Это цитата сообщения Томаовсянка Оригинальное сообщение
Чеслав Милош (1911 - 2004)
А вы знали, что маленькая Польша дала миру четыре нобелевских лауреата по литературе? Это всего на одного автора меньше, чем в огромной России. Обладателями высшей литературной награды в Польше становились Генрих Сенкевич, Владислав Реймонт, Вислава Шимборска и герой сегодняшней статьи – Чеслав Милош, писатель, который никогда не изменял своим убеждениям и литературному стилю.
Родился писатель в 1911 году, в маленьком городке Шетейняй, входившем тогда в состав Российской Империи, а ныне – Литвы. Его родители были польскими евреями по происхождению, поэтому с самого детства Чеслав слышал речь на четырех языках – польском, идише, русском и литовском. Возможно, именно это повлияло на будущий мультикультурализм поэта-мыслителя.
После Первой мировой войны семья Чеслава Милоша переехала в Вильно, где будущий нобелевский лауреат окончил католическую гимназию, после чего поступил в университет имени Стефана Батория на факультет права. Первая его книга «Поэма о замороженном времени» вышла в 1933 году, за нее Милош получил премию имени филоматов, которую ему вручил союз польских писателей Литвы. Был близок к литературному кружку «Жагары», члены которого в дальнейшем стали известны как «катастрофисты» – из-за их твердой уверенности в неизбежности космической катастрофы.
После успешного окончания университета Чеслав Милош уехал во Францию изучать литературу. Там он познакомился и сблизился со своим дальним родственником Оскаром Милошем, который тоже был поэтом, но писал по-французски. Для творчества польского мыслителя в тот период особенно свойственно предчувствие чего-то ужасного, и Оскар Милош, по его словам: «научил не отчаиваться в преддверии надвигающейся катастрофы».
А катастрофа настает. В 1939 году с нападения Гитлера на Польшу начинается Вторая мировая война. Писатель, который после возвращения из Франции поселился в Варшаве, становится одним из активных деятелей польского Сопротивления, одной из самых мощных антифашистских подпольных организаций. Одним из первых поэтически откликнулся на уничтожение гитлеровцами Варшавского гетто стихотворением «Campo de Fiori». После войны за спасение евреев был вместе с братом Анджеем назван израильским мемориальным комплексом «Яд-ва-Шем» — праведником мира.
Когда война закончилась, работал дипломатом, сначала в Вашингтоне, позже – в Париже. После прихода к власти коммунистов попросил во Франции политического убежища. Там же, в столице Пятой республики, написал эссе «Порабощенный разум», сделавшее его широко известным на Западе. В этой книге Чеслав Милош рассуждает о том, как тоталитаризм может забрать у человека искусства все, от творческой индивидуальности до жизни. В этой книге, ставшей одним из самых ярких произведений польского писателя, он зашифровал под псевдонимами четырех представителей интеллигенции своей родины, у каждого из которых было свое восприятие коммунистического режима. В «Порабощенном разуме» Милош дотошно исследует характеры людей, чем и добивается того, что книга становится одним из самых ярких его произведений.
Другая излюбленная тема Чеслава Милоша – воспоминания. О детстве и ранней юности в Литве, например. Этому периоду посвящен роман «Долина Иссы». Это произведение, по-моему, можно поставить в один ряд с «Вином из одуванчиков» Рэя Бредбери. Позволю себе процитировать отрывок из рецензии на роман, оставленной на одном из сайтов литературной тематики.
«Эта книга о потерянном рае – о детстве полном прелестей сельской жизни: рыбалка, охота, купание голышом с элементами подсматривания, истребление гадюк, которыми кишит долина Иссы, исследование леса и близлежащих поселений. Это окрыляет тебя и придает смысла каждому свободному от учебы дню, ведь тебе всего тринадцать лет и тебя все интересует».
Чеслав Милош – автор, обладавший очень разноплановым и многогранным талантом. Еще одна грань дарования поляка –поэзия.
