[336x401]
Церковь Введения Пресвятой Богородицы во Храм, что на Большой Лубянке, разрушенная большевиками, имела долгую и славную историю. Храм находился перед угловым с Кузнецким мостом серым домом, рядом с памятником советскому дипломату польского происхождения Вацлаву Воровскому.
Когда-то вся территория между нынешней Большой Лубянкой и Сретенкой называлась Кучковым полем. По преданию в этой местности находились владения полулегендарного боярина Степана Кучки, умерщвленного Юрием Долгоруким за плохой прием и крутой норов: богатые села Кучки он забрал себе и основал на их месте город Москву, названный по главной реке. Само название местности − «Кучково поле» сохранялось вплоть до XVI-XVII вв.
Впервые название «Лубянка» было упомянуто в 1480 году, когда великий князь Московский Иван III приказал новгородцам и псковитянам, жившим в Москве, селиться в районе нынешней Лубянской площади. Эту местность переселенцы из Великого Новгорода назвали в память об улице своего родного города – Лубяницы. Хотя до середины XIX века Большая Лубянка называлась Сретенской и была началом Сретенки от центра. По другим версиям здесь продавали столь популярные на Руси лубки - дешевые лубочные картины, или же находились лубяные лавки, в которых делали телеги и сани, покрытые лубком, и тут же их продавали.
Введенская церковь же была больше связана с Псковом. Старое ее название "в Псковичах" связано с тем, что храм, поставленный здесь переселенцами из Пскова, находился около подворья этого древнерусского города.
Построена эта церковь была в 1514-1518 гг. по личному указу московского государя Василия III, отца Ивана IV Грозного, который повелел то ли перестроить для переселенцев уже стоявшую здесь каменную (!) церковь, то ли возвести новую. Архитектором выступил Алевиз Новый, строитель Архангельского собора в Кремле, Предтеченской церкви в Замоскворечье, Владимирской церкви на Ивановской горке, собора Петра Митрополита в Высоко-Петровском монастыре на Петровке, храмов Александровской Слободы.
В 1551 году Введенская церковь стала одним из семи московских соборов, учрежденных властью для решения духовных дел каждого из семи церковных сороков, на которые Стоглавым собором была тогда поделена православная Москва - Кремлевский, Китайгородский, Замоскворецкий, Пречистенский, Сретенский, Никитский и Ивановский. Духовенство, причисленное к Сретенскому сороку, с тех пор обращалось сюда, в Введенскую церковь с различными прошениями.
Славна эта церковь еще и тем, что в первой половине XVII века была приходским храмом князя Дмитрия Пожарского, и именно в ней с 1612 года до строительства Казанского собора на Красной площади находилась чудотворная Казанская икона Божией Матери, спасшая Москву во время войны с поляками. Князь Дмитрий Пожарский жил прямо напротив церкви, в чудом сохранившихся до наших дней палатах (дом №14) по Большой Лубянке (в то время – Сретенке). Его двор был втрое больше, чем нынешняя территория дома Растопчина. Одну треть, вероятно, сам князь Пожарский отдал подворью Макарьева монастыря (№16). То, что осталось, разделили на две части наследники пресекшегося рода Пожарских (пресёкся по мужской линии в 1685 году со смертью Юрия Ивановича, внука князя Дмитрия) – Голицыны (вторая жена князя Дмитрия – княжна Феодора Голицына, дочь стольника Андрея Ивановича Голицына, пережила мужа на девять лет и умерла бездетной). Еще в XIX веке ученые-краеведы долго искали его дом, и когда обнаружили, что лубянские палаты были постоянным местом жительства князя, а не просто принадлежавшим ему московским владением, то это была целая историческая сенсация. В настоящее время дом находится в частной собственности, заброшен и разрушается.
Вскоре после смерти Лжедмитрия II −"Тушинского Вора", поляки, находившиеся в Москве, ждали час от часу народного восстания и готовились к обороне - дружины первого народного ополчения уже приближались к Москве. Первый бой ожидали на Вербное воскресенье − 17 марта 1611 года, но вспыхнул он два дня спустя и, согласно легенде, по чистой случайности. Будто бы поляки стали упрашивать московских извозчиков помочь им втащить на башни Китайгородской стены тяжелые пушки. Те отказались, и началась перебранка. Иностранцы же, не понимавшие русского языка, решили, что это началось народное восстание, и с оружием напали на русских первыми.
