Итак, выделим некоторые ключевые моменты, обозначенные в интродукции. Первое — это несомненная путаница, утрата дней, некая интрига, сопровождавшая рождение григорианского летосчисления.
Второе — равноденствие. Третье — мистическое число «тысяча», принятое для обозначения продолжительности всего христианского эона.
А теперь смешаем все эти компоненты в нарративной реторте.
Оглядываясь назад: год 1999-й был годом полнейшей путаницы и разброда. Кровавые войны в Косово и Чечне соседствовали с бумом интернет-производителей, и там и там сначала всё множилось (в первом случае — трупы, во втором — бездарный софтверный хлам и голые прожекты), а потом было сожжено и выброшено. Аннигилировано полностью. США (a говорить нам придётся, хотим мы этого или не хотим, в основном о США как о флагмане мировой христианской гегемонии) переживают бум насилия. Именно в 1999-м случилась знаковая, растиражированная Майклом Муром, этим жутким толстяком в бейсболке, развесёлая стрельба в Колумбине (мальчуганы словно поиграли в Doom или Unreal наяву — они были очень-очень несчастные, так что цыц), когда были убиты 12 школьников. Америку заполонили покемоны — странные неживые существа, символом которых была перевёрнутая свастика. Они проникли буквально в каждую американскую семью. Ясная библейская картина постепенного вхождения в мир разных уровней бытия, хорошо знакомая маленьким Джереми и Джиму по воскресным проповедям, сменилась обскурантской космогонией креативщиков из «Нинтендо».
Если мы уж упомянули эквилибриста от кино Мура, вспомним и замечательного режиссёра Стэнли Кубрика, почившего в том же пресловутом 99-м. Кино — это ведь вполне себе показатель, особенно когда речь идёт об Америке. И как раз необычайную популярность приобретает так называемое независимое кино. Кассовым становится странное замороченное действо, рваные фреймы, хаотические мелькания сатанинских сущностей. Абсолютный хит того года — «Ведьма из Блэр». Блуждающая «любительская» камера создала непередаваемый доселе эффект «всевидящего ока», она словно заменила собой господа и взяла на себя функцию созидательную. Смею предположить, что подобная метаморфоза крайне опасна для любого носителя авраамической традиции того или иного толка. Кубрик лишь проецировал материю, гениально симулируя некоторые аспекты бытия. Как это и было заведено в веке XX, он лишь баловался симулякрами и никак не посягал на такой вот модернистский прозелитизм, промышлять коим было вполне с руки настойчивым студентам-киношникам, создателям «Ведьмы», старшим братьям играющих в покемоны.
Всё это я изложил совсем не для того, чтобы выстроить очередную конспирологическую теорию конца света, отнюдь. Речь здесь идёт о симптомах прогрессирующей энтропии, медленном угасании того мира. Мира в контексте не только века ХХ, который мы помним и любим. А в перспективе — всего тысячелетия, огромной временной бездны, где выхолащивались примордиальные, языческие принципы и взращивалась новая онтология религий откровения. Неповоротливый, монструозных размеров остов семитских нагромождений был дополнен европейской компонентой — прочным материалом! И расцветали и падали в небытие великие империи... Рим, Византия, Российская империя и, наконец, США. Да-да, не удивляемся, третий Рим расцвёл именно там. Не в душных борделях — ночных клубах наглой купеческой Москвы, а в хрупких, тряпичных фургонах переселенцев — мормонов, евангелистов, баптистов — на Северо-Американском континенте строилась и процветала последняя из известных великих империй ушедшего тысячелетия.
Клиническая картина медленной смерти большой атлантической империи в общем вполне типична. Агонизировал медлительный монстр долго и обречённо. Гипоксии (нехватке кислорода) свойственна экстатичность. А кислорода, живительной влаги — амриты — больному континенту действительно не хватало. Как беззубая старуха на смертном одре шамкает обезображенным ртом и, задыхаясь, ловит последние глотки жизненной субстанции, так и страна Линкольна и Элвиса пыталась вдохнуть в себя последние остатки былой колониальной славы. А именно стойкую идейную составляющую своего бесконечного экспансионного безумия, неброский христианский морализм, экспрессивность по отношению к труду, непрекращающийся поиск вечного внешнего врага и, конечно, вот это умение — наблюдать за песчаной бурей, когда лишь демонически воющий флюгер разделяет с тобой щемящую неуёмность происходящего и даже собаки почтительно молчат, отдавая дань величию момента.
Гипоксия способствует возникновению эйфорических состояний. Не обошлось и без этого. Тысячи возбуждённых двуногих заполонят площадь Времён, дабы отметить наступление будоражащей умы даты, и будут скандировать в такт секундной стрелки. Пошёл обратный отчёт, как в детской песенке, и с каждым следующим числом умирает число предыдущее, мажорное, и так до абсолютной пустоты: «…23 — ничего не говори, 22 — обесценились слова… 8 — пощады не просим… 3 — холодеет всё внутри… 0 — а ведь голый наш король».
---