют поэты
		
		Уходить незаметно.
		
		Hезаметно, пеpедpассветно.
		
		И в холодных суставах пpокушенных папиpос
		
		Долгожданно остывает вопpос.
		
		Гоpоду четыpе чеpствых года бpести,
		
		Hекогда pуками всплеснуть, pазвести.
		
		Гоpод глохнет.
		
		- Контужен, pанен ты?
		
		Ты пpости мою обиду, ты пpочти мою,
		
		Ты запамятуй...
		
		16 апpеля 1972 
	