Тогда и завязался бой. Особенно сильным он был в Белом городе, где на поляков бросились толпы успевшего вооружиться народа. На помощь горожанам пришли ратные люди под командованием князя Пожарского: он оттеснил поляков обратно в Китай-город и у церкви Введения близ своего дома поставил укрепление - "небольшой острог", что-то вроде баррикады. Но в тот день князь был сильно изранен и увезен с поля боя для излечения в свою вотчину. Оправившись от ранений, в 1612 году он вместе с нижегородским купцом Кузьмой Миничем возглавил Второе русское ополчение.
А чудотворный Образ Богоматери из Казани прислали еще князю Дмитрию Трубецкому, руководителю первого народного ополчения. Какое-то время, продержав Казанскую икону у себя, Трубецкой отпустил ее обратно в Казань. По пути икона прибыла в Ярославль в тот день, когда туда же пришли из Нижнего Новгорода войска Второго ополчения во главе с князем Пожарским.
Во время войны Введенская церковь была сожжена и ограблена поляками. Ее восстановление молва приписывала самому Пожарскому: 26 октября 1612 года, сразу же после победы, князь поставил Казанскую икону в свой Введенский храм на Лубянке, где она пребывала до окончания строительства Казанского собора. И именно туда, на Лубянку, дважды в год - 8 июля, в праздник обретения Казанского образа, и 22 октября, в праздник победы русского воинства и чудесного спасения Москвы, - ходили из Кремля с крестным ходом.
А когда икону торжественно перенесли в новопостроенный Казанский собор - князь Пожарский нес ее на руках с Лубянки на Красную площадь, - то в память о пребывании чудотворного образа в Введенской церкви, патриарх Филарет установил к ней на Лубянку особый крестный ход, а царь Михаил Федорович накануне праздника ездил в Введенскую церковь к вечерне.
Сам князь Пожарский много старался о благолепии Введенского храма: он подарил Храму богато украшенный список Казанской иконы в золоченой ризе с жемчугами. В храме находился образ Спасителя с изображением святителей Петра и Алексея, расшитый руками одной из дочерей князя.
В этот же храм благодарный Пожарский поместил и принадлежавший ему образ Знамения, а список с него был помещен на каменном столпе около его дома. Около этого столпа с иконой (в то время часть бывшего владения князя принадлежала Голицыным) остановился великий московский пожар 1737 года, названный Троицким, потому что произошел он в Троицын день. Пожар это печально знаменит - именно в нем погиб в литейной яме кремлевский Царь-колокол.
В дальнейшем этот столп с иконой включили в усадебную ограду, а после революции икону с него сняли и передали во Введенскую церковь. Там она и хранилась до сноса храма.

И еще Пожарский устроил во Введенской церкви придел во имя св. великомученицы Параскевы Пятницы - в память своей первого супруги Прасковьи Варфоломеевны, скончавшейся в 1635 году. В этой церкви ее отпевал сам Патриарх, и дореволюционные историки предполагали, что супруга Пожарского была погребена здесь, а Пятницкий придел был основан и выстроен над ее могилой. Между соседними дворами причетников была открыта богадельня, которая называлась Пожарскою.
И до 1771 года во Введенской церкви хоронили славных и богатых прихожан. В их числе были и потомки Пожарского, и его свояк князь Хованский. Сам Пожарский умер 20 апреля 1642 года, на вторую неделю после пасхи и был похоронен в суздальском Спасо-Евфимиевом монастыре. В советский период усыпальница князя была разрушена, но совсем недавно восстановлена.
В 1722 году согласно вышедшему тогда особому петровскому указу праздник Введения включили в список церковных и государственных праздников, в дни которых высочайше запрещалось работать (в том числе и государственным учреждениям, например, присутственным местам) и торговать. В этом петровская политика развивала ранее существовавшую традицию: и при Алексее Михайловиче в воскресные и праздничные дни нельзя было работать, "судить" и торговать - разрешалась только продажа съестных припасов и конского корма.
