Оригинальная публикация


Восстал всевышний бог, да судит
Земных богов во сонме их;
Доколе, рек, доколь вам будет
Щадить неправедных и злых?

Ваш долг есть: сохранять законы,
На лица сильных не взирать,
Без помощи, без обороны
Сирот и вдов не оставлять.

Ваш долг: спасать от бед невинных,
Несчастливым подать покров;
От сильных защищать бессильных,
Исторгнуть бедных из оков.

Не внемлют! — видят и не знают!
Покрыты мздою очеса:
Злодействы землю потрясают,
Неправда зыблет небеса.

Цари! — Я мнил, вы боги властны,
Никто над вами не судья, —
Но вы, как я, подобно страстны
И так же смертны, как и я.

И вы подобно так падете,
Как с древ увядший лист падет!
И вы подобно так умрете,
Как ваш последний раб умрет!

Воскресни, боже! боже правых!
И их молению внемли:
Приди, суди, карай лукавых
И будь един царем земли!


Текст- бомба. В нем - набат, зарево и виселицы... Виселицы непременно. Как же без них карать? Но и гильотины тоже годятся. Они даже больше походят. По историческому контексту. Ибо. Текст этот называется Ода "Властителям и судиям" и написал ее Гавриил Романович Державин. Приблизительно до/во время (нужное подчеркнуть) революционных событий во Франции. Любопытное обстоятельство: в этих наших интернетах оной оде разные датировки приписываются, от 1770 до 1787 года. 1770-й год, это вряд ли, конечно. Ода суть плод блистательного и зрелого мастерства, а Державину в 1770 году исполнилось всего 27 лет и служил он в Преображенском, Ея Иператорского Величества Гвардейском полку, служил рядовым солдатом. Так уж сложилось, что Роман Николаевич, секунд-майор и отец Гавриила Романовича не записал его в младенчестве в гвардейский полк, не было к 19-ти годам у Державина выслуги лет для офицерского чина, и пришлось ему идти в гвардию рядовым, в каковом звании он и прослужил 10 лет. Так что, вряд ли, вряд ли рядовой солдат такую оду смог измыслить. А вот конец 70-х и 80-е -другое дело. Это расцвет Державина время од "Фелица", "Бог", "Вельможа", "На взятие Измаила"... Время, когда Гавриил Романович считался 1-м номером в русской словесности...
Он несколько раз порывался оду опубликовать, но цензура добро не давала, один раз так случилось, что готовый тираж журнала с одой был весь из типографии изъят. Цензоры посчитали что в таком виде ее публиковать нельзя. Надо смягчить. Державин на это оду переписал, но не смягчил, а наоборот, замешал еще круче. Такой уж он был человек. Решительный. Не боялся никого, даже Матушку-Императрицу. Каковой Матушке он и презентовал свое собрание сочинений в 1795-м году, это было роскошное рукописное издание, очень ограниченного тиража, изданное им на свои средства. А так как своя рука - владыка, ода "Властителям и судиям" в издание вошла. Да чего уж... И "Вельможа" вошла.

Осел останется ослом,
Хотя осыпь его звездами
Где должно действовать умом
Он только хлопает ушами

Гавриил Романович в то време был уже 2 года как отставлен от должности Кабинет-секретаря Е.И.В., числился сенатором, и просился в чистую отставку, а Матушка-Государыня его не отпускала. Непростые у них отношения были.
Екатерина читала 2 дня., и пришла в крайнее неудовольствие. Уж очень ко времени пришлись стихи. 1795-й это времена Великой Французской революции, времена Дантона и Робеспьера, Якобинского клуба и тех самых набата и гильотин. А к тому же, каково было уже очень пожилой Императрице читать :"и так же смертны.... и вы подобно так умрете...". И уж совсем усугубило вину Державина, что ода суть пусть и вольный, но перевод 81-го Псалма царя Давида. А этот псалом служил французским якобинцам неофициальным гимном.

Короче, признали Гавриила Романовича якобинцем, революционером, "мечтателем опасным", собирались даже под суд его отдать, а последний фаворит Екатерины Платон Зубов Гавриилу Романовичу допрос учинил. Но не таков был Державин, чтобы задний ход давать и оправдываться. Раз ода -перевод 81-го псалма, то что же это получается? В якобинцы решили записать Царя Давида? А ничего,что Псалтирь -суть часть Святого Писания, книга настольная и священная, по которой православные христиане каждый день молятся?

