• Авторизация


Без заголовка 05-04-2020 13:30 к комментариям - к полной версии - понравилось!

Это цитата сообщения Bo4kaMeda Оригинальное сообщение

Король поэтов Игорь-Северянинъ (1887—1941)

Bo4kaMeda







«Российский Оскар Уайльд» — Игорь Северянин. 1914


Игорь Северянин – поэт сложный, двусмысленный, очень тонкий и многим непонятный.

Невозможно не улыбнуться, вспомнив об ананасах в шампанском, олуненной аллее, об экипажах и пажах, в которых, безвопросно-вскрыливший, отолпенный поэт иронично и тонко высмеивает пошлость, банальность, бездарность и мещанство всех родов.

Но шумное муаровое платье живет рядом с самопохоронами (через много десятилетий отголоском прозвучавшими в «Августе» Пастернака), а больное самовозвышение - лишь проявление жалости к самому себе.


При этом вся тональность творчества Игоря Северянина остается мажорной, сохранявшейся даже когда о былой шумной славе давно забылось, а нищета и забвение навсегда поселились в его новом доме - в Эстонии.



Дом в Тойле, где жил Игорь Северянин.
Рисунок. 1927 г.
Эстонский литературный музей


В отличие от Саши Черного, тоже высмеивавшего пошлость и мещанство, творчество Игоря Северянина в своей основе все-таки жизнеутверждающее, хотя ключ к пониманию его поэзии лежит в его трагическом мироощущении.





Поэт намеренно соединяет и сталкивает контрасты и противоположности, которые в жизни всегда нераздельны и слитны и потому маска паяца в его поэтическом балаганчике на более глубоком уровне оборачивается серьезностью и болью, а вовсе не фарсом.

Он тем хорош, что он совсем не то,
Что думает о нем толпа пустая,
Стихов принципиально не читая,
Раз нет в них ананасов и авто,

Фокстрот, кинематограф и лото —
Вот, вот куда людская мчится стая!
А между тем душа его простая,
Как день весны. Но это знает кто?

Благословляя мир, проклятье войнам
Он шлет в стихе, признания достойном,
Слегка скорбя, подчас слегка шутя

Над вечно первенствующей планетой...
Он — в каждой песне, им от сердца спетой,-
Иронизирующее дитя.

Игорь-Северянин






Северянинская игриво-ироничная ухмылка «поэзника», пародирующая декадентскую мораль, дух и мышление, соседствует у поэта со сказкой о душистом горошке, в которой возвышенная мечта о любви и счастье, соприкоснувшись с жестоким миром реальности, трагически гибнет.

Игорь Северянин - человек играющий, а значит – свободный. Его безграничная слава начала прошлого века говорит только о том, что он точно уловил дух времени, попав в его контекст своими игровыми экспериментами, установив новые правила игры, которые публикой были приняты на «Ура».



Игорь Северянин. 1915


Начав свою карьеру со скандала, когда тогдашний кумир страны и мира Лев Николаевич Толстой в пух и прах разгромил стихи молодого Северянина, он в одночасье превратился в значимую фигуру, чьи стихи, до сего момента отвергавшиеся всеми редакциями, стали желанными, а поэт стал королем поэзии.

Игорь Северянин смело экспериментирует с языком, с наслаждением и восхищением играет в словообразование, подобно тому, как играют в бисер герои романа Германа Гессе. С той только разницей, что Касталия – замкнутая и отгороженная от мира страна, закапсулированная и самодостаточная, а поэтический мир Игоря Северянина питается жизнью, трагизму которой он противопоставляет Красоту, Любовь и Наслаждение:






Живи, Живое! Под солнца бубны
Смелее, люди, в свой полонез!
Как плодоносны, как златотрубны
снопы ржаные моих поэз!

В них водопадят Любовь и Нега,
И Наслажденье, и Красота!
Все жертвы мира во имя Эго!
Живи, Живое! - поют уста.

Во всей вселенной нас только двое,
И эти двое - всегда одно:
Я и Желанье! Живи, Живое! -
Тебе бессмертье предрешено!

