Когда не стало больше тем

для разговоров,

когда несешься в темноте,

как самый скорый

из всех возможных поездов,

по параллели

ко всем возможным из миров –

на самом деле,

а не во сне и не в пятнистой

лихорадке –

без тормозов и машиниста,

то в остатке

сухом деления пути

на время ночи

зачем-то силишься найти

гудок погромче.



Не для того, чтоб оценили

силу звука,

не оттого, что больно или

слишком туго,

не потому, что естество

твое не вечно...

А чтоб услышал голос твой

хотя бы встречный.