Соль-Вейг: Торжественное шествие в честь Дня Победы состоялось сегодня и в нашем городе. Колонна демонстрантов получилась внушительной, вот только самих ветеранов ВОВ было мало. Очень мало... Они шли к Вечному огню на нашу площадь Победы, чтобы возложить туда цветы, и поддерживали друг друга... Но незримо в колонне присутствовали и те участники ВОВ, кого уже нет в живых - люди несли их портреты. Я такое увидела впервые и невольно вспомнила, что в годы моей юности, когда участникам войны было от 45 до 65 лет (в зависимости от того, в каком возрасте они попали на фронт), ветераны плотно заполняли центральные улицы города!  Почти все, уцелевшие в битве с фашистами, были тогда еще живы. И всё вокруг тогда было другим! Душистая от цветов, счастливая весна, уверенность в завтрашнем мирном дне, любовь и только любовь людей друг к другу!!!

Об одном из таких весенних праздничных дней я написала свой первый рассказ. Училась тогда в 10 классе и не знала еще, что выберу профессию журналиста, но к бумаге и перу тянуло... Надеюсь, что сегодняшним читателям моего дневничка будет интересно вместе со мной совершить путешествие во времени и оказаться в  конце 60-х годов прошлого века...

                                                                                       ***

Оля открыла окно и с удовольствием подставила лицо солнцу: «Мама, посмотри, как тепло сегодня! Да брось ты вязать! Праздник же – день Победы. Сходи к подругам в гости…»

            – Они сами вечером ко мне придут. А вязать я люблю: успокаивает… – последние слова мама сказала совсем тихо и низко наклонилась над спицами, но Оля не заметила этого и, напевая что-то, убежала одеваться. Через несколько минут выпорхнула из спальни и повертелась перед мамой: «Как новый свитер? Идет мне?»

            – Хороша!

            Оля поправила перед зеркалом челку: «Ну, мамочка, не скучай! Меня друзья уже заждались… Принесу тебе из леса подснежников. А ты все-таки сходи куда-нибудь, погуляй…»

            – Я? Да, я пойду… тут недалеко… – мама говорила нерешительно, явно не зная, как закончить фразу, но Оля не дослушала. Она взглянула на часы, ахнула и выскочила из квартиры.

            ***

            … И Оля, и ее одноклассники этой весной были в лесу впервые. Недавно растаял снег, недавно просохло…

            Устав, они развели костер и устроились вокруг него на куче опавших листьев. Юра, который, как всегда, был с гитарой, принялся за песни. Вспомнил те, которые любил в школе, потом перешел на новые, студенческие. Наташа с Галей подпевали.

            Оля подбросила в костер хворост и оглянулась: где же Дима? Исчез куда-то… А без него все Юркины песни кажутся грустными. Но Дима, словно угадав Олины мысли, вынырнул из-за дерева и потянул ее за рукав: «Пошли, покажу что-то…»

            – Вот, смотри, – он остановился у развесистого куста. Оля ахнула: куст усыпан большущими пушистыми шариками, которые на солнце просвечивали и горели, как золотые капли.

            – Хочешь, нарву? – темные Димкины глаза смотрели так ласково, что Оля от смущения не смогла ничего ответить и только слегка кивнула. Дима сломал несколько веток и отдал ей этот необычный букет. Шарики пахли медом, а их желтый пушок был так нежен, что Оля не удержалась и прижалась к букету лицом… Ну, и смеялись потом над ее перепачканным носом!