Эгополонез, 1912






Играя в словобразование, поэт создает парадоксальные и смыслоемкие неологизмы, которые, если читать подряд, очень напоминают детский способ освоения мира: дети видят мир, но не знают тех слов, которыми взрослые его называют, пользуясь готовыми клише из уже существующего языкового пространства. За неимением такого знания, дети начинают сами изобретать слова.

Хотя что тут удивительного: еще в раю Бог заповедал Адаму давать имена всем зверям и птицам, чему Адам и следовал. Нечто подобное делает и Игорь Северянин. Его речетворящий играющий дух изобрел почти три с половиной тысячи новых слов:

прелесть, снегурочность, противостатность, оцариться, свирельница, эксцессэр, резервэрка, министресса, поэтичка, рыцарица, Миррэлия, кадрильон, рондолет, лексионэр, сударышня, Акмеич, Эклерезита, смеюнья, гасунья, цветунья, грёзность, лосскость, ближница, культурник, гениалец, далёчница, интуитта, героиза, нервиза, грёзэр, мчатель, чересчуринька, блондный, мотивовый, заристый,свирельчатый, гурманический, беатрический, монстриозный, богадельнинский и т.д.

Смысл многих из них неясен. Поэтому становится понятным юмористические замечание некоторых поэтов и литературоведов, что при издании сборников Северянина хорошо бы снабжать их списками не совсем ясных и малоизвестных слов с их переводом на русский, как это делается, например, в книгах на церковно-славянском языке.





Каретка куртизанки, в коричневую лошадь,
По хвойному откосу спускается на пляж.
Чтоб ножки не промокли, их надо окалошить, -
Блюстителем здоровья назначен юный паж.

Кудрявым музыкантам предложено исполнить
Бравадную мазурку. Маэстро, за пюпитр!
Удастся ль душу дамы восторженно омолнить
Курортному оркестру из мелодичных цитр?

Цилиндры солнцевеют, причёсанные лоско
И дамьи туалеты пригодны для витрин.
Смеётся куртизанка. Ей вторит солнце броско.
Как хорошо в буфете пить "крем-де-мандарин"!

За чем же дело встало? - к буфету, черный кучер!
Гарсон, сымпровизируй блестящий файв-о-клок...
Каретка куртизанки опять все круче, круче,
И паж к ботинкам дамы, как фокстерьер прилёг...

Карета куртизанки, 1911


Сотканная из необычных звуко- и слово-сочетаний, которые не каждый выговорит и поймет, поэзия Игоря Северянина при этом очень музыкальна и многие его стихи стали песнями, как, например, любимое многими «Это было у моря». Музыкальность - отличительной особенность поэта, присутствующая во всем строе его стихов и во многих их названиях.







Начав в дореволюционной России с шумной и скандальной славы эгофутуриста и автора "Громокипящего кубка", где его знали, публиковали, обсуждали и осуждали, в послереволюционной России о нем забыли, вычеркнув из русской культуры, как и многих других поэтов, писателей и художников первой волны эмиграции.

Удивлению поэта, которого в той жизни и в той России знали все, не было предела, когда вдруг оказалось, что русские офицеры, вступившие на территорию Эстонии в 1940-м году, даже не слышали его имени, не говоря уже о том, чтобы читать его стихи. До революции его поэзию называли двусмысленной, после революции с двусмысленностью было покончено.

Стихи Игоря Северянина стали однозначно декадентскими и контрреволюционными, а поэт превратился в персону нон-грата. Вспомнили о поэте незадолго до перестройки: первый томик стихов вышел ровно через шестьдесят лет (в 1978) после его эмиграции из России в 1918.

В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом
По аллее олуненной Вы проходите морево...
Ваше платье изысканно, Ваша тальма лазорева,
А дорожка песочная от листвы разузорена —
Точно лапы паучные, точно мех ягуаровый.

Для утонченной женщины ночь всегда новобрачная...
Упоенье любовное Вам судьбой предназначено...
В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом —
Вы такая эстетная, Вы такая изящная...
Но кого же в любовники? и найдется ли пара Вам?

