Час пик. Маршрутка. В маршрутке пьяный. Бузит. Пристает к пассажирам. Орет на водителя: "Алё, кого ждем? Когда поедем?". Двери закрываются. Пьяный недоуменно оглядывает переполненный салон и в качестве извинения выдает сентенцию:
- Просто мы, русские люди, иногда бываем немножко требовательными.

В романе модного нынче писателя Стига Ларссона (кстати, весьма достойного и интересного) есть фраза о Германии тридцатых годов: "Никому не понять того настроения, которое царило тогда в нашем обществе. Мы испытывали оптимизм и отчаяние".

Мне кажется, что сегодня мы испытываем то же самое. Оптимизм и отчаяние. Думаю, что в глубине души каждый из нас понимает, что происходит нечто необратимое, что дальше, возможно, будет только хуже, и самое печальное, что многое уже не изменить. Point of no return. Для меня такой точкой невозврата стало вчерашнее заявление госпожи Матвиенко о том, что к уборке снега надо привлечь бомжей. Как-то все предыдущие события: и столкновения на национальной почве, и очередные заклинания чиновников по поводу и без, и четырехчасовой марафон с "мне не стыдно", и очередные игры с приговором Ходорковскому, и погибшие люди под снегоуборочной техникой, и гигантские "сосули", и заявления молодых и зеленых о том, что при Сталине, говорят, было лучше, - все это одно за другим суммировалось, накапливалось в копилке отчаяния, но... Финальной точкой стало вот это публичное губернаторское признание в своей профнепригодности.

Но вот, что удивительно, на фоне этого социального беспредела испытываешь невероятной силы оптимизм. И веру в то, что все еще можно изменить. И что когда-нибудь нам будет не стыдно за страну, в которой мы живем. Просто мы, русские люди, иногда бываем немножко требовательными. Когда гиря до полу дойдет. (с)