Матушка-Императрица подумала, подумала... И никаких мер против пиита предпринимать не стала. А могла. Радищев и Новиков к тому времени сидели оба. Радищева за литературную деятельность)) даже к виселице приговорили, но помиловали, заменили ее крепостью. Просто до самой своей смерти (кстати, очень недалекой), Екатерина с певцом Фелицы не разговаривала.

Прошел год, Матушка-Императрица отошла ко Господу. Взошедший на престол Павел Петрович екатерининских вельмож не любил, всем навставлял капитальных фителей, но к Державину отнесся благосклонно, даже обещал сделать его главой Высшего совета. На словах. А как до указа дошло назначил его главой Канцелярии Высшего совета. Разница...как в анекдоте про нюанс. Публично рассказывать его не будем, частным образом, разве...

Гавриил Романович, натурально, обиделся и на следующей аудиенции был несколько желчен. Государь-Император вспылил, Державин тоже, и был Павел Петрович послан Гавриилом Романовичем на... "слово из 3-х букв, на Х начинается". Публично.
Вот тут-то кажется кнут и дыба очень кстати пришись, но... Согласно Е.И.В. указу за буйство Сенатору и Тайному советнику Державину Г.Р. запретили являться во дворец. Только и всего-с.

Пройдет с тех пор 25 лет, и 19-летний, наивный, несчастный Александр Сергеевич напишет оду "Вольность".

...
Увы! куда ни брошу взор —
Везде бичи, везде железы,
Законов гибельный позор,
Неволи немощные слезы;
Везде неправедная Власть
В сгущенной мгле предрассуждений
Воссела — Рабства грозный Гений
И Славы роковая страсть.

Лишь там над царскою главой
Народов не легло страданье,
Где крепко с Вольностью святой
Законов мощных сочетанье;
Где всем простерт их твердый щит,
Где сжатый верными руками
Граждан над равными главами
Их меч без выбора скользит

И преступленье свысока
Сражает праведным размахом;
Где не подкупна их рука
Ни алчной скупостью, ни страхом.
Владыки! вам венец и трон
Дает Закон — а не природа;
Стоите выше вы народа,
Но вечный выше вас Закон.
...

А потом были еще "Из Андрея Шенье", эпиграммы на Аракчеева и, о УЖОС! на Александра I. И отправился Александр Сергеевич от столицы подальше, а Кишенев. А мог на Соловки загреметь, если бы Карамзин его не отмазал. Дальше - больше. В 1824 году полиция вскрыла письмо Пушкина, где он с симпатией об атеизме высказывался, и снова выпала ему дальняя дорога, казенный интерес - на 2 года в Михайловское. Под негласный надзор полиции. Попутно с госслужбы его попросили.
И на всю свою оставшуюся, очень не долгую жизнь стал Александр Сергеевич неблагонадежным, невыездным, получил себе в цензоры лично Государя-Императора, безчиленные выговоры и придирки.

Потрясенный смертью друга и брата-литератора Жуковский писал Бенкендорфу 8-го марта 1837 года:

Старое, писанное в первой молодости, то именно, около чего вертелись все предубеждения, на нем лежавшие, все, как видно, было им самим уничтожено (сколько можно судить теперь); в бумагах его не осталось и черновых рукописей. Он сам про себя осудил свою молодость и произвольно истребил для самого себя все несчастные следы ее. Что же из сего следует заключить? Не то ли, что Пушкин в последние годы свои был совершенно не тот, каким видели его впервые? Но таково ли было об нем ваше мнение? Я перечитал все письма, им от вашего сиятельства полученные: во всех них, должен сказать, выражается благое намерение. Но сердце мое сжималось при этом чтении. Во все эти двенадцать лет, прошедшие с той минуты, в которую государь так великодушно его присвоил, его положение не переменилось; он все был как буйный мальчик, которому страшишься дать волю, под строгим, мучительным надзором. Все формы этого надзора были благородные: ибо от вас оно не могло быть иначе. Но надзор все надзор. Годы проходили; Пушкин созревал; ум его остепенялся. А прежнее против него предубеждение, не замечая внутренней нравственной перемены его, было то же и то же. Он написал «Годунова», «Полтаву», свои оды «К клеветникам России», «На взятие Варшавы», то есть все свое лучшее, принадлежащее нынешнему царствованию, а в суждении об нем все указывали на его оду «К свободе» ("Вольность"), «Кинжал», написанный в 1820 году; и в 36-летнем Пушкине видели все 22-летнего.

