Теперь давайте поглядим, как развивалась психиатрия в России и в СССР в первой половине ХХ века. Если позволительно будет сравнить психиатрию российскую с школами других стран, где эта дисциплина к началу ХХ века успела в той или иной мере обрасти собственными традициями и именами своих мэтров, то я бы отметил, что ближе всего нашим коллегам оказалась немецкая школа. Не в последнюю очередь из-за того, что именно туда многие из отечественных докторов ездили на учёбу и стажировку, а многие из германских коллег издавна работали и преподавали в России. И обе школы, российская и немецкая, отличались среди прочих основательностью, въедливостью и фундаментальностью подхода к поискам причин сумасшествия и описанию клиники различных его видов.
Отличие, пожалуй, в том, что российские коллеги как-то легко проскочили тот метафизический (с налётом мистицизма даже, я бы сказал) период, на котором в своё время успели потоптаться немцы. А потом стало уже и неудобно как-то: марксизм-ленинизм не допускал трактовок, выходящих за рамки диалектического материализма. Правда, нельзя сказать, чтобы наша психиатрия от этого сильно проиграла. В прочем же она, эта самая отечественная психиатрия тех лет, в чём-то напоминает мне классику российской литературы: столь же многогранная и философичная, по-толстовски многословная, по-достоевски въедливо-эпилептоидная и в то же время по-пушкински прекрасная в изложении.
Если говорить о теоретической базе, то можно смело упомянуть две ключевые фигуры, которые в конце XIX - начале XX века дали российской психиатрии прочный научный фундамент. Это Иван Михайлович Сеченов и Иван Петрович Павлов. Оба успели сделать столь многое и сами по себе были настолько интересными людьми, что описание жизни и работы каждого из них заняло бы по отдельной книге. Я же лишь вкратце перечислю открытия и ряд трудов, которые будут в дальнейшем востребованы отечественной и мировой психиатрией.
Итак, Иван Михайлович Сеченов, помимо того, что по сути создал российскую школу физиологии (а начиналось всё невинно, с пропускания тока через лягушачьи реолапки да со спаивания лабораторных животных), в этой самой физиологии много времени и внимания посвятил нервной системе. Да, с учением о рефлексах он был знаком, вот только показалось оно ему куцым и в большей степени умозрительным. И занялся этим направлением всерьёз. В итоге им описаны в подробностях (насколько эти подробности вообще были возможны при имеющемся уровне развития науки и имевшемся оборудовании) процессы возбуждения и торможения в нервной системе, описав их в работе «Физиология нервных центров», изданной в 1891 году, а ещё подсказал нужный вектор для исследований в области психологии: мол, нечего увлекаться интроспекциями и зарываться в метафизику, психология вполне себе подчиняется основным принципам научного познания — то есть детерминизму и экспериментальным методам. Естественно, с поправкой на то, что тут всё заметно сложнее, нежели в случае с обычными рефлексами.
Кстати, о тех самых рефлексах. Результаты собственных наблюдений, экспериментов и последовавших оргвыводов Иван Михайлович объединил в одну книгу, которую изначально назвал «Попытки свести способ происхождения психических явлений на физиологическую основу» - и планировал издать в «Современнике». Цензоры схватились за голову: низзя! Этак вы, дорогой Иван Михайлович, всё божье слово на... хм... рефлексы сведёте! А у нас тут как раз Синод лютует, атеистов с материалистами шибко ругает и грозит анафеме предать. Вы бы того. Поберегли их нежные религиозные чувства. Сеченов подумал, да и поменял название книги на «Рефлексы головного мозга», которую издал в гораздо менее известном малотиражном «Медицинском вестнике» в 1864 году в виде ряда статей. Кому надо — нашли, прочли и возбудились: написанное действительно многое преподносило в новом свете. И многое из психической деятельности объясняло иначе, нежели промысел божий или происки его извечного врага. И когда двумя годами позже книгу удалось издать отдельно, тиражом в 3000 экземпляров, весь первый тираж попал к цензорам и был арестован. А самого Ивана Михайловича чуть было не привлекли по статье 1001 Уложения о наказаниях, как автора одного из сочинений, «которые имеют целью развращение нравов и явно противны нравственности и благопристойности». Правда, князь Сергей Николаевич Урусов, тогдашний министр юстиции, сумел поступить мудро, убедив графа Петра Александровича Валуева, тогдашнего же министра внутренних дел, не затевать громкого уголовного процесса. Поскольку пришлось бы пояснить общественности, за что привлекают известного учёного. И тем самым сделать его книге рекламу. Сравните с тем, как веком позже вышло с Солженицыным и почувствуйте разницу. В итоге второе издание книги Сеченова вышло в Санкт-Петербурге в 1871 году уже без ареста, хотя и с запретом хранить оную в библиотеках.