Ножки пледом закутайте дорогим, ягуаровым,
И, садясь комфортабельно в ландолете бензиновом,
Жизнь доверьте Вы мальчику в макинтоше резиновом,
И закройте глаза ему Вашим платьем жасминовым —
Шумным платьем муаровым, шумным платьем муаровым!..

К Энзель, 1911







Игорь Северянин жил в очень непростое время, когда в воздухе неуловимо витали страх и ожидание неминуемой катастрофы. Поэт уловил эти настроения задолго до того, как катастрофа стала реальностью. Йохан Хейзинга, написавший «Человека играющего», книгу на все времена и сезоны, как-то заметил, что маскарады являются явным и несомненным признаком упадка, его последним проявлением.

Северянин со своей шутовской манерой и иронией попал точно в нерв уходящей эпохи, в которой сама жизнь превратилась в маскарад. Но сочетая серьезность с иронией, Игорь Северянин сумел остаться серьезным настолько, чтобы его не принимали слишком всерьез, и настолько ироничным, чтобы не стать посмешищем.


Двусмысленная слава
Моя двусмысленная слава
Двусмысленна не потому,
Что я превознесён неправо, -
Не по таланту своему, -

А потому, что явный вызов
Условностям - в моих стихах
И ряд изысканных сюрпризов
В капризничающих словах.

Во мне выискивали пошлость,
Из виду упустив одно:
Ведь кто живописует площадь,
Тот пишет кистью площадной.

Бранили за смешенье стилей,
Хотя в смешенье-то и стиль!
Чем, чем меня не угостили!
Каких мне не дали 'pastilles'!

Неразрешимые дилеммы
Я разрешал, презрев молву.
Мои двусмысленные темы -
Двусмысленны по существу.

Пускай критический каноник
Меня не тянет в свой закон, -
Ведь я лирический ироник:
Ирония - вот мой канон.







Под псевдонимом Игорь-Северянин писал Игорь Васильевич Лотарёв, обязанный расцветом своего таланта вовсе не столичному Петербургу, где родился (1887) и прожил первых девять лет, а русскому Северу, его природе и деревенской жизни. Отроческие впечатления о чудесных северных местах, куда его увез в девятилетнем возрасте отец, позднее переплавились в тонкую северянинскую лирику о потерянном рае - русском Севере.



Анастасия Чеботаревская, Федор Сологуб, Игорь Северянин (сидят);
Владимир Сидоров (Вадим Баян), Борис Богомолов (стоят).


Город воспринимался Игорем-Северяниным с большой долей иронии, особенно по отношению к жизни мещан и обывателей. Его первые поэзы, принесшие ему шумную славу и все, что ей сопутствовало (женщины, цветы, комфорт, деньги, вино…), не смогли заглушить память сердца.

Шексна моя, и Ягорба, и Суда,
Где просияла первая любовь,
Где стать поэтом, в силу самосуда,
Взбурлённая мне предрешила кровь


Но это было уже в другой жизни, в эмиграции. А в столичной жизни детского периода определяющую роль сыграла грустная семейная коллизия. Отец, Василий Петрович Лотарёв (1860 г.р.), выходец из купцов, владимирских мещан, учился в немецком пансионе в Ревеле, потом - в Инженерном училище Санкт-Петербурга и далее пошел по военной службе: стал чиновником, дослужился до чина штабс-капитана и даже заслужил дворянское звание. Но дела его после отставки не заладились и умер он очень рано – в 44 года.





Мать, Наталья Степановна (1837 г.р.), урожденная Шеншина, происходила из старинного дворянского рода, корни которого уходят в далекую старину конца XV века. Шеншины имели свой герб, на котором значилось: «Ведомые Богом прямо к цели». Отец Натальи Степановны был предводителем уездного дворянства Курской губернии и в ее родословной есть такие имена, как Афанасий Шеншин-Фет и Николай Карамзин, хотя некоторые усомневают этот факт. Однако сам поэт не без гордости писал:

Известно ль тем, кто, вместо нарда,
Кадит мне гарный дым бревна,
Что в жилах северного барда
Струится кровь Карамзина?
И вовсе жребий мой не горек!..
Я верю, доблестный мой дед,
Что я - в поэзии историк,
Как ты в истории поэт!

