Это цитата сообщения Рыцарь_Любви Оригинальное сообщение



1797 год. Обочины Крестовской дороги, ведущей к Останкино, освещают горящие бочки с просмолённым горохом. Император Павел I едет в новую усадьбу своего друга, графа Николая Шереметева, чтобы насладиться пьесой «Браки Самнитян», где блистала Прасковья Жемчугова.

Граф выбрал пьесу неслучайно. Один раз «Браки» уже принесли любимой Пашеньке благосклонность царствующей особы. Тогда спектакль посетила Екатерина Великая. Была поражена сопрано девятнадцатилетней Прасковьи и подарила ей бриллиантовый перстень с собственной руки. Но сейчас, 10 лет спустя, всё намного серьёзнее. Цена вопроса - не побрякушки, а жизнь. И даже две. Граф надеялся, что император проявит монаршую милость и разрешит ему венчаться.

Граф Шереметев

Николаю Петровичу Шереметеву повезло родиться в одной из самых знатных и состоятельных семей. Его отец, Петр Борисович, был известным меценатом, обладателем богатейших коллекций живописи, фарфора, ювелирных украшений. Шереметевы были просто баснословно богаты - поговаривали, что фамилию свою они получили от Андрея Беззубцева (предка семьи Шереметевых), жившего на широкую ногу, которого прозвали Шереметя - «ширь иметя». Сотни тысяч (!) крепостных, чуть ли не миллион десятин земли, роскошные имения.

А еще у Шереметевых был фамильный театр из крепостных в Кусково, которых отобрали еще в детстве за особые таланты из всех шереметевских волостей. В театре бывали даже представители царской семьи. Да что там, на сцену в своей дебютной партии Гименея 14-летний Николай вышел в одном спектакле со своим другом, цесаревичем Павлом.


Дворец усадьбы в Кусково

Справедливости ради надо отметить, что на Руси-матушке в ХVIII в. крепостной театр был чем-то сродни тюрьме. Одни во время домашних представлений записывали оговорки актеров, чтобы в антракте зрители за бокалом шампанского насладились воплями провинившегося, которого барин собственноручно порол.

Другие пользовались труппой, как гаремом, а надоевших продавали, как скотину: в Санкт-Петербургских ведомостях легко можно было легко найти по сходной цене актерку в разделе объявлений. Заболевшим актрисам было и вовсе невмоготу: два из семи прудов вокруг Останкино назывались «прудами актерок».

А вот семья Шереметевых в этом отношении слыла странной: старый граф актерам платил жалованье, обращался по имени и отчеству, а заболевших лечили лучшие доктора.



На тот момент будущая жена Николая Шереметева еще даже не родилась. Немного повзрослев, молодой граф отправился в Европу. Там он приступил к обучению в престижном Лейденском университете, но прежде был представлен при французском, английском и прусском дворах, познакомился с самыми интересными людьми своего времени. А получив блестящее образование, вернулся в Россию, где был назначен директором Московского банка.

Вскоре Николай Петрович заявил отцу, что ни государственная, ни военная службы его не прельщают, а желательно бы ему заняться "забавами театральными". Шереметев-старший ради чада своего был на всё согласным. И младший граф с увлечением приступил к строительству нового театра в подмосковном имении Кусково.

Деревенская Золушка

Впервые они встретились, когда Прасковье было 8 лет. Разумеется, молодой граф не обратил внимания на крепостную девочку, которую взяли в усадьбу Кусково, чтобы позабавить её пением престарелую княгиню Марфу Долгорукую, состоявшую у Шереметевых в благородных приживалках.

За какие именно заслуги маленькая Прасковья удостоилась попасть из ярославской избы, из семьи, где пьяный отец-кузнец чуть ли не ежедневно устраивал скандалы, сразу в роскошный дом - неизвестно. Скорее всего, из прихоти - так подбирают на улице щенков. Прасковья к 12 годам уже знала французский и итальянский, музицировала на клавикордах и знала правила тогдашнего этикета. Но по-прежнему оставалась крепостной.