И так получилось, что эту самую книгу прочёл на последнем курсе Рязанской духовной семинарии один из её учеников. А звали его Иван Петрович Павлов. Было бы слишком смелым утверждать, будто «Рефлексы головного мозга» взяли да на раз вытеснили всё его православие, но начало было положено: юноша заинтересовался и стал искать. И, поступив в 1870 году на юрфак Санкт-Петербургского университета (а выбор после семинарии был невелик), уже спустя 17 дней перевелся на его же физмат, на отделение естественных наук.
Спроси кого из наших с вами современников про Павлова — всяк вспомнит, что у него была собака. Или несколько. И что обращался он с ними возмутительным с точки зрения общества защиты животных образом. Да, строчку из песни Высоцкого припомнят те, кто постарше: «Собак ножами режете, а это бандитизм!». Но если перечислить все его открытия и разработки, сделанные академиком за 86 лет жизни, то не поверится, что даже за такой не самый короткий век можно было столько успеть.
То самое пристальное и, что важно, экспериментально подтвержденное (причем такое, что можно повторить, буде на то желание) изучение рефлексов пошло на пользу не только физиологии — эта дисциплина, к слову, в итоге получила классику в виде подробного описания процессов пищеварения и кровообращения. Иван Петрович развил мысль, зароненную Сеченовым: никакой метафизики, кроме той, что вам чудится, в работе психики нет. Чистая физиология. Не столь упрощённая и схематичная, каковой её мнили те, кто первыми заговорили о рефлексах. Нет, тут можно говорить о системе — даже двух:
«Всю совокупность высшей нервной деятельности я представляю себе так. У высших животных, до человека включительно, первая инстанция для сложных соотношений организма с окружающей средой есть ближайшая к полушариям подкорка с её сложнейшими безусловными рефлексами (наша терминология), инстинктами, влечениями, аффектами, эмоциями (разнообразная, обычная терминология). Вызываются эти рефлексы относительно немногими безусловными внешними агентами. Отсюда — ограниченная ориентировка в окружающей среде и вместе с тем слабое приспособление.
Вторая инстанция — большие полушария… Тут возникает при помощи условной связи (ассоциации) новый принцип деятельности: сигнализация немногих, безусловных внешних агентов бесчисленной массой других агентов, постоянно вместе с тем анализируемых и синтезируемых, дающих возможность очень большой ориентировки в той же среде и тем же гораздо большего приспособления. Это составляет единственную сигнализационную систему в животном организме и первую в человеке.
В человеке прибавляется… другая система сигнализации, сигнализация первой системы — речью, её базисом или базальным компонентом — кинестетическими раздражениями речевых органов. Этим вводится новый принцип нервной деятельности — отвлечение и вместе обобщение бесчисленных сигналов предшествующей системы, в свою очередь опять же с анализированием и синтезированием этих первых обобщенных сигналов — принцип, обусловливающий безграничную ориентировку в окружающем мире и создающий высшее приспособление человека — науку, как в виде общечеловеческого эмпиризма, так и в её специализированной форме.»
Вот так видел Павлов работу первой и второй сигнальных систем.
Он же подводит к пониманию механизма психосоматики и принципам работы условно-рефлекторной терапии; довольно непротиворечиво описывает, как именно с точки зрения физиологии работают внушение и гипноз. Ему же принадлежит и концепция возникновения неврозов — между прочим, не умозрительная, а экспериментально доказанная. Не останавливаясь на неврозах, Иван Петрович описывает, как при ряде психических заболеваний проявляют себя такие процессы, как охранительное торможение и патологическое растормаживание. Это он вводит и доказывает право на существование таких терминов, как «рефлекс цели», «рефлекс свободы» и «рефлекс дисциплины».
Бессеребренник и идеалист в том, что касалось повседневной жизни, коллекционер марок и бабочек, заядлый дачник и человек, не боящийся отругать новые власти за то, какие игры в своей песочнице они затеяли — таков был Иван Петрович.
***
P.S. Мой проект «Найди своего психиатра» работает в штатном режиме.
P.P.S. На площадке Sponsr (Тыц) — мною пишется книга о неврозах. И здесь же есть возможность получить автограф на мои книги.