Брак Натальи Степановны с Василием Петровичем был вторым. От первого брака с генерал-лейтенантом Г.И.Домонтовичем осталась дочь Зоя, сводная сестра Игоря, которую он очень любил и был потрясен ее ранней смертью. По линии Домонтовичей у поэта было тоже много известных людей. Самое известное для советского человека имя Александры Коллонтай (урожденной Домонтович). Она приходилась Игорю-Северянину троюродной сестрой и вспоминала о его совсем не детских печальных глазах.

Брак Домонтовича (Шеншиной) с Лотарёвым был мезальянсом. Они не были парой ни по происхождению, ни по возрасту: она была старше Василия Петровича почти на двадцать пять лет. Но породниться со старинным родом и вдовой генерала было лестно для молодого двадцатичетырехлетнего адьютанта.

Ах, всякий знает рижский штранд! –
Когда с ней встретился за кофе
У Горна юный адъютант.
Он оказался Лотарёвым,
Впоследствии моим отцом;
Он мать увлёк весенним зовом,
И всё закончилось венцом.




1890-e




Игорь Лотарев в возрасте шести лет. 1893


Через год у супругов родился сын. Наталье Степановне было тогда уже … пятьдесят. Неравенство почти сразу сказалось на отношениях супругов: молодой офицер любил кутежи, вино и женщин, а Наталья Степановна предпочитала музыку, оперу,

книги, общество высокообразованных людей дворянского света. В доме часто бывали певцы, артисты, музыканты. В одну из них, родственницу известной в те времена певицы Мравинской, пятилетний Игорь влюбился:

Мне было пять, когда в гостиной
С Аделаидой Константинной,
Которой было тридцать пять,
Я, встретясь в первый раз, влюбился...
С нее ведет начало школа
Моих бесчисленных побед
И ровно стольких женских бед...

Брак оказался неудачным, и когда мальчику исполнилось девять лет, родители развелись. Отец забрал сына в Череповец (ныне Вологодская область), где жили его сестра и брат (тетя и дядя мальчика). У обоих в этих краях были усадьбы: одна во Владимировке, где жил дядя и в которой сейчас организован музей поэта, вторая - в Сойле, где жила тетка.



Игорь Северянин. 1910-е гг.


У нее-то мальчик и прожил большую часть времени из семи лет, проведенных в этих краях, - до тех пор, пока шестнадцатилетнего юношу отец не забрал с собой на Дальний Восток, где собирался заняться коммерческой деятельностью, из которой, впрочем, ничего не вышло.

Сойла стала поэтической колыбелью Игоря-Северянина. Усадьба стояла на реке Суда, в очень красивом живописном месте - с девственными лесами, зелеными лугами, голубыми реками, в которых в изобилии водилась рыба. Усадьба не сохранилась, но сохранились легенды, которые ходили о ней.

Якобы здесь жили семь сестер-помещиц, убивавших своих внебрачных детей и сжигавших их на костре во дворе. Потом усадьбу купила пара, покончившая здесь жизнь самоубийством. И в этом страшном доме мальчик жил на втором этаже и каждую ночь дрожал от страха, потому что ему с наступлением темноты чудились покойники и привидения. Но зато днем – свобода!!!

Мальчик фактически рос сиротой. Отданный на попечение тетки, которой до него вовсе не было дела, он был предоставлен сам себе и был очень одинок. Его спасали зимой - лыжи, летом - рыбалка, лодки, длинные пешие прогулки, лошади, одна из которой была его личной, собаки, разговоры с местными крестьянами, походы в лес за грибами и ягодами.



Усадебный сад во Владимировке, усадьбе дяди Игоря-Северянина


Здесь ему впервые явилась его поэтическая Муза Лесофея, здесь в свои двенадцать лет он влюбился уже почти по-настоящему - в кузину Лилечку (Елизавету), которая была на пять лет старше, что для него не имело никакого значения, как и то, что она была его двоюродной сестрой. Когда позднее по дороге на Дальний Восток отец с сыном заехали в Москву на ее свадьбу, для Игоря эта встреча закончилась попыткой самоубийства, к счастью, неудачной.