И так далее... Письмо длинное, но весьма примечательное. В начале Жуковский, кстати, оправдывается перед Бенкендорфом по доносу, дескать он, Жуковский, тайно вынес и квартиры Пушкина три пакета документов. Очень хотелось Александру Христофоровичу найти компромат на Александра Сергеевича.

Такие дела. Невеселые.

Но почему же Державина ни Екатерина,ни Павел, ни Александр, разве что с глаз долой прогоняли и то, на время, а Пушкина всю жизнь гнобили, хотя он перековался, а Державин ни вершка своих убеждений не уступил?

Причина первая, очевидная

Конечно,Пушкин в свооей оде следует за Державиным и Радищевым (Да, да, и у Радищева есть ода "Вольность" невыносимо длинная и литературно ужасно путаная. Но политические акценты там расставлены чотко). Параллели тут очевидны. Но и отличия существенны. Державинский текст короче, проще, эмоциональнее. Этакие сто мегатонн концентрированной ненависти. И вывод Державина, раз неправда зыблет небеса остается только карать. К чортовой матери. Время увещеваний и нравоучительных бесед закончилось. Надо сказать, что основания к таковой ненависти у Державина были. Пушкинская "Вольность" все же больше упражнение на заданную (Держвиным и Радищевым) тему. Подобно как пианист, учась, играет бесконечные этюды, так и Пушкин не столько переживает, сколько учится переживать. Что объяснимо: его детство было весьма благополучным, с 10-ти лет Пушкин - лицеист, живший и мужавший в комфортной среде, среде друзей и единомышленников. Пушкин вряд ли мог в реале почувтствовать,что значит покрыты мздою очеса.

А Державин российской юриспруденции хлебнул полной ложкой. В 11 лет он лишился отца, и соседний помещик, влиятельный и богатый, подал в суд на мать Державина, чтобы отсудить их имение. И с 11-ти лет Державин был принужден вместе с матерью бывать в присутствиях и судах и в конце-концов проиграть дело. Его ненависть и понятна и обоснована. Вся его последующая придворная жизнь связана с юриспруденцией. Его даже за глаза называли "бульдогом Правосудия".

Иное дело Пушкин. В финале оды он (да и Радищев) подводит читателя к другому выводу, он не призывает карать, но предостерегает: правители стоят высоко, но Закон-то выше. И если правители преступают высший Закон, то неизбежно придет их убийца, который будет еще хуже.


Восходит к смерти Людовик
В виду безмолвного потомства,
Главой развенчанной приник
К кровавой плахе Вероломства.
Молчит Закон — народ молчит,
Падет преступная секира…
И се — злодейская порфира
На галлах скованных лежит.

Самовластительный злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.
Читают на твоем челе
Печать проклятия народы,
Ты ужас мира, стыд природы,
Упрек ты Богу на земле.


Проще говоря, поменяли французы Людовика XVI на Наполеона, но профита от этого не получили. Тираническая форма правления при смене тирана приводит к тирану еще злейшему. Абсолютно и не по летам здравая мысль. Вся российская история, особенно в в XX-XXI ее подтверждает. Тут не беситься и мочить, тут власти задуматься надо над своим поведением.
Возможно, так бы и было, ограничься Пушкин Наполеоном. Но не удержался Александр Сергеевич, после Наполеона взялся за Павла I.


Глядит задумчивый певец
На грозно спящий средь тумана
Пустынный памятник тирана,
Забвенью брошенный дворец —

И слышит Клии страшный глас
За сими страшными стенами,
Калигулы последний час
Он видит живо пред очами,
Он видит — в лентах и звездах,
Вином и злобой упоенны,
Идут убийцы потаенны,
На лицах дерзость, в сердце страх.

Молчит неверный часовой,
Опущен молча мост подъемный,
Врата отверсты в тьме ночной
Рукой предательства наемной…
О стыд! о ужас наших дней!
Как звери, вторглись янычары!..
Падут бесславные удары…
Погиб увенчанный злодей.


Да... Государя-Императора злодеем окрестить... Личный выпад. Павел - отец и Александра I и Николая I. И выпад, надо сказать, вдвойне болезненный оттого, что ведь так и остается неизвестным, знали сыновья о намерениях убийц своего отца или нет, и эта тема, тема Павла и его смерти была во времена Александра и Николая абсолютным табу. И Пушкин табу нарушает.

