В этом месяце я опять решилась поучаствовать в Книжном Сюрпризе на ЛайвЛиб. В этот раз буду готовить посылочку для человечка из Пятигорска. В своей подборочке к желаемым книгам этот читатель написал:
" Кстати, я буду совсем не против, если ты пришлёшь мне книгу не из подборки (вдруг всего этого в твоём городе нет), а свою любимую книгу. Только обязательно напиши, почему она тебе нравится и почему ты хочешь, чтобы её прочитало как можно больше людей. А я со своей стороны обещаю написать отзыв после прочтения:)"
Какой простор для фантазии! Но - о чудо! - в подборке из желаемого у этого читателя нашлась моя любимая книга, которую я могу послать, а именно "Жизнь взаймы" Ремарка. Одна из моих любимейших книг.
Подготовка посылки - прекрасный повод снова вернуться к книге, тем более, что я давно собиралась выписать из неё понравившиеся цитаты. Этим я и занялась.

Эрих Мария Ремарк "Жизнь взаймы" (Цитаты)

Неужели, чтобы что-то понять, человеку надо пережить катастрофу, боль, нищету, близость смерти?


[250x392]«Мудрость всегда молода, — подумала она. — На свете множество декораций, игра никогда не прекращается, и тот, кто видел голые колосники во всей их ужасной наготе и не отпрянул в испуге, — тот может представить себе бесконечное количество сцен с самыми разными декорациями. Тристан и Изольда никогда не умирали. Не умирали ни Ромео и Джульетта, ни Гамлет, ни Фауст, ни первая бабочка, ни последний реквием.» Она поняла, что ничто не погибает, все лишь испытывает ряд превращений.


Внизу небо кажется сейчас серым и печальным, — подумала Лилиан, — а здесь оно переливается, как перламутр. И опять все зависит от того, откуда смотришь, — вот какие простые уроки дает нам иногда жизнь.


— Просто никто из нас не хотел отвечать за другого, каждый стремился получать все… ничего не давая взамен.
— Неправда — ни то ни другое.
— Мы отлично подходили друг к другу, Клерфэ.
— Как все люди, которые ни к чему не подходят.


— Когда ты опять уйдешь? — спросил он.
— Я не ухожу, Клерфэ. Просто иногда меня нет.


С реки донесся гудок буксира. На палубе молодая женщина развешивала разноцветное белье, веревка была протянута между рубкой рулевого и камбузом. У дверей камбуза девочка играла с овчаркой. Хозяин буксира в одной рубашке стоял у рулевого колеса и что-то насвистывал.
— Смотри, — сказала Лилиан. — Когда я вижу такие картины, мне становится завидно. Семейное счастье. Именно этого хотел бог,
— Если бы такое счастье было у тебя, ты бы тайком улизнула на первой же стоянке.
— Это не мешает мне завидовать им.


— Нельзя построить семейное счастье в Тулузе, на крыльях бабочек, даже если одеть их в свинец. Удивительно, как эгоизм ослепляет. Если бы дело касалось кого-нибудь другого, он бы меня сразу понял, но, когда дело коснулось его, он вдруг ослеп.


Но сейчас она поняла, что бывает и наоборот: здоровый может казаться больному вульгарным, как какой-нибудь нувориш обедневшему аристократу. У нее было такое чувство, словно Клерфэ бросил ее, словно он каким-то странным образом оставил ее, а сам перешел на ту сторону, где было широко и просторно и которая была недостижима для нее. Клерфэ перестал быть погибшим человеком; у него вдруг появилось будущее.


— Да здравствует любовь! — сказала она. — Божественная и земная, маленькая и большая!


Почти ни один человек не думает о смерти, пока она не подошла к нему вплотную. Трагизм и вместе с тем ирония заключаются в том, что все люди на земле, начиная от диктатора и кончая последним нищим, ведут себя так, будто они будут жить вечно. Если бы мы постоянно жили с сознанием неизбежности смерти, мы были бы более человечными и милосердными.