И после смерти благодетельницы, Марфы Долгорукой, судьба девочки оказалась бы незавидной, точь-в-точь как у тех щенков, которых, наигравшись, вышвыривают на улицу. Отдали бы замуж в деревню за крепостного мужика, который «учил» бы «барыню» вожжами или кулаками. Но…

В дело вмешался случай, который развернул судьбу Прасковьи в сторону классического варианта Золушки. Правда, появился не принц, а всего лишь граф, Шереметев-младший. Николай Петрович долго путешествовал по Европе, где интересовался театром и музыкой, - по слухам, встречался с Моцартом и даже оказал ему финансовую помощь.

Вернувшись домой, решил взяться за театр отца всерьёз и вывести его на европейский уровень. И заменил «мужицкие» фамилии актёров типа Ковалёвой или Шлыковой на Изумрудовых, Яхонтовых и Жемчуговых. А основную ставку сделал на последнюю - большеглазую некрасивую девочку Прасковью Ковалеву-Жемчугову, которая своим голосом вызвала в душе матёрого театрала восторг.

Впрочем, на момент их знакомство она была юной Пашей Ковалевой - крепостной девчонкой, дочкой кузнеца. У нее были выразительные темные глаза, запоминающаяся внешность и совершенно замечательный певческий голос - глубокий и теплый. В 7 лет ее начали учить пению, а к 11 она уже стала настоящей актрисой. Для нее даже придумали звучную сценическую фамилию Жемчугова - в честь найденной в графском пруду жемчужинки.

Первая встреча произошла на премьере оперы Андре Гретри «Опыт дружбы». Молодой граф в зале, Прасковья на сцене. Девочка очень волновалась, пока стояла за кулисами, но едва шагнула на сцену - преобразилась. Николай был поражен ее талантом, голос юной актрисы совершенно его покорил. С этого дня стал заботиться о том, чтобы было больше уроков, ведущих партий. Граф лично возил ее на спектакли, помогал разучивать арии и музицировал с девочкой в четыре руки.

Звезда театра

Открытие нового театра состоялось 30-го июня 1787-го года, когда Шереметевых посетила Екатерина II. В крепостном театре Шереметевых был собственный оркестр, европейское качество сценического оформления и, главное, великолепная труппа!

Да, это были крепостные. Но самые талантливые. И хозяева не жалели сил и средств, чтобы дать им образование, обучить иностранным языкам и стихосложению, а для уроков сценического мастерства выписывали профессиональных актеров лучших театров. По заведенной еще Петром Борисовичем традиции к артистам обращались по имени-отчеству, для них готовили ту же еду, что подавалась к графскому столу, а о здоровье заботились профессиональные доктора.

Царицу столь поразил талант Прасковьи Жемчуговой, что она преподнесла девушке перстень с бриллиантами. С тех пор в Кусково наезжали самые важные гости, чтобы насладиться увлекательными представлениями и выразить своё восхищение талантом главной примы - "жемчужине самоцветов шереметевских".

Николай был очень горд, справедливо считая Прасковью личным открытием, но никем иным, кроме как покровителем юного таланта не был. Он был великим мотом и повесой, амурные приключения его манили куда больше, чем дела многочисленных поместий, а в Кусково, к слову, его всегда ждала любовница - такая же крепостная актёрка, Анна Буянова-Изумрудова. Казалось, ничто не могло омрачить течение разгульной жизни молодого графа, но...


Фотокадр из фильма «Графиня Шереметева»

Ни жена, ни невеста

Неизвестно, когда именно граф без памяти влюбился в свою актрису. Скорее всего, когда Прасковье было 15 или 16 лет. Именно тогда Николай признался в одном из писем: «Не женюсь ни на ком, кроме неё». Открыто заявить о таком намерении в «просвещённом галантном веке» - уму непостижимо. Наследник крупнейшего состояния (одних крепостных насчитывалось 200 тыс. душ), самый завидный жених Москвы, по которому сохли аристократические красотки, вдруг собирается жениться на девке-мужичке, лапотнице, деревенской дуре - фу, какой моветон!

Родственники пытались объявить его сумасшедшим. Остальные прекратили с ним почти всякое общение. Привыкший блистать в обществе, граф в глазах своей ровни оказался персоной нон-грата. На нервной почве Николай переболел горячкой, но намерения своего не оставил.