И все это – природа, лес, свобода, любовь – сделали из впечатлительного и начитанного юноши великого русского поэта, продолжившего традиции Пушкина, Тютчева, Лермонтова, Фета и Тургенева. В эмиграции, вспоминая о своем детстве, поэт напишет:

…… представь себе
Леса дремучие верст на сто,
Снега с корою синей наста,
Прибрежных скатов крутизну
И эту раннюю весну,
Снегурку нашу голубую,
Такую хрупкую, больную,
Всю целомудрие, всю – грусть…
Пусть я собой не буду, пусть
Я окажусь совсем бездарью,
Коль в строфах не осветозарю
И пламенно не воспою
Весну полярную свою!

И вовсе не случайно появится псевдоним Северянин, а точнее приставка к имени Игорь–Северянин. Он так его и писал - через дефис, подобно Мамину-Сибиряку или Новикову-Прибою. Только позднее приставка превратилась в фамилию и стала писаться без дефиса. Сегодня на месте прежней Сойволы стоит дачный поселок Сойволовский





Его жители ни сном, ни духом не ведают, что здесь когда-то жил поэтов король Игорь-Северянин. Вскоре отец отдал мальчика учиться в Череповцкое реальное училище, но учеба не заладилась: во втором классе мальчика оставили на второй год.

Проучившись, в общей сложности пять лет, Игорь с трудом окончил четыре класса и о своих ученических годах вспоминал с отвращением, питая при этом нежную любовь к директору ненавистного ему учебного заведения князю Б.А.Тенишеву.

Для всех секрет полишинеля,
Как мало школа нам даёт.
Напрасно, нос свой офланеля,
Ходил в неё я пятый год:
Не забеременела школа
Моим талантом и умом,
Но много боли и укола
Принёс мне этот «мёртвый дом»,
Где умный выглядел ослом.
Убого было в нём и голо, –
Давно пора его на слом!..


*****************

Ту зиму прожил я в деревне,
В негодовании зубря,
Всё то, что все мы зубрим зря.
Я алгебрил и геометрил.
Ха! Это я-то, соловей!
О счастье! Я давно разветрил
«Науки» в памяти своей…




Усадьба дяди Игоря-Северянина Михаила Лотарёва во Владимировке, где с 1996 г. располагается музей поэта


Не справляясь с мальчиком, отец решил вызвать на время учебы из Петербурга мать. Встреча матери и сына была бурной, счастью не было предела. Мать, в отличие от отца, не настаивала, чтобы ее сын грыз гранит науки. Главное, говорила она, привить вкус, все остальное приложится. И вкус у Игоря Северянина действительно был: усилия матери не пропали даром.

Так образование юноши ограничилось четырьмя классами реального училища, что потом ощущалось как недостаток, прежде всего, им самим. В шестнадцать лет отец берет сына с собой на Дальний Восток, откуда через год юноша сбегает к матери в Петербург. Здесь начинается новая жизнь: он уже знал, что хочет быть только поэтом, а в своей гениальности Игорь-Северянин не сомневался.



С. Н. Шаталов. Сойвола. Январь.


Новую жизнь семнадцатилетний юноша Игорь-Северянин, тогда еще Игорь Лотарёв, начинал вполне романтично: однажды, зимой 1905 года, на станции Гатчина, где будущий поэт жил с матерью, произошла встреча, во многом определившая его будущее. Он познакомился с прехорошенькой девушкой с золотистыми волосами - Женей, Женечкой Гуцан.



Полное собрание стихотворений - Игорь Северянин


Обоим - по семнадцать, она – дочь дворника, приезжает в Гатчину поддержать тяжело больного и спившегося отца, зарабатывает на жизнь шитьем, снимая в Петербурге небольшой угол. Он – начинающий поэт, обивающий пороги редакций в надежде, что кто-нибудь обратит внимание на его стихи.

Ни работы, ни денег, ни образования, одни мечты и стихи, которыми он засыпает свою Злату. Знакомство переросло в настоящую любовь, ради которой он продаст самое дорогое, что у него было, - свою библиотеку. На вырученные деньги он снимает квартиру, где три недели влюбленные блаженствуют, купаясь в своем счастье.

