Сколько волшебных живых историй сможешь прочесть, чтоб не захлебнуться в серых зловонных потоках быта, в взглядах, врастающих в монитор?
Годы летят, словно ветер в поле. Ты не находишь перо жар-птицы,Перед тобой всё одно: корыто, с трещиной, вклинившейся в узор.

В десять сидишь у окна часами, смотришь на небо в немой молитве,
Сов караулишь в пустой надежде вырвать из их коготков письмо.
Десять минуло. - Ну что же с вами?! - так же скрипит во дворе калитка,
Радио в комнате цедит Верди, в небе по-прежнему никого.
Плюнешь, забудешь, вернёшься снова. Будешь читать, загибать страницы,
Выделишь маркером заклинанья, голос срывая до хрипоты.
Годы летят. Ничего иного. Серые будни, пустые лица,
Палочка в мусорке. Злой начальник. Принтер, сминающий все листы.
Дом на окраине, на задворках, выкрашен ярко-зелёной краской,
И всё равно никакого толку - так же убог, неуютен, мал.
Книги пылятся на дальних полках, будни резиной струятся вязкой,
Ночью же воется втихомолку. Плачется. С горечью цедишь: - Магл.
Этот вердикт не дает покоя. К черту таро и кривые руны!
Ты умоляешь: - Возьмите в Хогвартс! Лишь на неделю! На пару дней!
Крики уносит в людское море, письма глотают пустые урны.
И безнадежность - незримый полоз - душит под яростный хруст костей.
И никуда-никуда не деться. Не убежать от своей природы.
Магл - словно пуля вошла в ключицу. Магл. Обычный. Такой, как все.
Прочь убегает слепое детство. Вместо чудес - поезда, заводы.
Ты вырываешь из книг страницы, комкаешь, жжешь на большом костре.
Утром - работа и гад начальник. Ты на бегу принимаешь ванну.
Завтра отчет. Безнадежность-полоз жмется клубочком, как кот урчит.
Вечером в гости придет племянник. И ты раскроешь святую тайну:
- Где-то стоит нерушимый Хогвартс. Пламя надежды ещё горит.

Сколько волшебных живых историй сможешь прочесть, чтоб не захлебнуться в серых зловонных потоках быта, в взглядах, врастающих в монитор?
Годы летят, словно ветер в поле. Ты не находишь перо жар-птицы,Перед тобой всё одно: корыто, с трещиной, вклинившейся в узор.

Чашечка чая и плед на плечи. Слабые руки, седые пряди.
Домик и сад - как у всех соседей. Ты в нём полвека растил уют.
Кресла, диваны, камины, печи... Боже, зачем? Ну чего же ради?!
В тридцать о сказках никто не помнит. А в пятьдесят на таких плюют.
Книга послушно ложится в руки, пальцы поглаживают страницы,
Трепетно шепчешь: - Ну жил же хоббит в теплой подземной своей норе!
Ты закрываешь глаза. Ты помнишь острые уши, худые лица,
Длинные бороды и зарубки - символ победы на топоре.
Книга затягивает, как в детстве. Манит уйти за края вселенной,
В мир, где случается в жизни чудо, в мир, где добро побеждает зло.
Чертов полтинник! Мечты-синицы. Ты в этом уютном тепле, как пленный
И в твою дверь не стучит волшебник. Что тут поделаешь? Не свезло.
Не повезло. Так случалось с всяким. Кто-то теряет ключи от дома,
Кто-то разлил на рубашку кофе. Ты же теряешь свою мечту.
Но вечерами ты ищешь знаки. Ждешь, что придут к твоей двери гномы,
Верой и горечью разгоняешь в сердце засевшую пустоту.
Чай остывает и мерзнут пальцы, книга ложится назад на полку.
Ты наизусть знаешь текст и карты каждой волшебной чужой земли.
Злая тоска обнажила жальце. Шепчет на ухо: - В тебе нет толку!
Старый, больной... И кому ты нужен, чтобы копаться в твоей пыли?
Только в твой двор прибегают дети - горстка соседских смешных мальчишек.
Дети приходят небесной манной, переступая за твой порог.
И ты говоришь им о птицах Манвэ, троллях и куче горящих шишек.
И о волшебнике, что приходит не поздно, не рано, а точно в срок.


Кайлиана Фей-Бранч