А ода Державина, при всех ее мегатоннах ненависти, безлична. Конечно, можно догадаться, кому адресовано "но вы, как я подобно страстны, и так же смертны, как и я". Особенно, сопоставив с "Фелицей":


Тебе единой лишь пристойно,
Царевна! свет из тьмы творить;
Деля Хаос на сферы стройно,
Союзом целость их крепить;
Из разногласия согласье
И из страстей свирепых счастье
Ты можешь только созидать.
Так кормщик, через понт плывущий,
Ловя под парус ветр ревущий,
Умеет судном управлять


Понятно, понятно, к кому обращается Державин, но делает он это весьма политично; ппрозрачно, но намеками; указует, но не прямо. Ну и как же иначе? Оду "Властителям и судиям" пишет вельможа, государственный муж, сам до этого бывший пусть и местным, но властителем и судьей - сенатором Российской Империи, губернатором Олонецким и Тамбовским. Он чувствует грань между дерзостью и оскорблением.

Будучи поэт по вдохновению, я должен был говорить правду; политик или царедворец по служению моему при дворе, я принужден был закрывать истину иносказанием и намеками, из чего само по себе вышло, что в некоторых моих произведениях и поныне многие, что читают, того не понимают совершенно. Из письма Державина Мерзлякову, 1815

А Пушкин при сочинении "Вольности" просто мальчишка, коего талант, не стесненный опытом несет, очертя голову... прямо в Михайловское. И вот, собственно, еще одна причина различия судеб Державина и Пушкина.

Причина вторая, социальная

С легкой руки Александра Сергеевича утвердилось в русской традиции к Державину этакое насмешливое, свысока отношение. "Старик Державин нас заметил, и, в гроб сходя, благословил". Получается, что только этим Гавриил Романович и и славен, этакий Предтеча Истинного Первого Поэта, но и только... Нет, не только.

Не будем пока касаться дел чисто литературных, сравним биографии.

Что можно сказать о Пушкине?

Родился, учился в Лицее, уволен в отставку коллежским секретарем, это 10-й класс в Табели о рангах, в армии это штабс-капитан, после чего вел жизнь светскую, нигде не служил, зарабатывал большей частию литературой, чин камер-юнкера (дворцовый чин 5-го класса, на гражданской службе это статский советник, на военной - бригадир) Николай I Пушкину пожаловал исключительно ради хоть какого-то регулярного дохода, но и за всем тем после смерти Пушкина, Николай из личных средств выплатил 20 тысяч его долгов.

Ну а что Державин?

С 19-ти до 29 лет служил рядовым в Преображенском полку. В год поступления в службу, вместе со всем полком участвовал в мятеже, который возвел Екатерину II на престол. В начале 1770-х получил первый офицерский чин, и служил при штабе генерала Бибикова при подавлении Пугачевского бунта. Служил, между прочим по части разведки-контрразведки. Очень нетривиальный поворот карьеры. Оставил четыре тома записок о Пугачевском восстании, которые и сейчас считаются ценнейшим свидетельством о событиях бунта. В 1877 (в 34 года) стал статским советником и служил в Правительствующем Сенате, а в 1782 году написал "Фелицу", после чего стремительно и уверенно пошел в гору, пробиваясь на самые верхи. В 1784 году -губернатор Олонецкой губернии, потом - губернатор Тамбовской губернии. И там и там память о себе оставил самую благоприятную, в Тамбове и Петрозаводске даже и сейчас есть улицы Державина и памятники ему. В 90-е годы Гавриил Романович -Кабинет-Секретарь Екатерины, сенатор, При Павле - Президент Коммерц-коллегии, Государственный казначей и Действительный тайный советник, а при Александре I - Обер-прокурор Сената, Министр юстиции. Действительный Тайный - это чин 2-го класса, соответствует Генерал-полковнику на военной службе. Куда там Пушкину с его 5-м классом. Между ними в общественном положении - пропасть. Пушкина если и зовут к Царю, то редко и на ковер, типа, опять провинился, инако мыслишь, гражданин-поэт. Иное дело Державин. Он если и шел пред светлы очи, то не за выволочкой, он с Государями решал вопросы, в режиме нон-стоп. Будучи кабинет-секретарем Екатерины, Державин к ней являлся каждый божий день, в 7 утра, и толкал перед собой тележку с документами. И Екатерина два часа была принуждаема Державиным вникать в доклады, налагать резолюции, и вообще править страной. И Гариил Романович не отставал от Матушки-Императрицы пока все документы не оказывались разобранным. И делал это с такой с горячностью, что, бывало, Екатерина Потемкина звала, дабы тот ее от Гариила Романовича защитил. Это, знаете ли, не хозяин и слуга, это какие-то другие отношения. Деловые, предполагающие некое равенство. Поэтому, за стихи такого человека загнобить сложно. Ибо, не только стихами он силен.

