Я люблю сумасшедших, таких, которые бешено хотят жить,

бешено хотят говорить, бешено хотят спастись,

которые хотят иметь все сразу,

которые никогда не зевают и никогда не говорят банальностей,

а всегда горят, горят, горят!

Джек Керуак "В Дороге"

 

Мы с Катрин (да что там мы с Катрин - вообще все мы на этой планете), как герои Джека Керуака. В дороге. Иногда мы едем куда-то. А иногда просто так - никуда, просто движение вперёд. Чем быстрее тем лучше, конечно. И лучше ночью, я обожаю ночные дороги. Есть в них какое-то лукавое обаяние, сталкивающее тебя внутри головы с твоими мыслями. Иногда мы очень долго едем вперед ночью, иногда наступает утро, и я всё думаю что мы должны доехать до границы с Белоруссией, но ещё ни разу не доехали. Иногда мы пьём кофе на заправках на рассвете, и нет в этом никакой романтики, не подумайте. Просто бензин, заливающийся в бак, и кофе, заливающий теплом всё внутри. Я, почему-то, в такие моменты чувствую себя необычайно хорошо и умиротворённо, чуть ли не самым счастливым человеком на свете.

Иногда мы едем днём. И я это не очень-то люблю, особенно в Москве. Особенно когда пробки, а пробки здесь всегда, на некоторых улицах даже круглосуточно, честно. Недавно утром возвращались из пригорода, встали наглушняк на Кутузовском. Справа от нас Porsсhe Carrera, сзади Bentley, все тихонечко стоят. Я улыбаюсь. Я говорю Катрин, что впервые подумала об этом в Ницце, около отеля Мартинез:

- Эта сказочно-богатая публика, окружающая сейчас меня, случайно здесь оказавшуюся, в эту самую секунду ведь видит то же, что и я: ярко-солнечные пляжи, пальмы вдоль набережной Круазетт, проходящую мимо девушку в шифоновом платье и шляпке с тремя пуделями, линию горизонта над морем. Тогда я подумала, что в их глазах мир ( наверняка ) неузнаваемо изменился. Это как по телевизору смотреть передачи про города, в которых ты бывал. Про себя всегда ликуешь "О да, я там была, здорово!", а потом оказывается что вот они, все знакомые места, то что должно быть таким предсказуемым и несложным - оно совсем другое глазами другого человека. Случается и наоборот: пять лет назад или десять вы ходили той же дорогой, ничего не изменилось, но как изменилось восприятие. Как будто ты уже другой человек, а того больше нет, он из другой жизни.

Я тогда спрашиваю Катрин:

- ... куда же он делся, этот человек которым я была пять лет назад? Если он исчез, то когда и почему я не заметила; и когда началась новая жизнь, почему этого я не заметила тоже? И мне так грустно становится от этой необратимости, что-то внутри пережимает дыхание, но на лицо все признаки моей правоты - я совсем другая, с другими целями и стремлениями, с другой мимикой, взглядом, подчерком... c новой доверчивой неготовностью стремиться к людям, в первую ночь им верить, с первого слова оставаться. Кем ещё придётся стать, в кого превратиться в этой дороге, на пути к самой себе, или от себя, кто знает? Неужели когда-то ЭТА сегодняшняя я тоже перестану быть? И какая-то другая женщина, непременно умудрённая уже опытом тридцатилетняя, или тридцатипяти, будет носить моё имя Вероника Олеговна и моё лицо, но ничего общего со мной опять иметь не будет? Кать, - говорю я - ведь мы её совсем не знаем, она может оказаться опасна, она может оказаться вообще кем угодно и наделать страшных глупостей... Неужели я (то есть она - это буду уже не я), когда-то признаюсь себе в том, что "да, я в нём ошибалась" ??? 

Катя смеётся надо мной, и говорит, что вполне возможно никакой другой версии меня не будет выпущено. Возможно, всякая я уже пересуществовала и данный вариант окончательный. И ни в ком я не ошибалась, и всё будет хорошо; может даже будет другая версия этого человека. Переиздание, юбилейное "После сорока пяти", большей внутренней силы, которую он сможет расходовать гораздо более стихийно и неожиданно.

А ещё Катрин говорит, что смотреть на мир из новенькой А4 не так уж плохо, чтобы задумываться о людях в Bentley. "Бывает и хуже, гораздо хуже, но это не твой случай" - обещает она.