«Номер 11» Джонатана Коу
Автор: Английский Бальзак, опубликовавший уже 11 томов своей «Человеческой комедии» — серии романов о послевоенном британском обществе. Неровный писатель — напоминающий об известном искусствоведам феномене «трезвого» и «пьяного» Саврасова; «Номер 11», безусловно, образец «трезвого Коу».
В двух словах: Сложно устроенный, но легко читающийся роман, свивающийся из нескольких сюжетных линий; среди чисто английских эксцентричных персонажей — чернокожая лесбиянка-унопед, Бешеная Птичья Женщина и вооруженный шприцами убийца стендап-комиков. Не буквальное продолжение «Какого надувательства!», но роман из того же цикла, что «Какое надувательство!»; и даже кое-кто из Уиншоу здесь есть.
Цитата: «За месяц с небольшим в разных районах Лондона два человека внезапно погибли, и я полагаю, что эти смерти между собой связаны. Оба были стендап-комиками.
— Комиками? — наморщила свой обворожительный носик Люсинда. — Я не поклонница… нет, конечно, я бы не стала никого из них убивать… но мне всегда было непонятно, что так влечет к ним публику.
— Знаешь, есть такая йоркширская поговорка: «Тем, кто любит посмеяться, любая шутка сгодится».
— Но я люблю смеяться, — возразила Люсинда и в доказательство издала звонкий переливчатый смешок, похожий на веселое глиссандо, негромко сыгранное на металлофоне. — Просто… жизнь так печальна, и, боюсь, ничем она меня особо не радует, а сама идея платить деньги за то, что должно быть спонтанным… Это попахивает отчаянием, так мне кажется. Все равно что платить за секс.
— Именно, — кивнул Натан, который в данный момент выложил бы пять тысяч наличными, знай он, что она их возьмет».
Детали: Номер 11 — официальный адрес резиденции канцлера казначейства Британии, на Даунинг-стрит; здесь, среди прочего, — эвфемизм для словосочетания «власть денег». Развращенное еще при Тэтчер общество так глупо распорядилось обрушившимся на него в 2000-е золотым дождем, что в моральном смысле деградировало окончательно; и манера общения в социальных сетях — далеко не единственное тому подтверждение.
Лучшая отечественная проза
«Здесь живу только я» Александра Пелевина
Автор: Rara avis низкого полета — под всеми литературными радарами. Всего лишь однофамилец — тем не менее скорее заслуживающий титула «другой Пелевин», чем «не тот Пелевин». Естественно, похож на главного героя своего романа — тоже петербуржец, тоже поэт, тоже мающийся фантомной ностальгией по ХХ веку, тоже поклонник исторических реконструкций.
В двух словах: Комбинация лирической повести, городского фольклора и гофмановской фантасмагории — романоид, по структуре не более прочный, чем карточный домик.
Сюжет: молодой человек устраивается работать в Музей Пыли, посвященный творчеству поэта 1930-х годов Юлиана Фейха. Ассамбляж сюрреалистических стихов поэта прилагается. От первого до последнего слова, разумеется, — вымышлено.
Цитата: «Подлинными экспонатами в этом музее являются вовсе не вещи. Здесь мы выставляем пыль, покрывшую эти предметы. Пыль, скрывающую следы рук гения. Вот, к примеру, пыль с патефона Юлиана Александровича. Вот пыль с его книжного шкафа. Вот…
— Я понял, — поспешно проговорил Петр. — Я понял».
Детали: Сюрреалистические дебюты редко венчаются удачным эндшпилем, однако у «другого Пелевина» кроме фантазии есть еще и языковой слух. Напоминающие ароматическое саше из трав стихи про карамельно-желтый свет, пыль и первомайскую бабочку с красными крыльями выглядят откровенно пыльными, однако, когда вокруг избыток разного рода «свежестей», это скорее преимущество, чем недостаток; иногда обычные слова (и фамилии) выглядят как ложные друзья переводчика, а любительские дженерики оказываются хорошим антидотом от «оригинальной» прозы «обычных участников премиальных шорт-листов».