            ***

            Автобуса ждать не стали, пошли пешком под Юркины песни. В городе оказалось еще теплее, чем в лесу. Навстречу бесконечной вереницей двигались люди, казалось, что весь город сегодня на улицах… Вглядываясь в лица прохожих, Оля снова вспомнила, что сегодня праздник Победы. Люди собираются группами, поздравляют друг друга, у многих на груди ордена и медали и у каждого такой вид, будто это его личный праздник, годовщина чего-то дорогого в его жизни…

            Наверное, Наташа тоже это заметила. Она долго смотрела, как два пожилых военных обнимались, не стесняясь слез, потом сказала:

            – А знаете, ребята, сегодня ведь и вправду очень большой праздник. Особый!  А мы…

            Все притихли, Юра опустил гитару. Оля шла и все удивлялась, какое сложное выражение на лицах людей, которые видели войну и добились этой победы. Они то пели, то смеялись, то плакали, вспоминая дни, когда Оли еще на свете не было. И ей вдруг показалось, что она перенеслась на много лет назад, что это – тот день, тот май, 1945-ого года. Ведь люди вокруг нее сейчас те же самые, что смеялись и плакали тогда. И она видит их не в кино, а своими глазами…

            «Почему-то мы редко вспоминаем о живых свидетелях и знаем о войне больше по книгам, – подумала Оля. – А сколько могла бы рассказать моя мама, военный медик, которая спасла и на операциях в госпитале, и под огнем, когда выносила с передовой раненых, сотни людей… Сотни? Это я так думаю. А ЕЕ никогда не спрашивала… Я ее сегодня, кажется, и поздравить забыла. Как же это – забыла?!»

            – Ну, нам на троллейбус. Так до вечера? Придешь к Юрке? – Олины размышления прервал Дима.

            – Да, да, приду, – Оля попрощалась с друзьями и свернула на свою улицу. И здесь сегодня нарядно, и здесь – полно людей с медалями на груди…

            Вот и дом. Оля прижала к себе нежный букет – желтые пушистые шарики. От них пахло медом, лесом и дымом костра. «Подарю их маме, поздравлю ее сейчас», – решила Оля. Звонок отозвался в глубине квартиры и замолк. Неужели мамы нет? Оля опустила руку в карман. Надо же! Ключи забыла… Позвонила еще раз.         

        
            Устало прислонилась к перилам лестницы. Так хочется поскорее увидеть маму! И вдруг Оля поняла: мама на кладбище… Еще утром по ее уклончивым ответам (не хотела уменьшать Олину радость), по ее глазам можно было понять, как грустно ей сегодня, как недостает отца и куда она собирается идти. Оля не захотела этого понять, она была слишком увлечена весной, праздником, предстоящей встречей с Димкой…

            Через три ступеньки Оля сбежала вниз. Опять солнечная улица, торжественные люди… И многие из них, оказывается, идут вместе с ней на городское кладбище. По главной кладбищенской дорожке даже трудно пробраться. На ней толпа. Нарядно одетая молчаливая толпа. Оля с трудом продвигалась вперед, туда, где от большого камня надо повернуть налево. Как же она забыла, что сегодняшний праздник – это не только веселье даже для нее? Слезы на лицах людей с уважением относила к чему-то героическому и далекому. Как же она забыла про своего отца? Он умер полтора года назад, но если бы не то давнее ранение, которое он получил, защищая Ленинград в суровые дни блокады, если бы не война, этого бы не случилось. Последствия и ранения, и перенесенной дистрофии от страшного голода, тлели много лет и в конце концов «вспыхнули» смертельным огнем…

            Вот и камень, вот и поворот, но… мамы уже нет. Видно, как аккуратно она подмела кусочек земли за оградой, поставила свежие цветы. На недавно покрашенной скамье остались пушинки от ее шарфа. Она здесь, наверное, долго сидела. Одна.

            Оля прижалась лбом к холодным прутьям запертой на замочек калитки в ограде. С фотографии на памятнике ей улыбался отец. Милый, живой, с веселыми глазами. Сколько раз он порывался рассказать ей о войне, о блокаде то, чего не прочтешь в книгах! Только Оле постоянно было некогда. Ее жизнь, ее настоящее заслоняли все остальное.  А теперь уже не узнать, какие тайны спрятаны в глубине этих глаз…

            Оля просунула сквозь прутья ограды руку и положила на холмик свое лесное чудо – ветки с нежными весенними шариками. Положила все, кроме одной, самой большой. Это – для мамы…