Бегут неверные дневные тени.
Высок и внятен колокольный зов.
Озарены церковные ступени,
Их камень жив – и ждет твоих шагов.

Ты здесь пройдешь, холодный камень тронешь,
Одетый страшной святостью веков,
И, может быть, цветок весны уронишь
Здесь, в этой мгле, у строгих образов…




Дед главного героя в романе А.П. Чудакова "Ложится мгла на старые ступени" - говорит, что "Bера — не лоб перекрестить в храме на Пасху или Рождество. Это исповедь, молитва, пост, жизнь по нашему православному календарю. Воцерковление идет веками и годами, начинается с младенчества, с семьи".

Я так и не научилась правильно молиться, знаю всего одну молитву, но внутренне часто обращаюсь к небесам.

В храм меня водила бабушка. Вернее, я сама уговаривала, чтобы она меня взяла с собой. После долгих отговорок, она соглашалась и предупреждала, что вставать нужно очень рано: «В пять утра я тебе постучу в окошко. Если будешь готова – возьму».

С вечера я просила маму, чтобы не будить ее так рано, заплести мне косу и, повторив себе несколько раз время подъема, засыпала, как убитая. Проснувшись за пятнадцать минут до назначенной встречи с бабушкой, быстренько умывалась, одевалась и садилась на стул около окна, обозревая улицу. В свете фонарей появлялась сначала тень, а потом и бабушка, завидев мою одинокую фигуру на фоне окна, улыбалась мне и махала рукой – поехали.

При посещении церкви, я всегда чувствовала необъяснимую внутреннюю восторженность, чувство приподнятости какой-то. Пока бабушка молилась, я любовалась убранством, наблюдала за молящимися, но самое большое впечатление на меня производили звуки: даже в полной тишине мне чудилось что-то таинственное. Как будто все то, что пришедшие сюда люди произносили про себя, имело какую-то пространственную объемность в виде едва уловимого звука. И этот звук уходил под самый купол храма, куда я, задрав голову, смотрела, пока бабушка мягкой рукой не опускала ее для того, чтобы я последовала примеру окружающих и подталкивала под локоть – перекрестись!

Я редко посещаю церьковь. Просто там я не могу сосредоточиться. Нет, я не подавлена, наоборот, великолепие и красота, вызывает состояние приподнятости и, выйдя из храма, чувствую какое-то очищение. И я плачу. Плачу, как и в тот первый раз, когда меня крестили: было восторженно-холодно потому, что надо мной распахнулось что-то огромное и сверху на меня глядели люди. Я жутко плакала, говорят, уже потом, когда меня уносили из церкви, но этого я не помню. А вот кроткие глаза и крылья я точно запомнила. Позже я была в том храме. Действительно, при взгляде вверх мороз по коже и вдруг распахивается бесконечность.
Мы, приходя в храм, молимся и опускаем голову в пол или уходим в себя, разговаривая с Богом, а ребенка держат при крещении, так, что он видит все пространство храма и это действительно вызывает необъяснимый восторг.

Бабушка была воцерковленным человеком, активно участвовала в жизни храма. Но никогда я не чувствовала давления, желания навязать веру. Ее давно уже нет рядом с нами, но остались в памяти и в душе ее мягкие ненавязчивые уроки общения с БОГОМ, чувство ХРАМА внутри - это и есть самое главное, для чего нужна молитва. Господь слышит нас, где бы ни было общение, потому что он внутри каждого из нас.


…Растут невнятно розовые тени,
Высок и внятен колокольный зов,
Ложится мгла на старые ступени…
Я озарен – я жду твоих шагов.
А. А. Блок