Лучшая книга по социальной психологии
«Новости. Инструкция для пользователя» Алена де Боттона
Автор: Несмотря на свою репутацию генератора трюизмов («Динамика романтизма», «Опыты любви», «Как Пруст может изменить вашу жизнь», «Архитектура счастья», «Искусство путешествовать»), один из наиболее компетентных на рынке параинтеллектуальной литературы гуру продаж: окажись Боттон на философском пароходе, он убедил бы капитана и матросов приобрести у него спасательный круг, шлюпки и трап, а пассажиров — весь тираж своих новых книг о генезисе воды, семиотике навигационных приборов, культуре качки и озабоченности криками чаек.
В двух словах: Новости — религия современного человека, и, как всякая религия, они вызывают у Боттона много вопросов. Как сделать так, чтобы превратить этот механизм манипуляции нашим сознанием в бесперебойный источник счастья? К каким потребностям людей должны апеллировать новости — и как сделать так, чтобы они не обедняли, а обогащали наше сознание? Как должна выглядеть идеальная новостная служба? Как следует подавать новости о знаменитостях и как регулировать новостные потоки с помощью новых техсредств? Как выглядят «новости с точки зрения Уолта Уитмена и Джейн Остин, Чарлза Диккенса и Будды»? Могут ли новости быть этичными? Что такое персонализация новостей — и чем грозил бы персонализованный новостной поток, например, Марии Антуанетте, которая в силу объективных причин склонна была игнорировать разделы «Политика» и «Экономика» — и уделять чрезмерное внимание «Моде» и «Развлечениям»?
Цитата: «Сообщая о трагедии, новости стремятся представить дело так, будто мы имеем дело с уникальным поступком этого конкретного человека. Они не хотят взглянуть на ситуацию шире: любой из нас всего на волосок от катастрофы. Осознание этого, правильно воспринятое, заставило бы задуматься и испытать грусть. Мы гораздо больше вовлечены в проступки других представителей рода человеческого, чем нам хотелось бы думать. Отсутствие серьезного списка преступлений по большей части следствие удачи и сложившихся обстоятельств, а не доказательство нашей безгрешности. Чистая совесть — удел тех, у кого отсутствует воображение».
Детали: Помимо способности прочесть название сцены на древнегреческой амфоре («Медея убивает сына, чтобы наказать мужа») как сюжет для «Лайфньюс», а «Анну Каренину» — как «роман о мужчине в России, который консультируется с адвокатом», Боттон всегда был хорошим журналистом-репортажником; поэтому, затевая разговор о том, почему новости из Уганды, даже самые страшные, мало кого интересуют, он уже в следующем абзаце сам оказывается в Уганде — смотреть своими глазами, что это за страна такая и можно ли разжечь интерес общества к ней. Эта расторопность выглядит достаточно убедительной, чтобы полезть в карман за кошельком.
Лучшее журналистское исследование
«Битва за рунет. Как власть манипулирует информацией и следит за каждым из нас» Андрея Солдатова и Ирины Бороган
Авторы: Изи-гоинг (говорят по-русски, но пишут по-английски), трезвые, смелые, остроумные, способные просочиться сквозь самые толстые стены репортеры (agentura.ru) и писатели («Новое дворянство»), умудрившиеся не утратить веселую ясность начала 1990-х, Солдатов и Бороган напоминают пару пелевинских велосипедов, которые так и не заржавели в сарае с квашеной капустой. Таких с удовольствием нанял бы на работу Калле Блумквист — и астрид-линдгреновский, и стиг-ларссеновский.
В двух словах: Рассказанная через истории людей в диапазоне от изобретателя советского ксерокса до топ-менеджмента «Яндекса», хроника конкуренции власти и общества за доступ к информации. Внешний конфликт — «цифровые диктаторы» против «онлайн-революционеров нового поколения» — удачно оттенен внутренним: в России, где Джобсы и Цукерберги рано или поздно, добровольно или принудительно оказываются в шарашке, «против» означает скорее «строящийся по сложным правилам, с особой культурой взаимной коррупции, симбиоз тех, кто объективно стремится к свободе обмена информацией — и тех, кто, тоже по объективным причинам, его ограничивает».