Историю их любви и разрыва Игорь-Северянин опишет значительно позже в стихотворении «Письмо Златы», в 1921 году. Тогда же, в 1905, все оказалось трагичнее, чем думалось вначале: деньги кончились, а вместе с ними – и их недолгое счастье. О свадьбе не могло быть и речи, против нее выступила мать Игоря. Он не сопротивлялся.

Ситуация осложнилась тем, что Женя забеременела и ради ребенка принимает решение выйти замуж за того, кто давно предлагал ей руку и сердце и готов был воспитывать чужого ребенка. Она ушла, не сказав о ребенке ни слова. Ее уход для Игоря был неожиданным и очень болезненным. Он пишет ей письма и раскаивается, что упустил свое счастье.

Тебе, Евгения, мне счастье давшая,
Несу горячее свое раскаянье…
Прими, любившая, прими, страдавшая,
Пойми тоску мою, пойми отчаянье.
Вся жизнь изломана, вся жизнь истерзана.
В ошибке юности — проклятье вечное…

Спустя пять лет, 1910



Книга "Весна в сиреневой накидке" Игоря Северянина (Игоря Васильевича Лотарева)


Эта любовь стала тем фундаментом, на котором Игорь Лотарёв, а через несколько лет шумный и скандальный Игорь-Северянин, возвел невидимый храм в честь Женщины, а память о своей первой любви пронесет через всю жизнь, посвятив ей не один десяток стихотворений.

…Я к ней спешу, и золотою Златой
Вдруг делается юная весна,
Идущая в сиреневой накидке,
В широкой шляпе бледно-голубой...
(Падучая стремнина, отрывок)

Или:

Лазоревые цветики, порхающие ласточки,
Сияющее солнышко, и небо, как эмаль.
О, дни мои прекрасные! О, дни мои счастливые!
Как вас вернуть мне хочется! Как искренно вас жаль!
Далекое! минувшее! высокое! волшебное!
Красавица, будившая любовь в душе моей.

Ушедшая весна, отрывок




Мария Александровна Лохвицкая - русская поэтесса, подписывавшаяся псевдонимом Мирра Лохвицкая


Позднее в честь своей Златы он назовет один из поэтических сборников «Златолира». Но своей Прекрасной Дамой он назовет другую женщину - поэтессу Мирру Лохвицкую, младшая сестра которой, Надежда Лохвицкая, прославилась как юмористическая писательница под псевдонимом Тэффи.

Поэзия Мирры Лохвицкой, русской Сафо, - очень мелодичная, изящная, мистическая, трогательно-щемящая, нежная и в то же время наполненная болью. Она оказала огромное влияние на Игоря-Северянина. В ней было все, что его трогало и волновало как поэта, на что отзывалась его душа.

Люблю я блёклые цветы
Фиалок поздних и сирени,
Полунамёки, полутени
Повитой дымкой красоты.
Душа тревожная больна
И тихим сумраком объята,
Спокойной прелестью заката,
Грядущим сном упоена.

М. Лохвицкая, Перед закатом, отрывок


Или вот это:

Люблю я солнца красоту
И музы эллинской создания,
Но поклоняюсь я Кресту,
Кресту – как символу страдания.

Крест


Игорь-Северянин никогда не встречался с поэтессой, не был с ней знаком. Она умерла в августе 1905, когда его поэтическая карьера еще только начиналась. Эта мистическая связь с умершей женщиной продолжалась практически всю жизнь, рождая разные слухи, домыслы и насмешки.



Страница сборника Игоря Лотарева «Мимоза» с портретом Мирры Лохвицкой. 1906


И действительно, в Серебряном веке - это единственный случай такого яркого рыцарского поклонения Прекрасной Даме практически на протяжении всей жизни. Он ставил ее выше Байрона, Данте, Пушкина, Цветаевой и Ахматовой, советовался с ней и дважды в год (в свой день рождения и в ее) приходил на могилу, принося ей цветы.

