Ночь опустилась на маленькую деревеньку Дольноречка. Ни чем не привлекательная, она стояла тут уже давно, местные жители поговаривали, что земля эта помнит еще тяжелую поступь Орды. Жизнь в деревеньке была не чем не примечательная, как и по всей стране, это скорее было прошлое. Оно смотрело ото всюду: из покосившихся заборов и старых ставень, из печных труб и заросшего старого кладбища. Ночь была тихой, изредка во дворах брехали собаки. На небо взошла полная Луна. Она посеребрила кончики деревьев и небольшое озерцо за лесом, что у кладбища. Это была тихая, но не простая ночь. Ночь на Ивана Купалу. Возле озера горел небольшой костер и велся не громкий разговор.
- Что то Лех не пришел?
- Придет, куда он денется.
- Дедушка, а пока ждем, расскажи, как раньше было?
- Я ж уже рассказывал,- старичок, потрепал по голове белокурую девчушку, лет 16.
- Ну деда, я забыла.
- Эх Лукьяна, так бы и сказала, что еще раз послушать хочешь.
Девушка зарделась и улыбнулась.
- Ладно уж, слушай. Давно это было, местные тогда другие были. А девки их красивые. Почитали тогда этот праздник. Праздник любви- любви Сварога (неба) и Макоши (земли). Ох и разгулье тогда было. Костры по всему озеру горели, девки с парнями прыгали через них, песни пели, да любились. Все как боги нарекли. Русалить любили. На Купалу мечтали смельчаки найти и увидеть, как распускается «жар-цвет», папоротник. Ведь именно в те мгновения, когда с треском раскрывался этот Перунов цветок, из земли выходили клады, загораясь синими огоньками. Помню мы с Лехом так одного смельчака заплутали, что он на землю сел, рубашку вывернул, и воет: Отпусти меня дедушка леший, отпууусти. А Лех из леса вышел, как гаркнет на него: рубаху снымай! Так парень и околел. Веселое время было, уважали нас. Девки то и дело топиться бегали, много тогда у меня дочерей было. Сейчас не то, поросли совсем нет, одни старики в деревни живут, да и те обычаев не чтут.
Из леса показался старичок в меховом жилете. Мгновение и он уже устраивался на темной стороне от костра.
- Мира вам, соседи.
- Да и тебе не хворать, как там в полесье?
- Молчат родимые, не ходят.
- А березы будить пробовал?
- Не учи меня водяной, как шишки собирать, я же тебя рыбу не учу ловить.
- Какая рыба, одни пиявки и остались. А ты что молчишь Жихарь?
- А че мне болтать, я при доме живу, наших почитай по пальцем осталось. Все рушится, как не помогай, а старики, есть старики. Слыхали, на лысой горе костры то развели?
- Тихо там, не горят костры.
- Эх Лукьяна, внученька, уходить тебе надобно, пропащие место. А вы дедушки?
- А мы тут испокон веков жили, пока лес стоит, да озеро не высохло, так тому и быть. Жихарь разве, что перебраться может, а мы по покону живем.
- Куда ж я пойду? Мне без воды нельзя.
- Ты посуху жить можешь, не по покону, но старых богов только мы помним.
- Дедушка, не гони меня.
- Цыц, со старшими не спорят, Лех тебе дорогу сделает. Найдешь наших, а может и среди людей приживешься.
- Когда ж мне отправляться?
- Да вот и заря всходит, сейчас и иди, долгое прощание тяжкое.
С кряхтением старики поднялись с земли. Водяной первый дважды поцеловал внучку, погладив на прощание по белокурой головке. Жихарь, обнял дважды. Леший, обнял и прошептал: Я для тебя цвет папоротника сберег, последний в моем лесу, пойдешь по тропе, она тебя к нему выведет, там клад зарыт был. На эти деньги проживешь в мире людей.
Девушка трижды поклонилась старикам в пол, и не оглядываясь, так велит покон пошла по дороге. Долго старики смотрели ей вслед, пока белые волосы последний раз не мелькнули за деревьями.
- Ну, вот братья, ушла краса моя Лукьяна. А нам век доживать осталось.
- Не грусти брат, может вспомнят люди покон.
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
- Вот и заря, мне к старухе Марфе пора, она мне молока на ночь поставила, чтоб не шалил, разбужу ее к дойке.
- Да и мне в лес пора, костер уберешь?
- Как всегда.
Оставшись один, водяной залил костер и с первым лучом солнца растаял в воздухе.
Прошла тихая ночь, прокричал старый петух на калитке. И ни кто не узнал о ночном разговоре, только место то не заросло травой никогда.