Цитата: «Отношения Солдатова с сыном снова не ладились, и о назначении отца Андрей узнал от корреспондента РБК, позвонившего ему за комментарием. Звонок застал Андрея на парковке «Новой газеты», когда тот накачивал шину своего «опеля». «Андрей, да брось ты свой старый «опель», черный «БМВ» с мигалкой уже в пути!» — не удержались коллеги из редакции».
Детали: Даже если «сноуденовская» компонента вас не интересует, это классная журналистика — по сути, учебник, как нужно писать репортерские книги; выдающийся образец жанра, в котором десятки экзотических историй, забавных анекдотов, трагических случаев не просто обнаружены и поданы в дистиллированном виде, но превращены в пьесу: вы следите не за информацией, а за приключениями живых людей. Особенно выигрывают в таком контексте истории из персонального опыта авторов: редкость, когда мемуарная составляющая выглядит в публицистике настолько уместно. Единственная проблема Солдатова и Бороган — чересчур вольное оперирование термином «правда»: «получить свободный доступ к правде» и все такое. Абсолютная истина, несомненно, существует — а вот правда бывает разная, в зависимости от обстоятельств, и вот эту диалектику авторы отказываются усваивать.
Лучшая биография
«Тринадцатый апостол. Маяковский. Трагедия-буфф в шести действиях» Дмитрия Быкова
Автор: Экзотическое литературное существо, благословленное гипертрофированным интеллектом и всеми мыслимыми сверхспособностями, однако в совершенно гротескной конфигурации; смешайте в кучу всех персонажей «Тайны третьей планеты», «Твин Пикса» и «Гравити Фолз» и разделите на количество — получится как раз Быков.
В двух словах: Конечно, надо было писать «отстраненную» биографию Маяковского — где в центре будет реклама ГУМа и сосуществование с Демьяном Бедным, — а не «Облако в штанах», Брики и Луначарский; Быков оставил эту калитку открытой. Перед нами «авторское» жизнеописание — по которому можно составить представление не только о поэтической технике и заграничных турне ВВМ, но и реконструировать образ ДЛБ — стремительно приближающегося к 50-летнему юбилею, но по-прежнему «ищущего свой голос» поэта, романиста, литературоведа, преподавателя, журналиста и политика.
Цитата: «Журналов с комиксами и комиксов по мотивам классики в СССР так и не появилось — вероятно, не в последнюю очередь потому, что жанр графического романа требует от художника поистине фантастической работоспособности, не меньшей, чем, скажем, от мультипликатора, которому ради десятиминутного мультика надо изготовить 10 тысяч рисунков с фазами движений; но говорить о том, что комикс — не русский жанр, как минимум неблагодарно. Русский! И первый русский графический роман — это «Грозный смех», история первых трех лет советской власти. А каким графическим романом — с его рисунками! — могло бы стать «Про это»… Но тогда он уже предпочитал коллажи, которые и сделал для него Родченко».
Детали: Быков превратил биографию Маяковского в резиновую квартиру, где толкутся все кому ни попадя; Быков склонен к покровительственно-снисходительной — тут Икс был прав, а вот тут Игрек дал маху — интонации; Быков злоупотребляет обобщениями («Маяковский за всех нас застрелился»), закармливает Демьяновой ухой из «сырых» цитат и слишком тщательно шарит по карманам своего клиента, отыскивая улики по части отношений с женщинами и властью. И все же ДЛБ — мастер, способный ощупать любого слона — и не только транслировать читателю из другой эпохи ощущение масштаба, но и внятно расшифровать энцефалограмму мозга и электрокардиограмму; и даже обычная быковская манера, прикрывая глаза, пускать, ради пущего драматизма, дым из ноздрей и ушей и подвывать голосом Э.Радзинского не вызывает аллергии. Комически или всерьез, он соразмерен своим героям; такое всегда вызывает уважение.
Лучшая книга по политологии