Девушка росла и хорошела, а ее покровитель не решался признаться даже себе в своих чувствах к ней.
Все изменилось после смерти старого графа Шереметева в октябре 1788-го. Николаю Петровичу достались несметные богатства. Но сын был настолько подавлен, что даже запил с горя. Но это не сделало боль утраты меньше.

Граф забросил и дела, и театр. Лишь изредка, в минуты просветления, он распоряжался поставить что-нибудь из европейского репертуара. Однажды выбор пал на оперу «Взятие Измаила», в которой Прасковья играла турчанку Зельмиру, полюбившую русского. И когда со сцены полилось:

"Все в свете позабыть хочу я для тебя, любовник, друг, и муж, и просветитель мой, жизнь новую приму, соединяясь с тобой," - граф будто очнулся от дурного сна. Он понял, что излить душу он может только одному человеку - Прасковье, которая уже стала ему близким другом.

Она смогла найти нужные слова, проявить участие. А граф признался, что влюблен. Разгорелся роман, Николай поселил любимую в господском доме.


Н.И.Аргунов. Портрет актрисы Прасковьи Ковалёвой-Жемчуговой, 1803

И свет не мил

В свете подобным отношениям никто не удивлялся - и никто никого не осуждал. К Шереметеву это не относилось. Когда в 1797-ом году в звании обергофмаршала императорского двора граф переехал в Петербург, о его романе судачили все кому не лень. Ведь граф не просто открыто жил с холопкой, он поселил ее в своем доме, и знатные гости вынуждены были, бывая в гостях, раскланиваться с простолюдинкой.

Родню безумно беспокоило, что граф непомерно тратит на спектакли и подарки для Прасковьи: ведь для своей возлюбленной Николай Шереметев построил «русский Версаль» в Останкино «цвета нимфы во время зари», с лучшими сценическими «машинериями» ветра, дождя и грома - такого свет еще не видывал!

Каждый день графу доставляли гневные письма с требованием порвать постыдную связь с «крепостной выскочкой». Тогда граф отстранился от всех родственников - он всегда был вспыльчивого нрава и не умел прощал оскорблений.

Мало того, он привез любимую на спектакль, который ставили сами... знатные господа. В результате от пары все отводили взгляды, не желая принимать крепостную актерку равной себе, а графа стали считать безумцем, впавшим в зависимость от хитрой девки. Когда в 1798-ом году Николай Петрович дал Прасковье вольную, от него все отвернулись, сделав изгоем, - с тех пор за глаза его звали сумасшедшим.

Сколько бы ни пытался делать Шереметев заботой и уважением, ничто не давалось им легко. На спектаклях гости всячески издевались над Прасковьей почти в лицо. Дворовые тоже не отставали. Хотя при барине обращались к девушке учтиво. Злой люд называл её «барскою канарейкою», что считалось прозвищем куда более стыдным, чем любовница.



Пророчество вещуньи

От издевок и травли, да еще от гиблого петербургского климата Прасковья начала увядать. У нее нашли туберкулез. Врачи строго-настрого запретили петь. Но, рискуя своим здоровьем, девушка все равно выходила на сцену - без подмостков она никак не могла. А граф все чаще задумывался над тем, чтобы устроить их жизнь «как должно». Он опасался, что Пашеньку могут отравить, - накал в обществе был весьма велик, а аффектированные аристократки могли пойти и на душегубство.

"Я питал к ней чувствования самые нежные, - писал граф, - наблюдая украшенный добродетелью разум, искренность, человеколюбие, постоянство, верность. Сии качества... заставили меня попрать светское предубеждение в рассуждении знатности рода и избрать ее моею супругою. Постыдную любовь изгнала из сердца любовь постоянная, чистосердечная, нежная..."

Граф обратился лично к Павлу I, чтобы тот дал высочайшее соизволение на брак. Но император даже в память о детской дружбе не пошел на нарушение сложившихся устоев: потомку такого знатного рода непристойно жениться на крепостной девке. Тем более, что многочисленная родня графа, видевшая в крепостной актрисе претендентку на наследство, протестовала и в открытую, и в кулуарах. Нужно понимать, что статус артистов в то время был настолько невысок, что их даже запрещалось хоронить в церковной ограде.