Поэзию его активно переводили на русский, в том числе и Иосиф Бродский, который долгие годы был близким другом польского писателя, и в одной из своих статей даже назвал его «самым великим поэтом ХХ века».
Мы, чьи легкие впитывают свежесть утра,
чьи глаза восхищаются зеленью ветки в мае,
— мы лучше тех, которые (вздох) погибли.
Мы, кто смакует успехи восточной кухни,
кто оценить способен нюансы ласки,
— мы лучше тех, кто лежит в могилах.
От пещи огненной, от колючки,
за которой пулями вечьная осень свищет,
нас спасла наша хитрость и знанье жизни.
Другим достались простреливаемые участки
и наши призывы не уступать ни пяди.
Нам же выпали мысли про обреченность дела.
Выбирая меж собственной смертью и смертью друга,
мы склонялись к последней, думая: только быстро.
Мы запирали двери газовых камер, крали
хлеб, понимая, что завтра — кошмарнее, чем сегодня.
Как положено людям, мы познали добро и зло.
Наша подлая мудрость себе не имеет равных.
Признаем доказанным, что мы лучше
пылких, слабых, наивных, — не оценивших жизни.
Цени прискорбное знанье, дитя Европы,
получившее по завещанью готические соборы,
церкви в стиле барокко, синагоги с картавым
клекотом горя, труды Декарта,
Спинозу и громкое слово "честь".
Цени этот опыт, добытый в пору страха.
Твой практический разум схватывает на лету
недостатки и выгоду всякой вещи.
Утонченность и скепсис гарантируют наслажденья,
невнятные примитивным душам.
Обладая писанным выше складом
ума, оцени глубину нижеследующего совета:
вбирай свежесть утра всей глубиною легких.
Прилагаем ряд жестких, но мудрых правил.
Никаких разговоров о триумфе силы.
В наши дни торжествует, усвой это, справедливость.
Не вспоминай о силе, чтоб не обвинили
в тайной приверженности к ошибочному ученью.
Обладающий властью обладает ей в силу
исторической логики. Воздай же должное оной.
Да не знают уста, излагающие ученье,
о руке, что подделывает результаты эксперимента.
Да не знает рука, подделывающая результаты,
ничего про уста, излагающие ученье.
Умей предсказать пожар с точностью до минуты.
Затем подожги свой дом, оправдывая предсказанье.
Выращивай древо лжи, но - из семени правды.
Не уважай лжеца, презирающего реальность.
Ложь должна быть логичней действительности.
Усталый путник да отдохнет в ее разветвленной сени.
День посвятивши лжи, можешь вечером в узком
кругу хохотать, припомнив, как было на самом деле.
Мы - последние, чья изворотливость схожа
с отчаянием, чей цинизм еще источник смеха.
Уже подросло серьезное поколенье,
способное воспринять наши речи буквально.
Пусть слово твое значит не то, что значит,
но меру испорченной крови посредством слова.
Двусмысленность да пребудет твоим доспехом.
Сошли простые слова в недра энциклопедий.
Не оценивай слов, покуда из картотеки
не поступит сообщенья, кто их употребляет.
Жертвуй голосом разума ради голоса страсти.
Ибо первый на ход истории не влияет.
Не влюбляйся в страну: способна исчезнуть с карты.
Ни тем более в город: склонен лежать в руинах.
Не храни сувениров. Из твоего комода
может подняться дым, в котором ты задохнешься.
Не связывайся с людьми: они легко погибают.
Или, попав в беду, призывают на помощь.
Также вредно смотреть в озера детства:
подернуты ржавой ряской, они исказят твой облик.
Того, кто взывает к истории, редко перебивают.
Мертвецы не воскреснут, чтоб выдвинуть возраженья.
Можешь валить на них все, что тебе угодно.
Их реакцией будет всегда молчанье.
Из ночной глубины плывут их пустые лица...
Можешь придать им черты, которые пожелаешь.
Гордый властью над теми, кого не стало,
усовершенствуй и прошлое. По собственному подобью.
Смех, бывший некогда эхом правды,
нынче оружье врагов народа.