— Ведь правда? Странно, что только поэты знают такие вещи.
— Они тоже ничего не знают, они только надеются.


Он стремится привязать меня к себе и запереть, — думала Лилиан, — и с гордостью называет это браком, заботой, любовью. Он никак не хочет понять, что чувства, которыми он гордится, отталкивают меня.


У меня нет времени ставить опыты под названием семейное счастье.


Лилиан не боялась несчастья, слишком долго она прожила с ним бок о бок, приспособившись к нему. Счастье ее тоже не пугало, как многих людей, которые считают, что они его ищут. Единственное, чего страшилась Лилиан, — это оказаться в плену обыденности.


У меня такое чувство, будто ты за эти три месяца стала по крайней мере на пять лет старше — так ты изменилась. Ты стала на пять лет красивее. И на десять лет опаснее.


— Побудь со мной, — сказал он Лилиан. — Ты приносишь счастье.


— Видишь, — сказал он, — иногда у человека появляется шестое чувство.
Лилиан улыбнулась. "Если бы ты только обладал им в любви," — подумала она.


- Сейчас я думала о том, что самые умные люди могут быть поразительно глупыми. Не прогоняй меня силой.


В его жизни их любовь являлась лишь эпизодом, хотя сейчас он и думал иначе, а для нее — концом всему. Она не имела права жертвовать собой; теперь она это поняла. Лилиан не ощущала раскаяния, для этого у нее было уже слишком мало времени; зато она обрела ясность, ясность раннего утра. Последние клочья тумана рассеялись, недоразумения исчезли. Она почувствовала маленькое острое счастье, какое чувствует человек, принявший решение.


— Мне, а не ему была уготована смерть. У нее было странное чувство — как будто она кого-то обманула: оказавшись лишней, она все же продолжала жить; произошло недоразумение, вместо нее убили другого человека, и над Лилиан нависла неясная серая тень подозрения в убийстве, словно она была изнемогшим от усталости водителем, который переехал человека, хотя мог этого избежать.


Напрасно она убеждала себя, что все равно была бы одна, даже если бы Клерфэ не постигло несчастье; она очутилась бы сейчас одна в Париже или на пути в Швейцарию. Ничего не помогало, она чувствовала, что рядом с ней в земле образовался провал — пропасть без дна. Она не могла забыть об этом ни на секунду. Клерфэ умер; если бы его просто не было с Лилиан, все казалось бы совсем иначе.


Человек, которому предстоит долгая жизнь, не обращает на время никакого внимания; он думает, что впереди у него целая вечность. А когда он потом подводит итоги и подсчитывает, сколько он действительно жил, то оказывается, что всего-то у него было несколько дней или в лучшем случае несколько недель. Если ты это усвоил, то две-три недели или два-три месяца могут означать для тебя столько же, сколько для другого значит целая жизнь.


В безутешных ситуациях люди всегда ищут утешения где только можно. И находят.


На самом деле человек по-настоящему счастлив только тогда, когда он меньше всего обращает внимания на время и когда его не подгоняет страх. И все-таки, даже если тебя подгоняет страх, можно смеяться. А что же еще остается делать?


— О чем ты думаешь? — спросил Волков.
— Я думаю о том, — сказала Лилиан медленно, — что все на свете содержит в себе свою противоположность; ничто не может существовать без своей противоположности, как свет без тени, как правда без лжи, как иллюзия без реальности, — все эти понятия не только связаны друг с другом, но и неотделимы друг от друга…
— Как жизнь и смерть?
— Да, да, Борис, как жизнь и смерть. Не знаю, сколько времени мне удастся верить в это. Хотелось бы верить очень долго.


Лилиан умерла от удушья во время кровотечения, но немного погодя черты ее лица разгладились. Борис никогда не видел ее такой красивой. И он подумал, что она была счастлива, насколько человек вообще может быть счастлив.