Все попытки добиться права быть с любимой женщиной законным путем разбивались вдребезги. И тут наступило время перемен. Когда Павла I убили заговорщики, Шереметев решился на подлог. Он заплатил стряпчему баснословные деньги и поручил выправить Прасковье фальшивые документы - якобы она потомок польского шляхтича Якуба Ковалевского, взятого русскими в плен ещё в 1667 г. И Прасковья Жемчугова стала польской дворянкой Параскевой Ковалевской. Вольную она ждала большую часть своей жизни: ей было уже около 30, а впереди оставалось лишь несколько лет.

Лишь после коронации молодого императора Александра I счастье улыбнулось - император сказал, что граф Николай Петрович Шереметев волен жениться когда на ком угодно.

Судьба отпустила молодожёнам только два года жизни в законном браке. В 1802-ом году обрадованный граф узнал, что Прасковья ждет ребенка. Правда, здоровье ее с каждым днём становилось всё слабее, но она скрывала недомогание, пряча боль за улыбкой, искренне считала себя счастливой, продолжая петь.

Легенда гласит, что, будучи беременной, Прасковья взялась сразу за две роли - Клеопатры и Офелии, чтобы после рождения ребёнка выйти на сцену. Однажды к ней явилась останкинская вещунья, истории о которой Параша слышала с детства. "Не берись за две роли сразу. И там и там покойницы, а где на сцене две покойницы - там быть и третьей наяву. Есть такое заклятье", - промолвила провидица и пропала. Слова ее были пророческими.



Тайное венчание и рождение сына

От переживаний Прасковья теряет голос - то единственное, за что граф некогда её и полюбил. Николаю ещё не поздно одуматься - бросить чахоточную безголосую девку и вернуться в привычный мир. Но Николай не предал свою любовь. Более того - подписал вольную не только Пашеньке, но и всей её семье Ковалёвых, а в придачу подарил 50 тыс. руб. (гигантская сумма: крепостной стоил 200 руб.).

Но напряжённая жизнь подорвала силы самого графа. Он слёг и, находясь при смерти, молил Бога оставить ему жизнь хотя бы ради любимой. Они ещё не были венчаны, и Николай слишком хорошо представлял себе, что случится с Пашенькой после его смерти. Едва встав на ноги, решился.

Хотя новый царь, Александр I, дал графу разрешение жениться, венчание, прошедшее в московском храме Симеона Столпника в ноябре 1801 года, все равно было тайным. После этого супруги уехали в Петербург. Здесь в феврале 1803 года произошло радостное событие: смертельно больная, Прасковья всё-таки подарила любимому сына, названного Дмитрием. Прасковья Ивановна была счастлива, что ребенок появился на свет не во грехе.

Шереметев немедленно изолировал ребенка, чтобы предотвратить возможность заражения его туберкулезом. Матери лишь издали показывали сына.



После тяжелых родов Прасковья уже не вставала. Опасаясь заразить малютку, она просила в бреду, чтобы ей только позволили услышать голос своего чада. Подруги подносили малыша к дверям спальни, и несчастная, заслышав его плач, засыпала тяжким сном. Ей чудилось, что венчание признано недействительным и сын попадёт в категорию незаконнорождённых. А их, как правило, отнимали у матери и отдавали в глухие деревни, обрекая на смерть.

Граф находился у постели своей любимой до самого последнего момента, уверяя, что с сыном не случится ничего плохого. И слово сдержал. Николай добился у императора признания Дмитрия законным наследником и передал ему фамильный девиз: «Бог сохраняет всё». Но единственную любовь своей жизни Николай Петрович Шереметев сумел сохранить сам.

Ускользающая тень

Здоровье Прасковьи было подорвано еще в Москве, где у нее началась чахотка, а сырой климат Санкт-Петербурга довершил дело. Она не могла петь, и почти совсем не выходила на улицу. Любимая жена графа Шереметева скончалась в петербургском Фонтанном доме 7 марта (23 февраля по ст.стилю) 1803 года, на двадцатый день от рождения ее сына. Ей было всего 34 года.