А случаи, когда могли Гаврилу Романовича на ноль помножить были. И те, окоторых мы вначале говорили, да и вот, хотя бы на тамбовском губернаторстве, Гавриил Романовч вдрызг разругался с генерал-губернатором Гудовичем. Ну, в наше время это как терки между губернатором и полпредом в Федеральном округе. Должности тогда по-другому назывались, но суть та самая. Большинство губернских чинов, и вице-губернатор Ушаков приняли сторону (кто бы сомневался) Гудовича. А тут приказ от Потемкина - новая война с Турцией, надо закупать фураж для армии (Тамбовщина - черноземье, житница), на средства губернского правления. Казенной палатой (то есть казначейством) ведал вице-губернатор. И он, не будь дурак, заявил Державину, мол "Денег нет, но Вы, Гавриил Романович, держитесь" и укатил в свое имение, в отпуск. 7000 рублей только дал. А нужно было 30 000 и срочно, иначе цены на зерно могли вырасти, а от этого убыток казне. Что делать? Державин собрал свою дворню, и заявился в Казенную палату, где криком и мордобоем заставил чиновников во вверенных им средствах отчитаться. И неучтенки нашлось 200 000 рублей. Само собой, фураж закупили по самым выгодным ценам, а Гавриила Романовича с должности отозвали и отправили под суд. За самоуправство и нецелевое расходование средств. Доброхоты чернил на доносы не пожалели. Дело разбиралось в Сенате, а Обер-Прокурором сената в те годы был князь Вяземский, злейщий враг Державина. Тут бы пииту и конец, но Екатерина лично рассматривала дело и собственноручно начертать соизволила: "певец Фелицы вором быть не может". Аминь.

Казалось бы вот она,

Причина третья. Главная

Лесть. Александр Сергеевич спину не гнул, царям не льстил и умер на съемной квартире, весь в долгах, а "певец Фелицы" жил в собственном доме на Фонтанке, на содержание которого ежегодно уходило 70 000 рублей, и умер в собственном же, весьма обширном имении.
Вывод простой и соверешенно ложный.

Ну, начнем с того,что Пушкин Николаю льстил очень даже. Взять хотя бы помянутую "Клеветникам России" - высокий)) образец шинельной (C) поэзии. Термин забытый, но исключительно точный и сейчас ко времени.


Вы грозны на словах — попробуйте на деле!
Иль старый богатырь, покойный на постеле,
Не в силах завинтить свой измаильский штык?
Иль русского царя уже бессильно слово?
Иль нам с Европой спорить ново?
Иль русский от побед отвык?
Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,
От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?..
Так высылайте ж к нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди нечуждых им гробов.

Иными словами "можем повторить". Ну ничего на Руси не меняется, сколько веков не пройди. Это, реально, напрягает. На кладбище и то больше движухи, чем в русском менталитете. Все штыками размахиваем, когда мимо нас атлантическая цивилизация на Фальконах к Марсу лететь собралась.
Но и тут Александр Сергеевич не первопроходец. И Державин был Гранд-мастером шинельной поэзии


Гром победы, раздавайся!
Веселися, храбрый Росс!
Звучной славой украшайся.
Магомета ты потрёс!


Или в "Оде на взятие Измаила".

Услышь, услышь, о ты, Вселенна!
Победу смертных выше сил;
Внимай Европа удивленна,
Каков сей россов подвиг был.
Языки, знайте, вразумляйтесь,
В надменных мыслях содрогайтесь;
Уверьтесь сим, что с нами Бог;
Уверьтесь, что его рукою
Один попрет вас росс войною,
Коль встать из бездны зол возмог!

Чего уж боле... (С)

Но вот не та патриотическая поэзия Державина, не "можемповторить" идеалами он одушевляется. Это не Пушкин, и уж тем более, не Тютчев, коего мы вполне пропагандоном наречь можем.

Гавриил Романович не противопоставляет Россию Европе, наоборот, призывает ее к союзу:


Дай руку! дай залог любови!
Не лей твоей и нашей крови,
Да месть всем в грудь нам не взойдет

И засторелое русское победобесие ему не ведемо


Война, как северно сиянье,
Лишь удивляет чернь одну:
Как светлой радуги блистанье,
Всяк мудрый любит тишину.
Что благовонней аромата?
Что слаще меда, краше злата
И драгоценнее порфир?
Не ты ль, которого всем взгляды
Лиют обилие, прохлады,
Прекрасный и полезный мир?