Я чувствую, как музыкою дальней
В мой лиственный повеяло уют.
Что это там? — фиалки ли цветут?
Поколебался стих ли музыкальный?
Цвет опадает яблони венчальной.
В гробу стеклянном спящую несут.
Как мало было пробыто минут
Здесь, на земле прекрасной и печальной!

Игорь-Северянин, Мирра Лохвицкая, 1926, отрывок

Так он нашел для своей поэзии точку опоры и создал свою вымышленную страну, свой волшебно-сиреневый рай, в котором царствуют грёзы, мечты, видения, звёзды, Королева-Прекрасная Дама, но и боль, и трагедия. Назовет он эту страну Миррэлией, посвятив ей одноименный сборник.





Здесь надо сказать, что от сильного душевного напряжения и личных переживаний к концу жизни Мирра Лохвицкая начала страдать психическим заболеванием. И так случилось, что и другой поэт, Константин Фофанов, сыгравший в становлении Игоря-Северянина как поэта главную роль, которого поэт называл своим королем, тоже был психически болен, страдал алкоголизмом и несколько раз пытался покончить жизнь самоубийством.

Поэзия Фофанова оказала сильное влияние на многих поэтов Серебряного века, воспринявших его главную тему – двоемирие Бытия, трагической несовместимости реальной жизни и мечты, повседневности и поэзии. Эта тема сквозной линией проходит и у Игоря-Северянина:

И в зле добро, и в добром злоба,
Но нет ни добрых, нет ни злых,
И правы все, и правы оба, —
И правоту поет мой стих.
И нет ни шведа, ни японца.
Есть всюду только человек,
Который под недужьем солнца
Живет свой жалкий полувек.

Промельк, 21 декабря 1917




Константин Михайлович Фофанов (1862 —1911)


Познакомился Игорь-Северянин с Фофановым двадцатого ноября тысяча девятьсот седьмого года, считал этот день днем рождения себя как поэта и отмечал его каждый год. Фофанов многое подсказал начинающему поэту, раскрыв ему поэтические тайны.

Поэзия самого Фофанова наследует традицию Надсона, который словно передал Фофанову своего рода поэтическую эстафету. Его поэзия тоже таинственна и неуловимо-туманна, в ней часто только угадывается то, что словами трудно передать.



Константин Фофанов на смертном одре




Реклама сборника стихов, 1894 год


Поэт был склонен к медитативно-бессознательной поэтике, очень музыкальной и чарующе-мелодичной. Короткий период между Надсоном и символистами, с середины восьмидесятых до середины девяностых годов девятнадцатого века, Игорь Северянин назвал эпохой Фофанова, который пронесся на поэтическом небосклоне как яркая звездочка, заложив основы модернизма XX века в русской поэзии. Аполлон Майков вообще называл Фофанова единственным, кто приближался по своему таланту к Пушкину.

Потуши свечу, занавесь окно.
По постелям все разбрелись давно.
Только мы не спим, самовар погас,
За стеной часы бьют четвёртый раз!

До полуночи мы украдкою
Увлекалися речью сладкою:
Мы замыслили много чистых дел...
До утра б сидеть, да всему предел!..

Ты задумался, я сижу - молчу...
Занавесь окно, потуши свечу!..

К. Фофанов, сентябрь 1881

Перед смертью Фофанов (1911) написал Игорю-Северянину

О Игорь, мой единственный, Шатенный трубадур!
Люблю я твой таинственный Лирический ажур.


Первый период поэтического творчества Игоря-Северянина ведет отсчет с литературного дебюта в 1905 и заканчивается вынужденной эмиграцией весной 1918 года, т.е. тринадцать лет, которые в дальнейшем назовут годами бури и натиска.





Самый известный и самый удачный поэтический сборник первого периода - «Громокипящий кубок» - не был первым. До этого, по словам поэта, у него вышло 35 маленьких брошюр, правда, изданных на собственный счет и объемом каждый по две и чуть более страниц. «Громокипящий кубок» стал триумфом поэта: если обычно поэтические сборники издавались тиражами в одну-две тысячи, то северянинский сборник выдержал десять изданий общим тиражом 31 348 экземпляров.