Граф поседел и постарел в считанные дни. За гробом он шел с младенцем на руках, вместе с ними Прасковью провожали актеры, музыканты, слуги. Знать, не принимавшая ее при жизни, не признала и после смерти. Среди провожающих был архитектор Джакомо Кваренги, который преклонялся перед ее выдающимся дарованием.

В «Завещательном письме» сыну граф написал о Прасковье Ивановне: «...Я питал к ней чувствования самые нежные... наблюдая украшенный добродетелью разум, искренность, человеколюбие, постоянство, верность. Сии качества... заставили меня попрать светское предубеждение в рассуждении знатности рода и избрать ее моею супругою...»

Что бормочешь ты, полночь наша?
Все равно умерла Параша,
Молодая хозяйка дворца.
Тянет ладаном из всех окон,
Срезан самый любимый локон,
И темнеет овал лица.

(Анна Ахматова)

Похоронена Прасковья Ивановна Жемчугова-Шереметева в Александро-Невской лавре в фамильном склепе графов Шереметевых. На могильной плите эпитафия:

Храм добродетели душа ее была,
Мир, благочестие и вера в ней жила,
В ней чистая любовь,
В ней дружба обитала...



Шереметев сделал из спальни Прасковьи Ивановны мемориальную комнату, завещав не прикасаться к сей комнате и блюсти ее как святыню.

По завещанию Прасковьи Ивановны Шереметевой были определены пособия для неимущих невест, для нуждающихся ремесленников и их семей, определялись также средства на выкуп должников из тюрем и на погребение бедных. Николай Петрович строго следил за выполнением завещания и сам до конца жизни постоянно помогал калекам и обездоленным.

В своем московском дворце он основал знаменитый Странноприимный дом (Шереметевская больница) - больницу-приют для тех, у кого не было средств. Сейчас в этом здании находится Институт скорой помощи имени Н. В. Склифосовского.


НИИ Склифасовского

Почти все свое состояние он раздал бедным или оставил в обеспечение содержания больных и сирот. Кроме того, остались архитектурные шедевры, построенные на средства Шереметевых: театрально-дворцовый комплекс в Останкине, здание театра в Кускове, дома в Павловске и Гатчине.


Сын графа и Прасковьи -Дмитрий Шереметев

Чтобы увековечить память о любимой, Шереметев воздвиг памятник в парке Фонтанного дома - в виде античного саркофага с надписью на французском языке:



"Я верю, что ее ускользающая тень
Блуждает вокруг и сегодня,
Я приближаюсь, но тут же этот дорогой образ
Возвращает меня к грусти, исчезая безвозвратно. "


Фонтанный дом в Петербурге

Граф пережил супругу всего на шесть лет. Последние годы он провел в Петербурге, в Фонтанном доме. 1 (14) января 1809 года Николай Петрович скончался.

Благотворитель и меценат Николай Петрович Шереметев получил от Сената золотую медаль за щедрую и бескорыстную помощь бедным. А между тем сам он был крайне скромен в оценке собственных заслуг и равнодушно относился к придворным званиям, называя себя «простым добрым человеком». В мемуарах очевидца мы читаем: «…Хоронили в простом гробу известного своей благотворительностью графа Н.П.Шереметева. По воле усопшего, все деньги, которые должны были пойти на богатое погребение, примерное его званию и большому богатству, были розданы бедным».


Фамильная усыпальница графов Шереметевых в Александро-Невской Лавре

Девиз дворянского рода Шереметевых гласил «Бог сохраняет все». Сегодня лишь архивные документы позволяют восстановить события вековой давности и отдать дань уважения людям, движимым благородными идеями просвещения общества. Представителям графской ветви старинного рода Шереметевых в наивысшей степени была присуща потребность бескорыстного служения отечественной культуре - как творения блага, благородных деяний, которыми будут гордиться потомки.

Хочется закончить свой небольшой рассказ об этих замечательных людях словами из завещания Н.П.Шереметева.

«В жизни у меня было всё. Слава, богатство, роскошь. Но ни в чем этом не нашел я упокоения. Помни же, что жизнь быстротечна, и лишь благие дела сможем мы взять с собой за двери гроба».