Это цитата сообщения schreki Оригинальное сообщение

Предисловие Соль-Вейг: С "носовыми платками" я не согласна. Когда речь идет о большой любви, пусть и со стороны животных, ее трагический финал вызывает не банальное хлюпанье носом, а уж скорее такие серьезные переживания, которое чаще всего люди прячут в душе. Внешне это может быть и не очень заметно, но - "тихие воды глубоки"...

Это я знаю на своем опыте. Я потому и публикую эту цитату, что нечто похожее пережила в своем детстве.
Когда мой отец служил в одном из военных гарнизонов Севера, у меня была северная лайка, которой по незнанию дали имя Такса. Мы ее взяли уже совсем взрослой у соседей, с которыми у собаки были весьма прохладные отношения. А нас она полюбила.

Но все-таки семья соседей - не чужая. Поэтому мы спокойно оставили Таксу соседям на время отпуска (месяц всего!). А когда вернулись из санатория, где ежегодно восполняли то, чего организм не получал на Севере, соседи, пряча глаза, сказали, что Такса после нашего отъезда легла пластом, еду ни у кого не брала и вскоре погибла от голода и тоски...
Что со мной тогда было - напишу отдельно. Сейчас в "фокусе" не мой рассказ, а автора цитаты...

Как нести бремя любви?... Приготовьте все носовые платки!!!!! Рассказ

[показать] 

 

«Я боюсь его любви», – сказал мне как-то муж. «Он любит меня самозабвенно и ревниво, как женщина. Когда мы с ним оба дома, он требует моего безраздельного внимания. Я не понимаю, чем мог вызвать такое сильное чувство. Меня это иногда тяготит».



Ничего не поделаешь, мы в ответе за прирученных нами. И нести бремя их требовательного чувства, и отвечать им взаимностью – нормально.



А муж был объектом пылкой любви... нашего кота. Коты эгоистичны, это правда, и чувство, питаемое мужчиной-котом к мужчине-человеку, было эгоистичным. Но это была истинная любовь. Ни до, ни после мне не приходилось видеть «животной», именно кошачьей, любви такой силы и длительности.

Кот, появившийся в семье, был, вообще говоря, моим капризом. Мне, волею судеб, довелось принимать роды соседской кошки, вздумавшей принести потомство в нашем фамильном кресле на даче. Один из котят, мелкий задохлик, подрастая, стал очень хорош собой: черный с белой манишкой пуховый шар на коротеньких ножках. Круглые желтые глаза и огромные белые усы, белая эмблема фирмы «Мерседес» на носу, вальяжность и красота запали мне в душу. И я поставила мужа и ребенка перед фактом появления в нашей семье «кошачьего родственника» сибирской породы.



Родственничек продемонстрировал всю незаурядность натуры еще при переезде с дачи, крича мерзейшим голосом всю дорогу и делая перерывы, только когда ему становилось совсем уж плохо. Потом уже я прочитала, что именно черных котов использовали на парусных судах в качестве вестников приближающегося шторма. У них, оказывается, очень чувствительный вестибулярный аппарат. Наверное, автомобиль, двигающийся рывками в пробках Ярославского шоссе, казался маленькому коту как минимум галеоном, огибающим в шторм Мыс Горн.



«Сокровище» нужно было как-то называть. Напрашивающийся вариант «Паваротти» был, по размышлении здравом, отвергнут, а вариант «Мерседес» – закреплен официально в прививочном паспорте. Но все, видевшие наш «черный бриллиант» во младенчестве, умильно восклицали: «Ой, какой он пусик». Это оргигинальное имя и прижилось. Прозвищ же давалось много, в зависимости от поведения. Пока не приучили к горшку, бытовало прозвище «афинский тиран Писистрат», а за «изысканность» манер был прозван «виконт де ля Пусь».



В качестве объекта привязанности кот выбрал мужа. Нашего Папу. Сразу и навсегда. Иерархическая структура семьи выглядела, в его понимании, так: Муж, Он сам – Пусик, я, ребенок... Когда встал вопрос о «модификации», муж не позволил подвергнуть кота таким лишениям, проявив в этом деле истинно мужскую солидарность.



Пусик остался мужчиной. В полном смысле этого слова. Суровым, мохнатым и не благоухающим фиалками. Залечивая его боевые раны, я чувствовала себя военно-полевым хирургом доктором Пироговым.



Виконт де ля Пусь был разным: интеллигентным, иногда чуть хамоватым, но никогда – вором и всегда – джентльменом по отношению к дамам. За дамами ухаживал напористо и красиво, с серенадами и дуэлями. Добиваясь успеха, сильно улучшил породу дачных котов, его потомки и до сих пор «бороздят» просторы окрестных помоек. Но всегда помнил, что дамы – это лишь утехи плоти, а вот объект любви душевной, дружбы мужской нерушимой – мой муж.



Вечером они, мужчины, беседовали на разные темы, и в мурлыкании кота явно слышались повествовательные интонации. Он терся колючими усами о небритый мужнин подбородок, ревниво отгоняя меня сердитым кряканьем, если я мешала их беседе. И даже магическое слово «Кушать» не всегда могло отвлечь кота от пищи духовной.



Он провожал мужа утром на работу и встречал вечером с работы. Если случалось задержаться, он дежурил под дверью в прихожей и встречал с радостными воплями: «Наконец-то ты пришел, где тебя носило, заждался, столько всего надо рассказать». Он забирался на письменный стол, топая по клавиатуре, если муж работал за компьютером, давая всем видом понять, что любовь требует жертв, и жертва эта должна быть принесена немедленно в виде отказа от компьютерной деятельности.



Сопровождал мужа во всех его передвижениях по дому, участвовал в телепросмотрах футбольных матчей, напоминал о себе, когда открывали банку лосося, желая получить законную треть только из мужниных рук.



Он требовал своей порции ласки как только ощущал хоть малейший дискомфорт и нахально отпихивал пяткой, получив эту ласку. Иногда на даче приводил отдельных кошачьих дам «на смотрины», а после нашего одобрения быстро, пока она не передумала, тащил даму в шиповниковый куст.



А потом пришло время нашего отъезда в другую страну. Сразу взять с собой кота мы побоялись и оставили его родителям, собираясь через несколько месяцев, как только устроимся, и начнется работа в университете, забрать его.



Мы звонили и спрашивали: «Как Пусик?». «Очень тоскует,– отвечала мама, – ничего не ест. Лежит целыми днями, уткнувшись носом в ботинок твоего мужа. Плачет. Никуда не выходит. Отвлечь его не получается».



«Надо срочно забирать,– сказала я мужу.– Понимаешь, он любит тебя так, что умирает без твоей любви. Он думает, что ты его предал».



Муж взял билет на самолет в Москву.

И... не успел.