В середине XVIII века Введенская церковь на Лубянке была заново перестроена архитектором Постниковым. Освящал ее сам московский архиепископ Платон (Левшин), будущий знаменитый митрополит.
А во время нашествия Наполеона в бывшем доме Пожарского находилась усадьба главнокомандующего московским ополчением, знаменитого градоначальника Москвы графа Ф.Ф. Растопчина, автора популярных антинаполеоновских "афишек". Их вывешивали у Казанского собора на Красной площади вместе с карикатурами на французов для поддержания духа москвичей. Именно в этом доме Растопчин отдал приказ о поджоге Москвы.
Сюда, на Лубянку, привезли генерала Багратиона, смертельно раненного на Бородинском поле. Этот дом попал на страницы романа Льва Толстого "Война и мир": во дворе усадьбы действительно произошла казнь молодого человека по фамилии Верещагин, купеческого сына, обвиненного в пособничестве врагу за распространение наполеоновских прокламаций.
Это была запутанная история. Семья Верещагиных имела в Москве собственный пивоваренный завод. Молодой Верещагин был непомерно образован для того времени, знал французский и немецкий языки, читал в московских кофейнях иностранные газеты. Видимо, иногда вслух.
В то время в Москве очень боялись французских шпионов, и быстро понеслось, что он распространяет из "Гамбургских ведомостей" перевод прокламации Наполеона, объявленной императором в Дрездене перед походом в Россию.
По этому обвинению 26 июня 1812 года Верещагина арестовали и приговорили к ссылке на каторгу в Нерчинск. До отправки он содержался в "яме" - городской тюрьме.
Однако ранним утром 2 сентября, перед самым заходом Наполеона в Москву Растопчин вытребовал арестанта в свой дом на Лубянку и прокричал толпившемуся во дворе народу, что Верещагин - "изменник, злодей, губитель Москвы" и подлежит только смертной казни. Квартальные надзиратели, охранявшие дом, ударили его саблями, и толпа привязала к хвосту лошади тело Верещагина, "видя в нем глас Наполеона", как писал позднее Растопчин в своем докладе министру юстиции.
При пожаре 1812 года сама усадьба и местность вокруг не пострадала. Существует мнение, что Растопчин втайне надеялся, что император французов Наполеон остановится в его доме.
В 1826 году графа Растопчина отпевали во Введенской церкви, а позднее в знаменитом доме на Лубянке находилась обыкновенная московская гимназия.
В 1817 году Д. А. Лухманов, владелец антикварного магазина и знаток искусства Возрождения, на свои средства обновил живопись в храме, выполнив ее в стиле Рафаэля и Рубенса, В церкви сохранялись и древние иконы. В 1870-х гг. приделы церкви были расширены. Дома причта часто сдавались под торговлю. Так, в 1820-х гг. при доме дьячка находилась семенная лавка огородника и садовода Василия Калинина, торговавшего семенами цветочных и огородных растений и улучшенных сортов ржи, овса, гречихи, ячменя, конопли, гороха. Тут же можно было нанять опытного огородника и садовода.
В конце XIX века дом Растопчина принадлежал Правлению Московского Общества страхования от огня. Таким мистическим образом это место привлекало к себе все, что связано с огнем (наблюдение Р. Рахматуллина).
В 1920 году в трапезной Введенской церкви обрушился потолок, но все было восстановлено. А уже в 1924 году церковь снесли как "помеху" автомобильному движению. Ее убранство передали в близлежащую церковь Вознесения бывшего Варсонофьевского монастыря в одноименном переулке, но потом и та была снесена.
На Лубянке же, на месте, где стоял Введенский храм, образовалась площадь Воровского, и во дворе дома, где тогда работал Наркомат Иностранных дел, 2 февраля 1924 года революционеру был поставлен уродливый памятник работы скульптора Каца - один из редчайших в Москве памятников ранней советской эпохи, дошедший до нашего времени.

[699x306]