Художники! бойтесь «мещанок»:
Они обездарят ваш дар
Своею врожденною сонью,
Своим организмом шарманок;
Они запесочат пожар
В душе, где закон — Беззаконье.
Страшитесь и дев апатичных,
С улыбкой безлучно-стальной,
С лицом, постоянным как мрамор:
Их лики, из псевдо-античных,
Душе вашей бально-больной
Грозят безпросыпным кошмаром.
Они не прощают ошибок,
Они презирают порыв,
Считают его неприличьем,
«Явленьем дурного пошиба»:
А гений — в глазах их — нарыв,
Наполненный гнойным величьем!..

Предостерегающая поэза, 1912


По стихам, созданным в этот период, поэт знаком большинству читателей в России. Эмигрантский период, который был не менее плодотворным и продолжавшимся почти в два раза больше первого (двадцать три года) почти или совсем не знаком. После революции его имя оказалось в списке запрещенных и нежелательных.





О первом периоде сохранилось много воспоминаний, начиная с того, как поэт появился на литературном небосклоне с легкой руки Л.Н.Толстого, как стал основателем эго-футуризма и академии эго-поэзии, о его соперничестве с Владимиром Маяковским, который очень болезненно воспринял то, что корона Короля поэтов была отдана не ему, а Игорю-Северянину, написавшему по этому случаю:

Отныне плащ мой фиолетов,
Берета бархат в серебре:
Я избран королем поэтов
На зависть нудной мошкаре.
Меня не любят корифеи —
Им неудобен мой талант:
Им изменили лесофеи
И больше не плетут гирлянд.
Лишь мне восторг и поклоненье
И славы пряный фимиам,
Моим — любовь и песнопенья! —
Недосягаемым стихам.
Я так велик и так уверен
В себе, настолько убежден,
Что всех прощу и каждой вере
Отдам почтительный поклон.
В душе — порывистых приветов
Неисчислимое число.
Я избран королем поэтов —
Да будет подданным светло!

Рескрипт короля, 1918






Озорство, ирония, двусмысленность его стихов, музыкальность и особая, завораживающая публику - несколько нараспев - манера чтения – все это принесло ему славу, сделав кумиром у того обывателя, буржуа- мещанина во дворянстве, которого он высмеивал с их богатством напоказ, лондо, авто, аэропланами, кабриолетами и синема.

Но серьезные поэты и критика видели в его эпатажных стихах не только это, а еще и глубоко философский подтекст, фофановскую боль и двоемирие, где невозможно провести границу между добром и злом, правдой и неправдой, где каждый прав. Именно это делает Игоря Северянина актуальным и великим русским поэтом:

Не странны ли поэзовечера,
Бессмертного искусства карнавалы,
В стране, где «завтра» хуже, чем «вчера»,
Которой, может быть, не быть пора,
В стране, где за обвалами — обвалы?
Но не странней ли этих вечеров
Идущие на них? Да кто вы? — дурни,
В разгар чумы кричащие: «Пиров!»,
Или и впрямь фанатики даров
Поэзии, богини всех лазурней!..
Поэт — всегда поэт. Но вы-то! Вы!
Случайные иль чающие? Кто вы?
Я только что вернулся из Москвы,
Где мне рукоплескали люди-львы,
Кто за искусство жизнь отдать готовы!
Какой шампанский, искристый экстаз!
О, сколько в лицах вдохновенной дрожи!
Вы, тысячи воспламененных глаз, —
Благоговейных, скорбных, — верю в вас:
Глаза крылатой русской молодежи!
Я верю в вас, а значит— и в страну.
Да, верю я, наперекор стихии,
Что вал растет, вздымающий волну,
Которая всё-всё сольет в одну,
А потому — я верю в жизнь России!..

Поэза последней надежды, ноябрь 1917









Игорь Северянин. Шарж А. Кручёных. 1913




Могила Игоря Северянина на Александро-Невском кладбище Таллина. Эстония


sotvori-sebia-sam.ru
Тина Гай

.
вверх^ к полной версии понравилось! в evernote


Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.

Дневник Без заголовка | елин - Элин | Лента друзей елин / Полная версия Добавить в друзья Страницы: раньше»