Прошло, прошло, прошло и это — библейский мирный царь не врал — и увлечение брюнетом, и завихрения сюжета, и все вопросы без ответа, и близость судьбоносных жвал, давно желающих отведать, насколько крепок твой хитин.
Сосед за столиком напротив дымит крепчайшей сигаретой, и мир чужих, враждебных спин туманится, плывёт, отходит опять к задворкам бытия. Кривит соседка сочный ротик, но, слыша "лапочка моя...", с готовностью в ответ смеётся, и продолжается игра — с ленцой, бездумно, самотёком.
В окне крупицы серебра летят из тёмного далёка — зима, как никогда, щедра на запоздалые осадки. Кофейный бог, густой и сладкий, глотком последним нежит нёбо, вот-вот, и выходить пора туда, в объятия озноба, но я держу, держу момент, как держат паузу актёры, а вечер, прикорнув у шторы, глумливо шепчет: "Веры нет.... Весь мир — театр, игра бездарна". Киваю: "Да". Коньяк янтарный преобразил бы интерьер, но, избегая полумер, предпочитаю в чёрно-белом. Ночь набирает децибелы и намекает на абсент. Спасибо, нет.
Бежать отсюда, где люди покупают чудо в бутылках тёмного стекла, на улицу, под фонари, живущие неярким светом, которым познаётся мгла. Нарушив прагматизма вето, бежать туда, навстречу лету, в свой личный маленький Тибет.
Но, между тем... Пройдёт и это, и мир откроется тебе...

Уже Другая