Ну а лесть?... Это же норма по тем (и этим) временам. Конечно, похвалу Государям Державин рассыпает в одах своих щедро. Но делает это искусно и столь же искусно мешает лесть с наставлением.

Бороться с язвами сего несовершенного мира можно двумя путями - бичевать Порок, либо прославлять Добродетель. Державин решительный певец Добродетели, человек, твердый в Вере в Добродетель, человек, который если и согнется, то только затем, чтобы потом снова выпрямиться. Не удивлюсь, если все три правителя его жизни - Екатерина, Павел, Александр, чувствовали таковую твердость Державина и уважали, отличали, награждали его именно за это, не за лесть. За твердость в Вере. Певец Фелицы, это же на самом деле певец Добродетели. Амплуа востребованное, но редкое в русской литературе.

Давайте поразмышляем. Чем занималась русская литература после Державина? Бичеванием Порока по преимуществу. Началось все еще при Гаврииле Романовиче, "Путешествием из Петербурга в Москву" и "Недорослем", и дальше обильно плодоносило аж до Горького и Булгакова. В примерах непохвальных дефицита не было. Ведь "Бесы"и "ПиН" Достоевского тоже суть бичевание. А вот пример положительный у русских писателей не вытанцовывался. Первая часть "Мертвых душ" куда убедительнее второй. Положительно прекрасный князь Мышкин просто злокачественный пи... эээ... балабол, чье балабольство особенно рельефно на контрасте с британским Пикквиком (кстати, интересная тема - Пикквик, Мышкин и Дон Кихот), горьковский Данко... Ну уж знаете, сначала людей в лес завести, потом героически выводить?... Очень по-русски. Гриша Добросклонов у Некрасова?... Левин у Толстого?... Не очень. Не жызненна. У Пушкина, у Лермонтова добродетельных персонажей нет вообще... Уж не единственна ли в этом роде державинская Фелица? И Фелица здесь не столь Екатирина, сколь Образ, Идеал? И не стоит ли резолюцию Екатерины на тамбовском деле понимать как "(искренний) певец Добродетели вором быть не может". Да не "стоит", а так и есть. Твердость в Вере - вот ограда пиита от кнута и дыбы. Что и сам Державин понимал отлично.


Меня ж ничто вредить не может,
Я злобу твердостью сотру;
Врагов моих червь кости сгложет,
А я пиит — и не умру.

А что же Пушкин? Увы, век Екатерины и "век 19-й, железный" (с) суть разные эпохи. При Екатерине рядом с Троном стоял величайший поэт России, герой эпический, вельможа, судия, уверенный в своем предназначении

Век расшатался
и скверней всего, что
я рожден восстановить его!

Конечно, герою ноша сия оказалась не по силам. Но он хотя бы пытался.

А Пушкин, если верить Жуковскому, приспосабливался. В XIX державинская традиция

... В сердечной простоте беседовать о Боге
И истину царям с улыбкой говорить

добавим от себя - часто с улыбкой язвительной, эта традиция исчезла. Осталось или оголтелое тираноборчество, или приспособленчество, или явное холуйство. А что делать человеку независимому в окружении холуев? Человеку принципиальному в окружении людей беспринципных? Советовать трудно, но уж во всяком случае не стоит пытаться под них подстроиться. Холуи чужака отличают на-раз. Испиши шинельными стихами хоть 100500 томов, холуи не поверят. Вот как Бенкендорф Пушкину. Не стоило по этой дорожке Пушкину ходить. Равно как и Достоевскому. Тот всю послепетрашевскую жизнь пытался доказать, что убеждения молодости суть заблуждения, а клерикальный монархизм - самое то. Не доказал. И жизнь они прожили в скорбях, лишениях и терзаниях, совсем не так, как прожил ее

Певец Добродетели
Вельможа
Судия
Мудрец

Гавриил Романович ДЕРЖАВИН.



Послесловие.
По этой ссылке собраны все стихи Державина, из коих каждому русскому человеку прочесть надлежит

Ода на смерть князя Мещерского
Фелица
Властителям и судиям
Вельможа
Бог
Ода на взятие Измаила
Евгению. Жизнь званская
Приглашение к обеду
Памятник
Признание
Река времен