Уважаемый бог, я «пишу» это, глядя на стену твоего очага – подо мною Иерусалим. Я давно собиралась с тобой говорить откровенно, да немного мешает приросший со временем грим. Неудобно тебя отвлекать, ты, наверное, занят трудоёмким разделом уроков и всяческих благ, вон из Праги приезжий, из Лондона, наш из Рязани – у тебя и без местных просителей полный аншлаг. Разбирай, разбирай не спеша неподъёмную груду, мы ж как дети – нам всё разложи на добро и на зло. Я в сторонке, вот тут посижу, я просить и не буду, просто ветром попутным случайно сюда занесло... Уважаемый бог, я нарочно с тобою без отчеств по понятному ряду достаточно веских причин, не подумай плохого – я помню, по классу пророчеств у тебя наивысший, к тому же, единственный чин. Мне с годами, скажу тебе правду, становится хуже, ты прости богохульство такое, но сам посмотри: это как-то нечестно – ты только один, и снаружи, а чертей у меня ровно тысяча бьётся, внутри, им давно надоело и тошно в таком гееноме, только некуда деться, для них это всё-таки дом; я сама, если честно, от этих своих антиномий невозможно устала, смеяться смеюсь, но с трудом. Уважаемый бог, я забыла бумагу и ручку, я всегда забываю про главное в нужный момент, да и мне ни за что не пробраться сквозь эту толкучку, где торопится каждый оставить в стене документ. Ты прости мою спутанность мыслей и качество слога, я умею красиво и даже стихами могу, только слишком красиво под носом у бога – убого, а к творцу со своими стихами – вообще не в дугу. Ты прости, что срывала свои и чужие вериги, безоружен мой личный, ослабший теперь, бундесвер, что и в городе трёх мировых популярных религий не смогла отыскать ни одной из спасительных вер, что пришла к твоему очагу в несмываемом гриме... Утомила, наверно? Прости меня, дуру – пойду. Ну... счастливо тебе оставаться в Иерусалиме. И до встречи. На этом же месте. В грядущем году.

Юлия Драбкина