Объявляем оконченным век сатиры.
Хватит учтивых насмешек над пожилым тираном.
Суровые, как подобает борцам за правое дело,
позволим себе отныне только служебный юмор.
С сомкнутыми устами, решительно, но осторожно
вступим в эпоху пляшущего огня.
Чеслав Милош "Дитя Европы" перевод Иосифа Бродского
Многие ценители творчества Бродского возразят, что этими строками звучит не Милош, а сам Бродский. Да, соглашусь, но только лишь отчасти. Чем-то похож и их литературный стиль, и даже перипетии жизни.
Милош был приглашен в США в 1960, и стал профессором отделения славянских языков и литератур в Калифорнийском университете Беркли. В 1980 году получил высшую литературную премию – Нобелевскую. Формулировка Шведской академии наук:
«С бесстрашным ясновидением показал незащищенность человека в мире, раздираемом конфликтами».
В 1993 году, через несколько лет после падения коммунистического режима, вернулся в Польшу, где получил наконец заслуженное признание (при коммунистах был под запретом) , и высшую государственную награду-Орден Белого Орла. Умер Чеслав Милош 14 августа 2004 года. Похоронен в Крипте заслуженных поляков в Кракове, стал всего тринадцатым, удостоившимся подобной чести.
[показать]ИОСИФ БРОДСКИЙ О ЧЕСЛАВЕ МИЛОШЕ
Сын века
Чеслав Милош — истинный сын века, ибо ему он обязан своим многократным сиротством. Он родился в стране, подвергшейся нашествию и аннексии, он пишет на языке страны, расчлененной на части, из-за гарантий независимости которой вспыхнула Вторая мировая война. Первая страна — Литва, вторая — Польша. Милош не живет ни в той, ни в другой. Тридцать пять лет спустя после окончания войны устами этого поэта глаголет польская независимость. Этим хотя бы частично объясняется та сила, которая сделала его едва ли не величайшим поэтом современности.
Но сила поэтического голоса не зависит от фактического исторического опыта — часто она объясняется его предвидением. Начало творчества Чеслава Милоша совпало с расцветом европейского экспрессионизма. Оглядываясь сегодня на ту эпоху, испытываешь тяжкое чувство — как будто искусство той поры вышло из своих рамок и спроецировалось на евразийские просторы, подчиняя ландшафты и рубежи своим предсмертным видениям. Конечно, Милош прошел, так сказать, обычную восточноевропейскую школу, частью которой была и “Гекатомба”, предсказанная им в стихотворениях 30-х годов. Тот факт, что в сегодняшней Польше к нему относятся с необыкновенным почтением — по крайней мере поэты, не правительство, — несомненно в какой-то степени связан с его пророческим даром.
Образ опустошенной земли в военной и послевоенной поэзии Чеслава Милоша исключительно условен. В ней отсутствуют конкретные миллионы его соотечественников. Еще более усугубляет реакцию поэта на эту трагедию ощущение того, что трагедия уже была распознана — ужасы, которые можно предсказать, парализуют способность скорбить. И все же у Чеслава Милоша из развеянного праха родилась поэзия, которая не столько воспевает гнев и горечь, сколько шепчет о вине оставшихся в живых.
Невыносимое сознание того, что человек не способен осмыслить свой опыт, является одной из кардинальных тем поэзии Милоша; чем больше отдаляется человек от своего прошлого, тем меньше у него шансов понять его. Осознание этого одно из главных открытий нашего века. Если человека пощадил, выражаясь словами Милоша, “приговор истории”, он ощущает вину за то, что остался в живых. Поэзия Чеслава Милоша учит нас тому, как относиться к этой вине. Он славит жизнь, хотя и безо всяких иллюзий; но похвала, исходящая из полузадушенного горла, может быть красноречивее любого бельканто.
Огромная сила поэзии Чеслава Милоша заключается в том, что он понял необходимость трагической интонации, трагедия же века в том, что он снабдил поэта необходимым опытом для ее выражения.
[Перевел с английского Лев Штерн]
Беркли, 1969
